Это (не) твой ребенок (СИ) - Григ Гала

— Марина? — его вопрос заставил Бориса вздрогнуть.

— Не может быть. Ты ошибся. Она отправилась к подружке. — Борис стал пристально вглядываться в толпу девушек. В приглушенном свете мигающих ламп они выглядели как разноцветные мотыльки, мелькающие перед взором. Наконец он выхватил родное лицо. Да, одной из девушек была его Маняша. Сестренка, которую он все еще считал малышкой.

Борис резко встал и направился на танцпол. Его появление вызвало у Марины шок. Она никак не ожидала увидеть брата здесь.

Он взял ее за локоть и резко развернул к себе. Павел, уже стоявший рядом, отвел его руку, шепнув другу на ухо:

— Не позорь сестру. Она уже выросла.

Борис сверкнул на него испепеляющим взглядом. Однако вместо гневной тирады, приглушенным голосом попросил Марину отойти в сторону. У подружек засветились любопытством глаза: «Ой, что будет!». Но, контролируемый Павлом, Борис постепенно остывал, приходя в себя от охватившего его бешенства.

Марина, потупив глаза, ждала бури. Испытывала чувство вины скорее не за появление в вечернем клубе, а за то, что скрыла приход сюда от брата. Еще стыдно было перед Павлом, ставшим невольным свидетелем унизительной для нее сцены.

— Как ты посмела… — почти прошипел Борис.

— Прости меня, — едва вымолвила Маняша.

— Давайте выйдем на свежий воздух, — предложил Павел, изо всех сил пытающийся предотвратить развитие неприятной ситуации.

Едва сдерживая возмущение поведением сестры, Борис согласился с предложением друга: не стоит при знакомых отчитывать сестренку. Но едва оказавшись вдали от посторонних глаз, он схватил ее за плечи, и угрожающе проскрипел:

— Это еще что за новости! Запру дома, нечего шататься по клубам!

— Угомонись. Ты не прав, — Павел пытался успокоить разбушевавшегося друга. Маринка стояла со слезами на глазах и боялась дышать.

— Отстань, защитничек. Тебе-то что за дело?!

— Я люблю ее, — твердо заявил Павел и, убирая цепкие руки Бориса с хрупких плечиков Маняши, он продолжил: — и не позволю так обращаться с ней.

Повисло молчание. Все трое буквально опешили от произнесенного вслух признания.

Борис не верил своим ушам. Павел, его друг, его шеф, никогда словом не обмолвившийся о сестре, вдруг выдал такое!

Павел, смущенный своим признанием, испугался, что может обидеть Марину вырвавшимися вдруг словами. Но на Бориса он смотрел смело, что остановило разбушевавшегося брата.

Марина не могла произнести ни слова. От признания Павла перехватило дыхание. Стало жарко. Земля поплыла под ногами. Она была близка к обмороку.

Павел, уже глядя прямо ей в глаза, виновато произнес:

— Прости, малыш, я не сдержался, — и добавил: Его же по-другому не остановить.

Она, обуреваемая шквалом эмоций, смотрела на него изумленными глазами. Они были полны благодарности, обожания и едва улавливаемой страстности.

— Значит вы того, давно … хаетесь у меня за спиной.

— Опомнись! Ты с ума сошел. Твоя сестра — чистейший кристалл. Не смей оскорблять ее грязными предположениями.

— Пошли, дома разберемся! — со все возрастающим гневом рявкнул Борис.

Павел обнял девушку за плечи и тихо, но решительно произнес:

— Она не пойдет с тобой, пока ты не придешь в себя. И… не извинишься.

— Да пошли вы! — Борис круто развернулся и уже останавливал такси.

Маняша дрожала в объятиях Павла. Это была нервная дрожь — от страха перед взбесившимся братом, каким она никогда его не видела, и от нахлынувшего восторга, вызванного неожиданным признанием Красницкого.

Сам он до конца не осознавал, что делать дальше.

Это чудо с распахнутыми глазами и ее разгневанный брат поставили его в положение человека, который вынужден принимать решительные шаги.

— Ничего не бойся. Побудешь у меня, пока он не успокоится.

