Джули Беннет - Соблазнение Саманты

– Брейди.

Выходя из лифта на третьем этаже, Брейди оглянулся на звук собственного имени. И чуть не зарыдал от облегчения, увидев семенящего к нему Стэнли Донована.

– Где она? – с ходу спросил Брейди.

Стэнли быстро закивал седой головой:

– Иди за мной, я покажу.

Пропустив отца Саманты вперед, Брейди снова вознес молитву небесам, чтобы беда обошла их стороной и не коснулась своим черным крылом.

– Как она? – выдохнул он, догнав старика и вышагивая рядом с ним по стерильному больничному коридору.

– Уверяет, что ей стало получше, – отозвался Стэнли.

– А что говорят врачи?

Донован остановился у стеклянной двери и повернулся к Брейди.

– Когда ее осматривали, меня, естественно, выставили вон. Сэм так и не сообщила мне, что они сказали и что, собственно, с ней произошло, но заверила меня, что теперь с ней все в полном порядке. А когда я сказал о своем звонке тебе, она... почему-то немного погрустнела.

Брейди ничего толком не понял из невнятных слов старика. Только одно ему стало ясно: Донован, судя по всему, понятия не имеет о беременности дочери. Однако белые больничные стены, специфические запахи дезинфекции и деловито снующие вокруг доктора и медсестры давят на него и заставляют нервничать.

Брейди и сам чувствовал себя не в своей тарелке. Ему вдруг захотелось повернуться и самым предательским образом улизнуть отсюда, только бы не видеть, как страдает и корчится от боли дорогой ему человек, которого он любит больше всего на свете. К тому же именно в этом госпитале он впервые испытал ощущение глухой безысходности, потому что здесь боролся со смертью и умирал его отец.

Невероятным усилием воли Брейди прогнал желание удрать и совершенно неуместное сравнение болезни отца с нынешней ситуацией. Собрав волю в кулак, он распахнул дверь, вошел в комнату и отодвинул в сторону бледно-голубую занавеску.

Саманта оглянулась на звук. Сердце Брейди едва не остановилось, когда она посмотрела на него. Глаза у нее покраснели и опухли, лицо было белее мела. Очертания тела еле-еле угадывались под слишком широкой и бесформенной больничной сорочкой.

И все же это была самая прекрасная женщина, которую он когда-либо видел.

Брейди пошатнулся от переполнявших его чувств, но дышавший ему в затылок Стэнли вовремя подставил ладонь и не дал упасть. Что за ирония судьбы! Единственный человек, которого Брейди мечтал растоптать, смешать с грязью и уничтожить, оказался столь нужной ему в этот момент опорой.

Подойдя сбоку к кровати, Брейди взял Саманту за руку и взволнованно произнес:

– Как ты, Сзм? С тобой все в порядке?

Затуманенным взором она посмотрела ему через плечо и тихо попросила:

– Пап, ты не мог бы оставить нас на минутку вдвоем?

– Мог бы, я оставлю вас даже на пять минут, – отозвался Стэнли, – но после этого вернусь и потребую объяснений, что же все-таки происходит. Идет?

Слабая улыбка тронула ее губы.

– Идет, папа. Обещаю все доходчиво объяснить и ничего не утаивать.

Стоя спиной к Стэнли и неотрывно глядя на Саманту, Брейди услышал, как позади открылась и тут же закрылась дверь. В палате повисла тишина.

Брейди наклонился и поцеловал Сэм в голову, едва не задохнувшись от сладкого и такого знакомого запаха ее белокурых волос.

– Господи, Сэм, ну пожалуйста, скажи же мне...

– Тише, тише, не волнуйся ты так, все хорошо, – успокоила его она. – Мне очень жаль, что отец напугал тебя. С ребенком ничего страшного не произошло, и со мной тоже.

Брейди почувствовал, как страшное, нечеловеческое напряжение отпустило его и ноги подкосились.

– Можно я присяду? – спросил он и, не дожидаясь разрешения, опустился на краешек кровати.

– Садись, конечно, – запоздало произнесла Саманта.

В полной тишине Брейди ждал, что Сэм скажет что-нибудь еще, но она молчала. Брейди не мог понять, зачем она уверила отца, что чувствует себя хорошо, когда на лице было написано, что ей плохо. Слишком бледная, слишком темные круги под опухшими глазами. И нос – почему кончик носа красный? Что заставило ее так сильно плакать, что покраснел кончик носа и опухли глаза?

Тишина становилась невыносимой, она давила на виски и теснила сердце. Когда стало почти невозможно дышать, Брейди с трудом выдавил:

– Твой отец сказал, что ты... стала грустной, когда он сообщил о моем скором появлении здесь, в этом госпитале. Это так?

Саманта перевела взгляд с его напряженного лица на свои тонкие пальцы, которые как будто жили своей жизнью, сжимая и разглаживая края белоснежной простыни.

– Да, это так.

– Ты хочешь, чтобы я ушел?

– Нет, – еле слышно ответила она, не отводя глаз от собственных рук. Пальцы продолжали бессмысленное движение по простыне. – Я просто... ну, совсем не знала, как сказать тебе о самом... главном, после того... нет, после тех слов... нет, после того, что случилось, и поэтому, наверное, со мной что-то такое произошло где-то там внутри... А теперь я и вовсе не понимаю, как,сообщить тебе... ну, в общем... – И она окончательно замолкла.

Брейди прерывисто вздохнул, и в груди у него как будто что-то хрустнуло. Он подвел указательный палец под ее подбородок и повернул очаровательное бледное лицо так, чтобы видеть голубые глаза.

– Я сейчас попрошу тебя кое о чем, а ты меня послушайся, ладно? Ну, вот и умница. Так вот, забудь сейчас обо всем плохом. Я тут, рядом с тобой, и, если ты сейчас не объяснишь мне, в чем дело, я просто-напросто сойду с ума. Так скажи же, наконец, что происходит?

Саманта оторвала руки от простыни и, взметнув вверх, закрыла ладонями лицо.

– Двойня, – раздался глухой стон, вслед за которым последовали рыдания.

Что она сказала? Двойня? Брейди беспомощно захлопал глазами, впитывая в себя значение этого слова. То есть это что? Двое детишек? Не один, а целых два?!

Его лицо медленно начало расползаться в широкой улыбке. Он наклонился к Саманте и отвел ладони с любимого заплаканного лица.

– Сэм, милая, успокойся, ну пожалуйста. Не надо плакать, ладно? Что тебя так расстроило, я не понял?

Шмыгнув носом, она несмело посмотрела на него:

– Ты что, смеешься надо мной?

Сжав ее маленькие, мокрые от слез ладошки в своих руках, Брейди начал осыпать лицо Саманты поцелуями и закончил это действо смачным поцелуем в опухшие губы.

– Господи, да ты же представить себе не можешь, что со мной творилось все последнее время! Я – отец! У меня будет дитя от любимой женщины! А сейчас такая поразительная новость – у меня будет не один, а целых два ребенка! Боже, какая же ты глупая. И ты боялась сообщить мне эту чудесную новость? Дурочка! Да я самый счастливый человек на свете! Счастливее меня нет никого в этом мире, слышишь, никого!