Трэйси Петерсон - Судьба-гадалка

Он слушал разговор родителей о том, какой милый ребенок Эрик и как много сил отдали Родерик и Глория, чтобы правильно воспитать его, и старался ни о чем не думать. Только когда мать положила ему на плечо свою теплую руку и сказала, что очень сожалеет обо всем произошедшем, Кларк вернулся к действительности. Впервые он не знал, каким будет его следующий шаг.

— Оливия очень сильно любит Эрика, если отказалась от него ради того, чтобы у него была жизнь, о которой она сама мечтала, — сказала Нора.

— Зачем она вообще от него отказывалась?! — в сердцах вскричал Кларк. — Я бы вернулся и женился на ней! — Закусив нижнюю губу, он опустил глаза и посмотрел на стоящий перед ним бокал пива.

— Да, ты бы вернулся, — вступил в разговор Аластер, — потому что я воспитал своих сыновей порядочными людьми. Но тебе бы пришлось отказаться от всего того, ради чего ты усердно трудился, и у вас с Оливией были бы постоянные размолвки по поводу принесенной тобой в жертву работы, которую ты любишь, и еще, возможно, по поводу денег. Вы оба были бы несчастливы так же, как были мы с твоей матерью, пока наконец не научились решать финансовые проблемы. Неужели ты хотел бы такого детства для Эрика?

Кларк пристально посмотрел на отца. В его словах была логика. И не только в том, как несчастливы были бы они с Оливией, если бы он остался здесь, но и в том, что они испытывали бы финансовые проблемы, ибо, кроме профессии журналиста, другими профессиями он не владел.

Кларк залпом допил остатки пива.

— Пожалуй, теперь я понимаю, почему она поступила именно так. Но у меня по-прежнему нет ответа на вопрос, что мне делать с Эриком.

— О, думаю, в глубине сердца ты уже знаешь, что делать с Эриком, — сказала Нора. — Перед тобой стоит, вероятно, более серьезный вопрос: что делать с Оливией?

Кларк подумал, что вопрос этот чертовски верный.

Когда Кларк на следующее утро припарковался у дома своего брата, Оливия, подъехавшая буквально на несколько минут раньше, выходила из машины. Увидев ее, Кларк ощутил глубокое сожаление, что все вышло именно так. Но сожаление было единственным чувством, которое он сейчас испытывал. Позволь он себе какие-либо иные эмоции, он был бы не в состоянии осуществить задуманное.

Оливия, заметив Кларка, остановилась, глаза у нее округлились. Она подняла руки и переплела пальцы, словно возносила молитву. Кларк не мог понять, что это должно означать.

— Родерик знает, что ты должен приехать? — спросила она.

Ее бархатистый тихий голос и полные раскаяния глаза тронули Кларка до глубины души. Он взял себя в руки, чтобы не дрогнуть в последний момент. Но, Боже правый, он любит ее, и будет любить всегда!

— Нет, не знает. Но я не пробуду здесь долго, поэтому, думаю, Родерик не будет против моего приезда.

Оливия нерешительно топталась на месте, переводя взгляд с Кларка на дом и обратно.

— Ты можешь безбоязненно идти в дом, Оливия, — мягко сказал Кларк. — Я не стану кричать и скандалить здесь. Я не сделаю этого ради Эрика. — И ради тебя, добавил он про себя.

Она отрицательно покачала головой.

— Я и не думала, что ты можешь опуститься до такого. Здесь другое.

Что бы ни произошло с нашим сыном, подумал Кларк, она по-прежнему слишком не безразлична мне, вот в чем заключается главная моя проблема. Мне надо собрать волю в кулак, встретиться с братом и с Эриком, все обсудить и уезжать.

Но, когда рядом Оливия, он не в силах это сделать.

— Почему ты не входишь в дом? — спросил он.

Она болезненно сглотнула и тяжело вздохнула.

— Понимаешь, когда родился Эрик, я держала его на руках и говорила ему, почему отдаю его Родерику и Глории. Что так для всех нас будет лучше. А сейчас я должна встретиться с ним лицом к лицу и сказать, что совершила непростительную ошибку, что виновата во всем выпавшем на его долю и что я сожалею… — Оливия всхлипнула.

— Не делай этого, — услышал Кларк свой хриплый голос. — Не говори Эрику, что совершила непростительную ошибку. Ты ее не совершала.

Подойдя к Оливии, он обнял ее и прижал к себе. Ему стало так хорошо, что не хотелось отпускать ее, но он понимал, что должен. Сейчас сын для меня важнее, напомнил себе Кларк.

Разжав объятия, он отошел на шаг от Оливии и кивком головы указал на входную дверь.

— Пойдем. Я хочу, чтобы ты услышала, что я собираюсь сказать Эрику.

Дверь им открыл Родерик. Кларку показалось, что брат совсем не рад его приходу, но сейчас это не имело значения. В жилах Эрика течет кровь Кларка, и Родерик, похоже, понимал это, ибо впустил его без всяких помех.

— Держись от него на расстоянии, если только он сам не подойдет к тебе, — только и сказал Родерик.

Это было вполне справедливым требованием. Родерик проводил Кларка в гостиную, где Эрик смотрел по телевизору мультфильмы. Кларк чувствовал, что Оливия не отстает от него ни на шаг, но не оборачивался, поскольку не знал, подбодрит его ее присутствие или лишит мужества — последнее было бы весьма некстати.

— Привет, Эрик! — поздоровался Кларк.

Мальчик поднял на него глаза. Кларку не понравилось их подозрительное выражение. Он отдал бы что угодно, лишь бы избежать этого взгляда, но уйти он не мог.

Вскочив с дивана, Эрик подбежал к Родерику и, словно ища защиты, скользнул в его объятия. Родерик положил руку на плечо мальчика.

— Мой папа — он! — указав на Родерика, выкрикнул Эрик.

Эти слова причинили Кларку боль, но одновременно прибавили ему решимости сделать то, ради чего он пришел. Кларк уселся на ближайший стул.

— Я знаю, Эрик. Родерик — твой папа. — Он подождал с секунду, наблюдая, как едва уловимо изменилось выражение лица Эрика. — Я просто пришел сказать тебе, что очень сожалею обо всем произошедшем в прошлом, но ты можешь быть уверен, что я никогда не заберу тебя у твоего папы. Пожалуйста, не волнуйся. Я ведь не хочу, чтобы ты боялся, поэтому я вернусь на работу и постараюсь получить назначение за границу. В следующие несколько лет я нечасто буду приезжать сюда, и, начиная с сегодняшнего дня, у тебя все будет нормально… — Кларк тяжело вздохнул. — При условии, что остающаяся здесь Оливия будет твоей мамой. Сделай для меня хотя бы это — позволь ей быть тебе мамой. Она очень этого хочет.

Эрик посмотрел на Оливию, потом снова на Кларка.

— Я, как и раньше, буду называть вас дядей Кларком? — недоверчиво спросил он.

— Называй меня, как хочешь, Эрик.

Кларк подумал, что вполне может сделать подобную мелочь для своего сына; он готов ради него на все, включая позволение остаться с Родериком, которого Эрик знал и любил как отца. А то, что при этом чувствует он, Кларк, никто не должен знать. Это его, и только его, боль.