Борис, уже садясь в такси, бросил Красницкому:

— Я тебе этого не прощу, — он захлопнул дверцу машины, не оставив другу возможности возразить…

Прошло уже более полугода со дня безобразной сцены, послужившей поводом для ссоры. Оставив Марину в своей квартире и обеспечив ей безбедное существование, Павел уехал жить на дачу. Это было не совсем удобно, так как добираться до работы приходилось минут 30. Но смущать девушку своим присутствием не хотел.

Между ними наладились простые дружеские отношения. Павел никак не мог переступить барьер в виде десятилетней разницы в возрасте. А Марина видела в нем защитника, но никак не обожателя. Хотя в своих мечтах она все же представляла, что когда-нибудь Красницкий обратит на нее внимание и заметит, что он ей очень нравится.

Борис не шел на контакт ни с Павлом, ни с сестрой. Он на следующий же день после инцидента в ночном клубе уволился с предприятия друга. Всяческие попытки Марины помириться с братом оканчивались очередным выбросом браных слов в ее адрес.

Любящий брат оказался деспотом, скрывающим под маской нежности и заботы черты ревнивого собственника. По сути он ничем не отличался от ревнивца-отца, безумно любящего дочь и не допускающего мысли, что к его чаду прикоснется какой-то мужчина. Единственное, чего он еще не выплеснул в адрес сестренки, это зловещее «Прокляну!».

Павел со своей стороны несколько раз пытался поговорить с Борисом. Он не узнавал друга. Вместо покладистого и общительного человека он превратился в тупого и агрессивного мужлана, не желающего ничего слышать.

Чтобы не стать причиной еще большего раздора между братом и сестрой, Красницкий отступился. Пусть все идет своим чередом. Правда, старался как можно реже бывать у Марины. Ему было тяжело видеть, как она страдает.

Отчасти Павел считал себя виновником ссоры. Не вступившись тогда за Маняшу, он бы не вызвал вспышку гнева у Бориса. И, как знать, наверняка они бы быстро помирились.

Борису было нелегко смириться со случившимся. Но принять и отпустить ситуацию он не мог. Слишком больно было осознавать двойное предательство. Мучили сомнения в правильности своего поведения. Однако и пойти на попятный считал ниже своего достоинства.

Все разрешилось неожиданно.

Маринка поздно вечером возвращалась от подружки. Вместе готовились к сессии. Хотелось одного — завалиться поскорее в постельку и отдохнуть от постоянной зубрежки.

Неожиданно девушка почувствовала сильный толчок в спину. Пробегающий парень на ходу выхватил у нее сумочку. Марина даже охнуть не успела. Поднимаясь, она с ужасом увидела второго бегущего мужчину. На ходу он хрипло бросил: «Все в порядке?». И пронесся мимо, стараясь догнать налетчика. Что-то слишком знакомое было в его широких плечах. Хриплый голос также был удивительно родным.

— Боря! — преследователь не оглянулся. Он настиг-таки хулигана, и уже схватил его за грудки. Это был мальчишка лет шестнадцати. Рука преследователя, размахнувшаяся для жесткого удара, застыла в воздухе.

— Сумку! — прохрипел Борис. Это был он. Получив похищенную сумочку, он толкнул паренька: — Благодари Бога, что мал. А то бы… Не договорив, резко развернулся и подошел к ошарашенной Марине.

— Почему одна так поздно? — вопрос прозвучал грубо, но с теплыми нотками заботы. — Что ж твой-то не оберегает? Или бросил уже?

— Боря… о чем ты? Как ты здесь? — мелькнула догадка, что встреча не совсем случайна. — Неужели следит? Конечно, иначе и быть не могло. Это не случайность.

— Да так, мимо шел, — небрежно бросил он. — Пойдем, провожу. Павел-то дома? — В скупых фразах было все: и забота о младшей сестре, и ревность к Павлу, и желание преодолеть бездну отчуждения.

Маринка схватила брата за руку:

— Боря, выслушай меня. Мы не живем вместе! И никогда не жили. Как ты мог подумать? Павел заботится обо мне по-братски… как ты. И не думай ничего дурного. Он видит во мне только обиженную брошенную девчонку.

— Правда? — все еще хмуро спросил Борис. Темнота скрывала наполнившиеся слезами глаза. Он нежно обнял сестренку: — Прости меня, дурака. Я уж думал…