Дана Хадсон - Лед и роза

Хотя для нее за это небольшое время произошло очень многое. Она влюбилась. Говорят, безответная любовь облагораживает человека, но что-то ей такого сомнительного благородства не нужно. Она предпочла бы любить и быть любимой.

Но все-таки, для чего приходил Риккардо?

Наконец вопли в гостиной стихли, и к ней в комнату зашел раздосадованный брат.

– Опять наши проиграли! Больше никогда не буду смотреть этот дурацкий футбол!

Что футбол дурацкий, или, вернее, что ни к чему вкладывать в какую-то заурядную игру столько эмоций, с этим Дженни была согласна. Но то, что брат не будет больше его смотреть, было из области безудержной фантастики.

– Ты меня о чем-то спрашивала? – Клайв подозрительно посмотрел на сестру, уличая ее в бестактном поведении. – Ты же знаешь, что во время матча я недееспособен.

– Я спрашивала тебя о Риккардо.

– А, о нем! Он мне понравился. Такой… – Клайв с трудом подобрал подходящее слово, – стабильный. Одним словом, молоток!

Дженни знала, что это слово в устах брата обозначало высшую степень похвалы.

– А о чем вы с ним говорили? Он не сказал, когда придет? Не спросил, почему я не отвечаю на его звонки?

– Ни о чем он не спрашивал. Просто собрался и ушел. И ничего не сказал.

– Но о чем-то же вы говорили?

Клайв напрягся. Он не придал никакого значения легкой болтовне, которую вел с приятелем сестры. С трудом вспомнил:

– Что-то о твоей гитаре. Ему понравился ее звук, а я сказал, что скоро ты подаришь ее мне, потому что за маркиза тебе замуж никогда не выйти. Не подцепить тебе его, как ты не старайся.

Дженни замерла, не веря своим ушам. Потом звонко хихикнула и поняла, что у нее начинается истерика.

Клайв насторожился.

– Что тебе так смешно? Что тебе придется отдать мне гитару?

– Риккардо маркиз! Настоящий!

Брат не поверил.

– Не ври! Какой из него маркиз?

Вместо ответа Дженни запустила планшет, завела в поисковике браузера два слова: Риккардо Сантос и тотчас получила результат: маркиз, бизнесмен, мультимиллионер.

Клайв изумленно присвистнул.

– Это что же получается? Что я тебя с потрохами заложил?

Не переставая диковато хихикать, Дженни подтвердила:

– Ну да. Хотя я за него замуж не собиралась. Но теперь он ко мне точно никогда уже не придет.

Брат помолчал, что-то соображая.

– Извини. Не думал, что все так повернется. Черт попутал. Но хочешь, я к нему приду и извинюсь?

– И что это даст?

– Не знаю. Но он будет знать, что ты тут ни при чем.

– Как ни при чем, когда ты сам ему сказал, что я выйду за него замуж, чтоб только выиграть у тебя пари?

Клайв потер рукой лоб.

– Глупо как получилось. Но ты тоже хороша. Почему ты мне не сказала, что познакомилась с настоящим маркизом?

– Что я тебе должна была говорить? Что скоро выиграю пари? Так я про это дурацкое пари напрочь забыла.

Клайву ужасно не хотел быть в чем-то виноватым. Ему это чувство категорически не нравилось. Но и вид бледной сестры оптимизма не внушал.

– Что же теперь делать?

Дженни снова истерично хихикнула.

– Ничего. Что в этой ситуации можно сделать? К тому же Риккардо наверняка пришел, чтоб извиниться. У него скоро свадьба.

– Да? Мне так не показалось. Не был он похож на счастливого жениха.

– У него брак династический.

– Да прямо! С чего бы такой парень стал жениться для какой-то там династии? У него что, титул могут отобрать, если женится на ком-то без титула?

– Не знаю. Вряд ли.

– Конечно, вряд ли. Если уж наследники английского престола могут жениться на простолюдинках, то уж какой-то низкосортный испанский маркиз тоже может себе это позволить.

– Слышала бы тебя его бабушка! Она бы тебе показала «низкосортный»!

– Ты что, уже и с бабушкой его познакомилась?

– Ага, и с матерью.

– Ну, похоже, парень был настроен серьезно, раз знакомил тебя со своими родственниками, – Клайв по-настоящему приуныл.

Дженни стало его жаль.

– Он меня ни с кем не знакомил. Это его мать познакомила меня с ним. Я учусь у нее музыке. А бабушка приехала в Лондон специально, чтобы объяснить, что мне с ее внуком ничего не светит, потому что я недостойная.

У Клайва от этих открытий сами собой широко распахнулись глаза.

– Слушай, может, объяснишь поподробнее? Я из твоих сумбурных речей мало что понял.

Дженни обреченно махнула рукой.

– Да какая разница! Все равно я больше Риккардо никогда не увижу! – и заплакала, не в силах больше сдерживать слезы.

Брат обнял е за плечи и привлек к себе, утешая.

– Ну и черт с ним! А я, поскольку виноват, не буду забирать у тебя гитару. Играй на ней, сколько влезет. И даже музыкой тебя попрекать не буду. Я понял, что даже классика на что-нибудь может сгодиться.

Дженни засмеялась сквозь слезы.

– Ты ужасно великодушен, братец! Спасибо большое!

Решив, что сделал для сестренки все, что мог, Клайв принялся собираться. На прощанье он чмокнул ее в щеку.

– Пока! Не расстраивайся! На кой ляд сдались тебе эти маркизы! Нормальные парни куда лучше. Пока!

У Дженни жутко разболелась голова и противно тряслись руки. С трудом кивнув брату на прощанье, она закрыла за ним дверь, пошла в свою комнату и упала на кровать. Сил не было даже плакать.

Риккардо жил со стиснутыми зубами. Он пообещал себе забыть эту непорядочную девицу. Хорошо, что он в нее не влюбился. Хотя все предпосылки были.

Но через месяц он понял, что ошибся. Жизнь проходила мимо, а он смотрел на нее из окна стоящего в тупике поезда. Ничто не радовало, ничто не интересовало.

Похоже, что он и в самом деле влюбился. Теперь он лучше понимал отца. От отчаяния хотелось выть на луну, как волк. Если отец испытывал хоть десятую долю того, что он испытывает сейчас, то ясно, почему он стал желчным ипохондриком.

В воскресенье позвонила бабушка и попросила приехать, заявив, что у семейства Медина новые неприятности, и что по телефону она не может ничего ему объяснить.

Пришлось срочно вылетать ближайшим рейсом.

Неприятности и в самом деле были. Особо ретивые головы из обманутых вкладчиков подали заявление в прокурору с требованием передать трастовый фонд, созданный Риккардо для доньи Долорес, на погашение долгов Пабло Медины, в противном случае обещая довести дело до суда. Конечно, любой суд отверг бы правомочность этих претензий, но правосудие в Испании всегда было чрезвычайно неторопливым. А до судебного решения на фонд мог быть наложен арест, возможно, на несколько лет. А через несколько лет государственного управления от него вполне могли остаться жалкие крохи.

Риккардо пришлось вновь обратиться к старым знакомым. В результате прокурор объяснил заявителям, что деньги семьи Сантос к долгам Пабло Медины никакого отношения не имеют. Все утряслось, но на эти хлопоты у Риккардо ушла целая неделя.