Двойняшки для Медведя (СИ) - Созонова Юлия Валерьевна

Её слова неприятно резонируют где-то внутри. Мне хочется закричать на неё, заставить её замолчать или закрыть уши ладонями. Чтобы не слышать этот ядовитый сарказм проникающий прямо под кожу, выжигающий меня изнутри. Я снова глотаю подступающий к горлу ком и чувствую неприятную тошноту, стоит посмотреть на сидящую рядом женщину. И Она…

Омерзительна. Настолько, насколько вообще может быть омерзителен человек по своей природе.

— Мои дети под присмотром моего мужа, — я заставляю себя говорить и сжимаю пальцы в замок на коленях. Деланно жму плечами и добавлю, вспомнив об этом с собой для себя теплотой. — За время, пока я была в больнице он не раз и не два доказал, что ему под силу и одному справиться с ними. А мне полезно гулять, да и некоторые покупки лучше делать в одиночку, чем всей семьёй.

Дячишина громко смеётся и качает головой, смотрит на меня насмешливо и с долей высокомерного снисхождения. По отчески треплет меня за плечо и встаёт, одёргивая свою юбку.

— Что ж, я бы очень хотела порадоваться за вас, но, увы, Ирина Геннадьевна. Мой опыт подсказывает мне, что скоро вас ждёт одно сплошное разочарование. В личной жизни так точно и знаете, что? Мне очень жаль, что вашим детям придётся пройти через это. Через суды, процедуру развода и бесконечные попытки родителей поделить детей. Поверьте, это очень и очень травмирующий опыт, поэтому…

— Поэтому лучше сразу сдаться и избежать его? — я вскидываю голову и упрямо поднимаю подбородок. Смотрю на неё и ловлю себя на мысли о том, что хочу ударить эту чёртову женщину. Сделать ей больно не на словах, а на деле за всё, что она творит со мной и моей семьёй.

За то, что она делает это со всеми, кто попадается в её лапы.

— Пожалуй, первая разумная мысль за всё это время, что я слышу от вас, Ирина Геннадьевна, — Дячишина согласно кивает головой и дарит мне очередную дежурную улыбку. — Попробуйте подумать над ней на досуге, может, сумеете принять действительно правильное решение. Всего доброго, мне пора. Работа, знаете ли, не ждёт.

Мне требуется вся моя сила воли, чтоб не послать её банальным, отборным матом. Опускаю голову вниз, чувствуя, как испаряется всё моё хорошее настроение. Мне хочется сжаться в комок и плакать навзрыд, а ещё — орать, топать ногами и бить посуду. И всё это прямо здесь и сейчас, когда я чувствую себя настолько беззащитной и уязвимой.

— Ир? Ирина? Ира!

Тёплые ладони сжимают моё лицо, привлекают внимания к стоящему рядом со мной человеку. Я поднимаю взгляд и смаргиваю пелену слёз, протягивая руки к ничего не понимающей Лёле. Утыкаюсь лбом ей в живот и тихо, загнанно дышу, пытаясь взять себя в руки. И далеко не сразу понимаю, что Ильина говорит.

— Так, женщина, вдох-выдох. Давай, дыши. Дыши, кому говорю? Во-о-от, умница, дочка… Господи, дай мне сил не прибить твоего муженька за весь его невъе… Тьфу ты, феерический идиотизм. Накрутил тебе нервы за эти три дня так виртуозно, что ты дрожишь как осиновый лист от одной только встречи с кем-то неприятным… Кстати, кто эта тётка, что сверлит меня хмурым взглядом? Она кажется мне ну очень знакомой и…

— Это она, — улучив момент, я вклиниваюсь в бесконечный поток слов и тихо, почти истерично смеюсь от трёхэтажной конструкции, которую умудряется завернуть Лёля. — Ну да, я о ней примерно такого же мнения. И… Сама видишь, не беспочвенно, как оказалось.

— Пи… — покосившись на группу мелких, влетевших в зону отдыха, Лёля сморщила нос и поправила себя. — Звиздец, короче. Жаль, я поздно пришла, а то я б ей устроила… Какую-нибудь исключительно моральную травму. А может и не только моральную, но и физическую…

Я тихо смеюсь в ответ на это многообещающее заявление. И бормочу себе под нос, крепче сжимая объятия:

— Спасибо… Я… Я, правда, это ценю.

— Да было бы за что, солнц, — Лёля гладит меня по голове, делает шаг назад и приседает на корточки. И выдаёт, расплываясь в широкой улыбке. — Слу-у-ушай, а у меня есть шикарная идея, как поднять тебе настроение. Только обещай, что не сразу меня убьёшь.

