Падая за тобой. Бонус - Иман Кальби

— Выражения выбирай, когда с матерью говоришь, слышь? — вмешался я. В таких вопросах я всегда на стороне Камилы. Какими бы ни были наши с Лалой противоречия, неуважения со стороны детей в адрес нее я не допушу…

— Мам, я обидеть не хочу тебя, — подошел вплотную, положил руки на ее вздрагивающие плечи, — просто… ну отпусти эту ситуацию… Хватит уже отца чихвостить… Не виноват он… Я сам захотел пойти туда… Дайте мне шанс… Пожалуйста…

Ничего не сказала в ответ. Быстро протерла руки полотенцем, небрежно кинув его на столешницу, вышла из комнаты.

Не получилось разговора, как и предполагалось… Алан тяжело выдохнул. Я похлопал его по плечу.

— Ничего, остынет… Всегда остывает…

Парень молча кивнул головой, выдохнул.

Камила

Я слышала, как он вошел в спальню. Как с минуту сканировал мой свернувшийся калачиком силуэт, а потом начал раздеваться. Не стала поворачиваться к нему… Почему-то было как-то неудобно… Стоило нам немного пожить отдельно по той или иной причине, я сразу начинала чувствовать свою неловкость перед ним… Неуверенность что ли… Он был красивым мужчиной, видным, породистым, успешным… А я… Век женщины короток… «За сорок» для мужчины и «за сорок» для женщины- две большие разницы…

Ложится рядом, опаляет жаром своего тела. Нежно, но решительно подсовывает свою большую руку под рубашку пижамы, нежно гладит талию.

— В пижаме… — выдыхает в макушку недовольно, — непослушная…

Я знаю… Нарочно легла одетой… Знаю, что его это дико бесит… Знаю, что все время заставляет спать меня голой, с самого первого дня, как нам было суждено заснуть в постели вместе… Пару раз даже перед детьми неудобно было, пришлось в буквальном смысле под одеялом одеваться… Чего он сегодня ждал? Что разденусь и буду голенькая ждать его прихода? Типа я сдалась? Прогнулась? Очередную его выходку спустила с рук? Вот только это уже не выходка и не блажь… Это будущее нашего сына…

— Соскучился.. — хрипло дышит в шею мне. Упирается в бедро своей эрекцией.

— Алмаз… — пытаюсь возразить, но он не дает. Резко разворачивает меня к себе лицом, нависает сверху.

Рвет рубашку пижамы, отчего ее пуговицы с глухим треском об пол разлетаются по комнате. Так же молниеносно освобождает от штанов. Я пытаюсь вывернуться, призываю его к разуму.

— Алмаз, послушай…

Цокает языком. Накрывает губы своим большим пальцем, водя по ним многозначительно.

— Тссс, Лала… Прибереги мое имя для другого… — Жадно ощупывает мою грудь своим тяжелым взглядом… Не дает ни секунды продохнуть. Быстро разводит мои ноги и резко входит.

— Даа, Лала, вот так… А вот теперь говори…

Я невольно вздыхаю от ощущения сладкой наполненности… Ждала я его… Так ждала, так скучала… Навру, если скажу, что не скучала…

— Что… говорить? — тихо шепчу, теряясь в ощущениях…

— Мое имя говори! Быстро! — резко отвечает, делая свои движения более порывистыми, жесткими.

С ним всегда так, когда он долго без меня… Потом очень голодный. Жадный. Злой. Наказывает за эту разлуку… А я с ума схожу от кайфа… Сумасшедшая… Как и он… Вроде уже взрослая тетя, а как девочка до крови кусаю свои руки, когда он во мне, чтобы не орать во все горло от этого фантастического ощущения единения… Понимания, что мы вместе, вопреки всему вместе…

— Какая ты все-таки дрянь… Свалила от меня… — шепчет порывисто и закидывает голову, рыча, — а я, как лошара, три месяца со стояком… Никогда такого ужаса не было, даже в тюряге…

— Ну и трахался бы, как в тюряге… С медсестрой или с кем там… Я ж помню, рассказывал мне, когда мы ругались как-то… Кто тебе мешал? Вон, сколько девок молодых вокруг тебя вьется… Ты ж у нас звезда, — выплевываю обиженно, потому что непроизвольно дико ревную его к каждой… К каждому взгляду, каждой улыбке… К тому ревную, что на такого, как он, потеряв голову, любая восемнадцатилетка запрыгнет… А тут я… С тремя детьми… За сорокет…

— Дура, дура… — хрипит, изливаясь в меня, — моя дуууурааа…

Меня сразу накрывает вслед за ним. У нас всегда так. Падает один- сразу следом летит второй… Иногда мне кажется, что он одним своим экстатическим видом меня за собой утаскивает в эту воронку кайфа… Или я его… Не знаю…

— Я тебя люблю, знаешь? — говорит сиплым шепотом. Через десять минут мы уже просто лежим в кровати. Тихо разговариваем. Вернее, он опять рассказывает о том, что будет. Как всегда не спрашивая… Вот странная я, конечно… Меня это и бесит всегда, и возбуждает одновременно… Вечно во мне эти два противоборствующих начала… Одна Камила- успешный архитектор международного уровня… Вторая- его безропотная рабыня, кайфующая от этого состояния всецелого подчинения…

— Поскольку школа уже началась, переезжать не будем в этом году… Останетесь в Дубае… И нам с Аланом будет удобнее в Чехию на бои мотаться отсюда, чем из Штатов. Ближе в два раза, нет этой дикой смены часовых поясов…

Я опять закатываю глаза. Как только он начинает говорить про эти проклятые бои, внутри все переворачивается.

— Зачем ты вовлек в это сына, Алмаз? — устало спрашиваю, откидываясь на подушки… Не могу ему это простить… Вот не могу и все… Ненавижу бои… Сколько боли они мне принесли… Сколько страданий.

— Камила, — выдыхает он то ли устало, то ли раздраженно, — ты сейчас мне мою мать чем-то напоминаешь… Ты с чего взяла вообще, что можешь за пацана решать, что ему нравится, а что нет? Ну вот скажи мне…

Я молчу. Может на один процент он и прав… Вот только…

— Он талантлив. Я тебе говорю как тренер, не как отец… Я бы даже сказал, у него исходные данные лучше моих… Будущее большое…

— Или никакого… Алмаз… ну очнись же ты! Алан- не ты! Я понимаю, что ты до сих пор не можешь привыкнуть к своему протезу, что бои на ринге для тебя табу и хочешь через сына продолжать реализовываться, но это не путь!

— Даже если ты меня хотела так зацепить, не получилось, Лала! Я горжусь своим протезом. Ты знаешь… Он для меня- символ того, что я тебя спас… То, что ты теплая и родная лежишь рядом, стоило того, чтобы пожертвовать рукой, — он кладет свою железную руку на меня и я невольно чувствую боль и сожаление, что вот такую чушь сказала. Инстинктивно обхватываю его протез, подношу к губам и целую. И он ведь чувствует… Его дыхание снова