Елена Кшанти - Блаженная несвобода

— Но ты же нарушаешь самаю, а нарушение самаи может привести в Ваджрный Ад!

— Значит, я слаба, Джецун. Если я нарушаю самаю, значит, это тоже ваша ошибка. Вы должны были это видеть! Вы вольны открывать дверь в небо, значит, вы должны были предусмотреть то, что я не выдержу. Зачем вы ввергаете меня в Ад, подвергая испытаниям, которых я заведомо не могла выдержать?

Улыбка исчезла, уступив место пожилому мужчине с усталыми и в то же время совершенно бесстрастными глазами. Он сидел на троне и чесал лысую голову, смотря куда-то поверх Стешиной головы, потом перевел глаза на ее лицо и сказал:

— Нет, я не виноват. Потому что я и мое королевство проявилось в твоей жизни согласно твоему сознанию. Ты же знаешь, ничто не возникает без причин. Значит, у тебя была причина подвергнуться этому. Подумай об этом.

— Как же так? — недоумевала Стеша.

— А так! Если хочешь, я больше не стану тебя ничему подвергать. Ты свободна и делай что хочешь. Тебе выбирать, остаться здесь или решить сложившуюся ситуацию как-то иначе.

Джецун встал, медленно направился к выходу и, не дойдя до него, растворился в воздухе…

Бежать, бежать, била по мозгам мысль. И зависшие в воздухе маски вторили ей, нашептывая и дразня. Стеша наскоро собрала вещи, затушила свечи перед Алтарем и поспешно покинула дворец. Вскоре она уже ехала вдоль ущелья прочь на мотоцикле, не обращая внимания на плескавший в ее глаза дождь и на черную пропасть, которая зияла своей невидимой глубиной с левой стороны от узкой горной дороги.

Гремела гроза, она гремела где-то там, за горами, а в Боджнатхе было душно от невыносимой влага и гари выхлопных газов, что неслись от шоссе, которое проходило по центру города и, проскочив небольшой мост, исчезало в буйно разросшихся деревьях за вечно ворчливой и ледяной рекой.

В небе кружили коршуны, а по каменному дворику катались обрывки бумаги и грязные целлофановые пакеты.

Рохини лежала в кладовке и тупо смотрела на свет, который просачивался из-за неплотно закрытой двери. Она уже не выходила третьи сутки, кровоподтеки и ссадины никак не заживали, и казалось, что они становились еще больше и болезненнее. Настолько болезненными, что даже поворачиваться на жесткой кровати было больно. Она с безразличием вдыхала запах всевозможных злаков, что хранились тут же в мешках из конопли. Иногда глаза ее блуждали по полкам с разнообразной утварью. Здесь стояли бутылки с керосином, банки с пикули, старая соковыжималка и яд для крыс… Рохини проплыла глазами дальше, но почему-то опять вернулась к банке с ядом…

За стеной опять раздался шум. Матаджи что-то выговаривала мальчику, который принес овощи. Через минуту она ввалилась в кладовку и сгрузила купленные помидоры и огурцы в плетеную корзину. Потом отряхнула подол сута и укоризненно посмотрела на Рохини:

— Долго еще валяться будешь, лентяйка?

Рохини поймала себя на мысли, что больше не боится ее, она спокойно посмотрела в глаза матаджи и тихо сказала:

— Принесите, пожалуйста, стакан воды…

Матаджи вышла, хлопнув дверью, за стеной раздалось громкое ворчание:

— Совсем обнаглела, где это видано, чтобы свекровь невестке воду в кровать носила? — Выйдя во двор, она закричала: — Эй, Вишаль, поди принеси своей матери воды.

Через несколько минут в кладовку робко постучали. Рохини молчала. Тогда дверь отворилась, и из нее показалась мальчишечья голова, а за ней и вторая, чуть поменьше.

Некоторое время они удивленно смотрели на ее кровоподтеки и топтались у порога, потом Вишаль кашлянул и сказал:

— Мама, мы тебе воды принесли.

И маленький Павон, который увязался за братом, как бы присоединяясь к делу, закивал головой.

У Рохини заколотилось сердце, она протянула руки к стакану, но, когда она его взяла, он выпал из ее дрожащих рук и разбился о каменный пол. Она охнула и, повалившись на засаленную подушку, закрыла глаза, по ресницам которых стали быстро падать капли и, превращаясь в маленькие ручейки, скатываться по опухшим щекам.

Ребята стояли в нерешительности, они впервые видели мать в таком виде. И, немного постояв, они попятились к двери. Только Вишаль у самой двери робко произнес:

— Мама, принести еще воды?

Рохини поняла, что теперь ее жизнь больше не принадлежит ей, она принадлежит им, и ей остается лишь смириться. Она безразличным взглядом обвела своих детей и сухо выдавила:

— Нет.

Стеша вернулась домой за полночь. Она припарковала мотоцикл, поднялась по длинной лестнице на второй этаж, открыла отремонтированную дверь и вошла.

Внутри было сыро и холодно, свет был тусклым, в электрической сети явно не хватало напряжения. Дом казался давно заброшенным из-за налетевшей пыли и разбросанных вещей. К тому же в воздухе висели гаечные ключи, пассатижи и ручка от сливного бочка унитаза. По всей видимости, Потапов наводил здесь уют на свой вкус.

Стеша несмело сделала шаг в следующую комнату, из-под ее ноги испуганно выскользнула мышь и устремилась в темноту длинного коридора, который вел к туалету и кухне.

На стене сидели прозрачные ящерицы и бусинками глаз с любопытством взирали на вошедшую.

Стеша с опаской заглянула в спальню, с минуту посмотрела на разбитый портрет улыбающегося Джецун и, вернувшись в коридор, пошла в кухню. В мусорном ведре копошились мыши, в банке с медом плавали огромные дохлые муравьи. Ни Потапова, ни Камини не было. Стеша тихонько их позвала, но никто не ответил. Тогда она прошла к туалету и, приоткрыв дверь, увидела ритмично двигающийся голый зад бывшего слесаря. Она быстро закрыла дверь, оторопев от неожиданности. Ранее Потапов не позволял себе таких вольностей в ее туалете. Она даже не рассмотрела, кто с ним был. Наверное, Камини, подумала она, но Камини, тихая и печальная, сидела в углу ретритной комнаты и смотрела в окно.

Стеша бросила рюкзак на диван, растворила в воздухе слесарные принадлежности, переоделась в домашнюю одежду и устало провалилась в кресло. Дом казался чужим и недружелюбным. Что-то изменилось в ее жизни, что-то нарушило привычную гармонию и ее внутреннее равновесие.

Утром раздался телефонный звонок. Звонила Валя.

— Как ты? Все в порядке? — спросила она.

— Да, я в полном порядке. А как ты? Какие новости?

— Вчера около Дхарамсалы упал в пропасть автобус. Пятнадцать человек скончались на месте, двадцать пять — ранены, об остальных пока не известно. Это новости.

— Жуть, — вздохнула Стеша.

— А что касается меня, то я тоже в полном порядке, — продолжала Валя, — но вот уже скоро уезжаю. Пора в Москву.