Джулия Тиммон - С огнем не шутят

Принесли черепаховую похлебку, и, съев ее за каких-то несколько минут, он расплатился и поспешно вышел на улицу. Ему захотелось как можно быстрее удалиться от этого заведения на максимальное расстояние. Нет, он не осуждал Родди и подобных ему мужчин и не мог отрицать того факта, что темнокожие обольстительницы, торгующие своими чудесными телами, действительно выглядят для европейцев желанными и прекрасными. Но, думая о том, что девушка, которая увела Родди за занавес, за сегодняшнюю ночь обслужит десяток подобных ему идиотов и заработает на этом приличные деньги, Себастьян испытывал такие мерзостные ощущения, что хотел поскорее забыть об этом…

Номер встретил его прохладой — кондиционер исправно работал все это время — и тишиной, настолько приятными после посещения шумного заведения, что он тут же, не включая света, опустился в кресло, закрыл глаза, глубоко вдохнул, выдохнул и просидел не двигаясь неопределенно долго.

Сначала мыслей в голове вообще не было — он приказал себе не думать обо всем, что его волновало. Но по прошествии нескольких минут, когда им овладело состояние полной расслабленности, перед глазами, возникая откуда-то из тьмы, поплыли разноцветные картинки, навеянные воспоминаниями о сегодняшнем вечере.

Чернокожие жрицы любви с манящими улыбками на губах, красновато-желтый свет, заливающий зал… Родди, нетерпеливо потирающий руки, его сделавшиеся масляными глаза…

Шумные проспекты, переполненный людьми аэропорт… Ева, плавно, подобно гибкой дикой кошке, приближающаяся к группе туристов…

По сути дела, эта штучка ничем не отличается от девиц из заведения, которое я только что покинул, невольно подумал Себастьян. Она тоже готова продаться. Не важно кому, главное, чтобы у этого типа были по-настоящему большие деньги, а еще непременно титул. В случае если он лишится богатства, она наверняка тут же забудет его, как эта негритянка с крепенькими ногами мгновенно выбросит из головы Родди, едва расставшись с ним.

Себастьян открыл глаза, поднялся с кресла, подошел к окну и хватанул ртом воздух, будто желал таким образом очиститься от грязи и греха, пропитывавших человеческое общество.

Мир несовершенен и гадок, подумал он, в необъяснимом отчаянии глядя на огни фонарей, зажегшиеся у отеля с приходом темноты.

Надо принимать его таким, какой он есть, и не мучиться раздумьями о том, почему все так устроено. Пусть и Ева, и эти женщины, и Родди живут, как им нравится, меня их пристрастия не должны интересовать, тем более волновать. Я придерживаюсь своих правил и ни при каких обстоятельствах от этих правил не отступлю, вот что самое главное.

Он еще долго стоял у окна, смотрел на фонари и мысленно пытался себя успокоить. Но когда часа в два ночи лег спать, его душу по-прежнему сжимало ощущение тягостной тоски и недовольства явлениями, так сильно отравляющими людское общество и столь ему непонятными.

Проснулся он рано утром с чувством неосознанной радости. Я в Африке, мелькнула в его мозгу первая связная мысль.

— В Африке! — воскликнул Себастьян, откидывая простыню и вскакивая с кровати. — И обязан провести свои африканские каникулы наилучшим образом! Хватит забивать себе голову разной, никоим образом не касающейся меня чушью, — добавил он строго, вспоминая, в каком жутком настроении заснул накануне.

Было всего шесть пятнадцать утра, но спать Себастьяну уже не хотелось, а доносящиеся с улицы звуки пробуждающегося Найроби будоражили воображение и побуждали действовать.

Пожалуй, от завтрака в ресторане, как и вчера от ужина, я откажусь, решил Себастьян, становясь под прохладный душ. Лучше прогуляюсь по утреннему городу, выпью где-нибудь кофейку. На этот раз один, без сверхтемпераментных знакомых!

Его приподнятое настроение как рукой сняло, когда, выйдя в коридор, он окинул беглым взглядом двери других номеров и подумал вдруг о том, что за одной из них спит красавица Ева. Наверняка обнаженная. И наверняка не одна.

Вчерашнее раздражение на всех, кто продает и покупает любовные утехи, вспыхнуло в нем с новой силой. И, гневно сдвинув брови, он стремительно зашагал к лифту, стараясь больше не смотреть на двери номеров с еще не пробудившимися от сна постояльцами.

Но как ни старался Себастьян прогнать от себя тяжелые мысли, они лишь множились в его голове, раздувая овладевшую им странную злость, как огонь в печи.

Ей ведь ничего не стоило «заарканить» вчера какого-нибудь местного шейха или черт знает, как его здесь называют, думал он, бесцельно шагая по широкой улице. Любой богатей негр не отказался бы поразвлечься с такой белокожей, такой обалденно красивой девушкой, в этом можно не сомневаться! Не исключено, что за право обладать ею этой ночью между несколькими из них еще и спор разгорелся. Или они наслаждались ее ласками по очереди?.. Тьфу, какая гадость! Даже представлять себе подобное тошно!

Себастьян не хотел продолжать свои дурацкие размышления, но они неотступно его преследовали. Воображение почему-то услужливо рисовало великолепную Еву в объятиях гиганта негра с выпученными глазами и крупными, редкими, как у людоеда Шрека, зубами.

Перед глазами Себастьяна разворачивались отвратительные сцены. Вот негр грубо хватает Еву за грудь, вот запускает свои черные со светлыми ладонями руки в ее роскошные волосы, а она на все соглашается, так как знает, что получит взамен немыслимые деньги или кучу драгоценностей в подарок…

Черт! Я должен немедленно забыть о Еве! — приказал себе Себастьян, резко останавливаясь и обрывая на самом интересном и вместе с тем самом безобразном месте созданный собственным воображением кинофильм. Если я этого не сделаю, значит, у меня напрочь отсутствует сила воли, значит, я ненормальный, чокнутый!

Он помотал головой, окончательно прогоняя поблекшее видение. Затем осмотрелся по сторонам и, заметив кофейню на другой стороне улицы, направился к ней.

Первый глоток кофе, сваренного по особому местному рецепту, помог ему прийти в себя. И, немного успокоившийся, он даже принялся рассматривать сквозь легкую белую занавеску на окне улицу и прохожих. А спустя несколько минут к нему вернулось беспричинно радостное настроение, в каком он сегодня проснулся, в каком вышел вчера из приземлившегося на африканскую землю самолета.

Поездка в живописную скалистую местность в четырехстах пятидесяти километрах от Найроби, Самбуру, была намечена на десять утра.

Себастьян решил вернуться в отель к самому отъезду и не торопиться занять в автобусе какое-то особенное место.

Гида я услышу даже с самого дальнего ряда, подумал он, зато не буду привязан к местонахождению Евы. А так, глядишь, и вовсе освобожусь от уже надоевших до чертиков мыслей о ней…