Дениза Алистер - Дневник памяти

Я расстроилась. Оказывается, похищать собирались не нас, а помидоры. Счастливые помидоры! По крайней мере, им суждено попасть в дом к Сету и вскоре быть съеденными его чувственным ртом.

Сет снова поймал мой взгляд, который на этот раз был прикован к помидорам. Он быстро вытащил один и предложил:

— Хочешь пополам?

Ну и тип! У него еще хватило наглости предложить мне то, что он стащил у меня же! Как он мог сделать такое? Я бросила взгляд на Ази, которая уже с аппетитом жевала помидор вместе с Раджем, братом Сета, и кое-как выдавила из себя:

— Конечно, хочу.

Мы смотрели друг на друга, за обе щеки уплетая вкусную мякоть с семенами, а по нашим губам и подбородкам тек красный сок. Я испытывала ощущение, будто ела запретный плод в раю.

Пиршество закончилось, когда Сет поднял руку и вытер мне подбородок. Мне захотелось облизнуть ему пальцы, но дрожь заставила остановиться, и я вновь уставилась на него. На этот раз мой взгляд не оказал на Сета устрашающего воздействия, и он продолжил делать то, что делал. Я не знала, поведали ли мои глаза ему какую-то тайну, но его пальцы пробежали от моей шеи вниз и приблизились к груди. Внутри меня все сжалось, а соски затвердели и натянули тонкую ткань. В полном смущении я обратилась в бегство, оставив Сета рядом со знающей, что делать в таких случаях, Ази. Куда исчез Радж, я не заметила.

К счастью для меня, почти сразу же начался ливень, и Ази тоже пришлось вернуться домой.

Я смотрела в окно и видела, как капли падают на пышущий жаром двор, танцуют, словно пузырьки на раскаленной докрасна сковороде, и превращаются в пар, будто души, начинающие новый жизненный цикл. Моя собственная душа тоже хотела улететь прочь, куда-нибудь подальше от того, чему я чуть не позволила произойти между моим Сетом и Ази.

Но сестра успокоила меня, провозгласив с девичьей самоуверенностью:

— Терпеть не могу этого Сета!

Ее слова оказались бальзамом для моей страдающей от любви души. Мой Сет останется моим.

Стемнело. Мы с Ази сидели в нашем укрытии на дереве и смотрели на извивавшуюся среди полей и ферм единственную в наших краях большую дорогу. Яркие звезды на небе побледнели в сравнении с тысячами ослепительных огней, которые проносились мимо нашего имения. Я знала, куда они направляются, и знала, что не к нашим соседям, которых у нас было не так уж и много. К тому же я знала, что эти близко посаженные огни принадлежат военным грузовикам. Когда-то давно я уже видела такие колонны, и чутье подсказывало, что скоро начнется война. Все знали про войну, но никто не осмеливался говорить о ней вслух. Это была запретная тема, такая же, как упоминание о смерти у постели умирающего в надежде изменить неизбежное.

Вернувшись в дом, я поняла, что, хотя родители и не говорили о войне вслух, их поступки свидетельствовали о том, что они готовятся к ней. С помощью домашнего клея — одна часть муки на четыре части воды — тройными слоями газет заклеили все наружные стеклянные поверхности, чтобы затемнение дома было абсолютным. Внутренние стеклянные поверхности, хотя и не требовали затемнения, все же были заклеены крест-накрест липкой лентой, чтобы, не дай Бог, не разлететься на множество осколков от яростных толчков земли, вызванных разрывами бомб. Папа на всякий случай вычистил и зарядил свои ружья.

Фонари около волейбольной площадки освещали маленькие холмики земли по обеим сторонам траншей, которые ждали неминуемого часа, когда превратятся в могилы. Рытье траншей, несомненно, встревожило немало змей и заставило их покинуть свои норы. Но вместе с собой они обязательно возьмут жизни нескольких людей.

На следующее утро газеты подтвердили наши догадки. Началась война. Я тайком отправилась к Сету. У меня было такое предчувствие, что он сможет вселить в меня надежду. В конце концов, мы были помолвлены еще до того, как родились, и он должен заботиться обо мне. Наши матери были очень близкими подругами. Они договорились, что старший сын одной женится на старшей дочери другой. Такое почти официальное соглашение должно было укрепить дружбу между семьями гораздо сильнее, чем клятвы на крови, к которым они прибегали в детстве.

В животе у меня сделалось пусто, а грудь пронзило резкой болью: Сет исчез вместе с остальными родственниками, слугами и домашними животными. Об этом красноречиво свидетельствовали заколоченные досками окна дома и массивный замок на воротах. Мама должна знать, что происходит, подумала я, но спрашивать ее об этом будет в высшей степени неприлично и абсолютно бессмысленно. Поэтому я утешила себя мыслью, что моего любимого просто увезли в более безопасное место, чем наше. Ведь мы жили слишком близко от границы — всего в трех минутах полета вражеских самолетов.

— Господи, пожалуйста, верни мне его целым и невредимым! — воскликнула я, опускаясь на колени. Я так крепко сжала чугунные прутья массивных ворот, что побелели пальцы.

Прошло шесть недель. По ночам было светло как днем, на горизонте постоянно вырастали огненные столбы, мимо имения мчались грузовики с ранеными. Грохот от разрывов снарядов и бомб сливался с человеческими криками и внезапными сиренами. У нас было единственное занятие — смотреть на самолеты, пролетавшие над нашими головами, и надеяться, что сброшенные ими бомбы упадут впереди или позади дома, который пока оставался невредим. Но несмотря на постоянный страх, отчаяние и лишения, которые нам пришлось пережить, Ази обучила меня искусству не говорить об этом. Точно так же люди часто не говорят об очевидном и пытаются с помощью молчания игнорировать его. Она не научила меня только одному — как не пугаться всю оставшуюся жизнь раскатов грома и вспышек молнии.

Вслед за объявлением о прекращении огня со скрипом отворились успевшие зарасти высокой травой ворота соседнего имения. К дому подкатили два сверкающих «роллс-ройса». Мое сердце, переполненное страстной любовью к Сету, подтолкнуло меня к стене, и я стала подглядывать. На моих глазах из машин вышли многочисленные родственники Сета, но самого Сета среди них я не увидела.

Бурлящий от волнения желудок выплеснул мне в рот большую порцию горькой кислятины. Мне не хотелось больше жить. Что-то случилось с моим возлюбленным! Я задрожала от одной мысли об этом, вспомнив войну и творящиеся вокруг зверства. Что мне теперь делать? Единственным, что дало мне силы пережить эти шесть страшных недель, были воспоминания о той встрече с Сетом в саду, когда мы ели помидоры. Мое воображение придумывало самые разные окончания того жаркого дня, неизменно счастливые. В некоторых случаях моя фантазия простиралась даже до пышной свадьбы и кругосветного путешествия. Но в ту минуту, когда я видела возвращение семьи Сета, я была готова удовольствоваться просто одним большим сочным красным помидором, лишь бы он был съеден вместе с моим Сетом, целым и невредимым.