— Хорошо, — я вытираю мокрые щёки и делаю медленный вдох. Так же медленно выдыхаю и, опять засунув руки в карманы джинсовки, задаю самый опрометчивый свой вопрос. — Так что за идея?

— Мы с тобой идём в роллер-бар. Нас ждёт сладкая вата, коктейли и… Рок-н-ролл на роликовых коньках. Ты в деле, ну?

Первый мой порыв — отказаться. Второй — пойти следом за ней, но ни при каких обстоятельствах не надевать коньки. А третьей…

Третья мысль дико льстит моему внутреннему ребёнку. Тому самому ребёнку, что верит: заешь неприятный день сладким, хорошенько повеселись, а завтра уже всё будет хорошо. И я улыбаюсь в ответ на задорную усмешку Лёли, согласно киваю головой и поднимаюсь с облюбованной мной скамейки. Бросаю взгляд на часы огромные часы под потолком и справедливо решаю, что никуда Потапов не денется, посидит с детьми немного ещё. И выдаю, нетерпеливо кусая нижнюю губу:

— Я в деле. Ну что, куда мы идём?

Максим Потапов

— Да твою ж…

Я игнорирую насмешливый взгляд друга и с силой бросаю телефон на диван. Запускаю пальцы в волосы на затылке и честно пытаюсь подавить нарастающее в душе волнение, мешающее дышать. А потом плюхаюсь на диван и матерюсь себе тихо под нос, поминаю вслух чьё-то упрямство, упорство и огненно-рыжий цвет длинных волос. Потому что…

— Вот скажи мне, Ильин, каково это быть женатым на ведьме?

Приятель предсказуемо давиться кофе в ответ на этот вопрос и пару минут честно пытается просверлить меня взглядом. Заведомо проигрывает в этой борьбе и невозмутимо пожимает плечами:

— Понятия не имею. Не я ж на ней женился.

— И не тебя выгнали из дома с ребёнком в руках, заявив, что сегодня Всемирный день борьбы с мужским самодурством? — я подозрительно щурюсь и не могу сдержать довольного смешка, когда друг кривится так, словно у него разом заболели все зубы. А после берёт в руки свой телефон и набирает один-единственный номер.

Я с интересом слежу за тем, как меняется выражение его лица. С полного превосходства аля «Ну ты и неудачник» до «Это ещё что за хрень?!». И даже примерно догадываюсь с чего бы у Ильина такая реакция, ведь…

— Вызываемый вами абонент временно недоступен… Пока не исчерпает весь лимит на вашей карте. Да твою ж… вот же… Лёля, блин!

Судя по сжатым кулакам, другу явно есть что сказать и добавить. Возможно, даже матом, пусть обычно он выносил мозг исключительно цивилизованным языком и правильной речью. Но покосившись на мирно спящих детей, Гор давится рвущейся с языка фразой и издаёт длинный, полный страдания вздох. Убирает телефон в карман и небрежно роняет, мешая ложкой свой ядерно-сладкий кофе:

— Вот одно понять не могу… Почему ты накосячил, а под раздачу попали мы оба?

— Хм…

Я честно делаю вид, что размышляю над это вселенской несправедливости по мнению Ильина. А сам снова и снова продолжаю писать на один-единственный, так важный сейчас мне номер. Ловлю себя на мысли бросить всё и отыскать свою пропажу по геолокации, но усилием воли давлю этот внезапный порыв. Они вернуться, рано или поздно. И вот тогда…

Что там «тогда» так и остаётся оборванной мыслью. Я даже не пытаюсь притворить, что всерьёз хочу её наказать и не скрываю что вся моя злость — всего лишь банальный страх и неудовлетворённость. Откидываюсь на спинку дивана и вновь веду пальцами по волосам, сжимаю вихры в кулаке и жмурюсь до белых вспышек под веками. Я ведь всего лишь хочу, чтобы она и дети были в безопасности, я что, так много прошу?

— Слушай, Макс… — начинает Гор и тут же резко обрывает себя, наткнувшись на мой предупреждающий взгляд. Покорно вздыхает и молча пьёт свой ядерно-сладкий кофе, а я закрываю (снова!) глаза и честно пытаюсь не думать вот вообще ни о чём. Получается откровенно хреново. Как назло в голову лезут мысли о том, что что-то может пойти не так. Что? А чёрт его знает. Может, Дячишина увидит Ирину в кафе, а может, что-то ещё, не важно.