Маргарет Малькольм - Хозяин «Галеон-Хауса»

— Если это правда, — медленно произнесла Андреа, — почему вы не сказали мне этого прежде… когда пытались заставить меня выйти за него замуж?

— Маленькая идиотка! — Но теперь голос старухи звучал почти ласково. — Потому что тогда бы тебя это не обрадовало. Теперь…

Андреа почувствовала, как предательская краска волной устремилась к ее щекам. Мадам засмеялась.

— Видишь? — с триумфом воскликнула она.

Двумя днями позже, как будто выполнив свою последнюю в жизни задачу, которую она перед собой поставила, Мадам мирно скончалась во сне. За двенадцать часов до этого все, кто ее видел, уже знали, что конец близок, и, когда он наступил, Саймон, дежуривший в это время у ее кровати, внезапно обнаружил, как это трудно — узнать, что одна жизнь закончилась и что начинается совсем другая.

Несколько минут он молча стоял, глядя на спокойное лицо, затем очень нежно поднял ее тонкую руку и в последний раз прикоснулся к ней губами.

— Прощайте, Мадам, — тихо сказал он и вышел, чтобы известить Андреа о случившемся.

Этим утром занавески в комнате Мадам были не задернуты, и очень быстро весть о ее смерти распространилась по Сент-Финбару. Немедленно в дом стали приносить цветы. Не официальные и безликие венки от флористов, а охапки роз из садов арендаторов и маленькие букетики полевых цветов от детей. Андреа срезала ярко-красные бархатистые розы и положила на подушку рядом с головой Мадам.

— Я всегда думала, что они очень на нее похожи, — прошептала она Саймону, и он кивнул, соглашаясь.

— Я рад, что приехал и познакомился с ней, — тихо ответил он.

Если бы они были сейчас где-то в другом месте, Андреа смогла бы найти в себе мужество спросить его, нет ли иной причины в том, что он рад, что приехал. Но здесь…

Теперь, после того, что ей сказала Мадам и что до сих пор обжигало ее сердце, Андреа стала предельно ощущать близость Саймона. Она бросала на него быстрые взгляды, когда думала, что это безопасно, но не замечала в нем ничего, кроме доброты и дружелюбия.

Если бы она была убита горем после смерти Мадам, возможно, он, утешая ее, мог бы что-то сказать. Но она не сильно горевала. Нельзя убиваться о том, кто так отчаянно устал от жизни. Кроме того, хотя Мадам и была одной из самых важных людей, оказавших на Андреа большое влияние, она не относилась к тому типу женщин, которые добиваются любви со стороны другой женщины. Ей нужна была любовь ее сына, ее внука и, возможно, Саймона. Это им она отдавала полностью свое сердце и захватывала их сердца в ответ. Странно, размышляла Андреа, что Саймон, который так мало знал Мадам, скорбел о ней так, как она сама не могла.

И вновь Саймону выпало устраивать похороны родственника, с которым он издалека приехал повидаться. Он спокойно приступил к своей задаче, ощущая странное чувство нереальности. Как будто это было очередным актом чужой пьесы, в которую он каким-то образом был вовлечен. А финал наступит очень скоро, в этом он был совершенно уверен. Но закончится ли все тем, что его убьет Люк, или как-то еще, он не знал.

Саймон приказал всем слугам отправиться в церковь. Дождавшись, когда все уйдут, он с громким стуком, глухим эхом отдавшимся в пустом доме, закрыл тяжелую дверь.

До церкви было недалеко, и они отправились туда пешком. Саймон шел впереди, Андреа — рядом с ним. Когда они повернули в последний раз и дошли до того места, откуда Саймон впервые увидел «Галеон-Хаус», он остановился. Андреа, бросив взгляд на его восторженное лицо, ждала.

Как прекрасен был дом из красного кирпича в мягких лучах солнца и каким мирным он казался сейчас! Всем сердцем Саймон устремился к нему. В этот момент воспоминания о его другом, далеком доме померкли. Только этому теперь полностью были отданы его преданность и привязанность.

Но вдруг, когда они стояли так, каждый глубоко погруженный в свои мысли, что-то произошло. Глубоко под ними послышался неясный приглушенный гул, затем земля содрогнулась.

Саймон инстинктивно схватил Андреа за руку, и они помчались назад по дороге, по которой только что шли. Наконец они остановились и расширенными от ужаса глазами уставились на представшую перед их взорами картину.

В земле зияла огромная расщелина. На их глазах одна клумба осела и тут же скрылась из виду. Сам дом, казалось, корчился и дрожал от боли, как живой. Неровная трещина расколола пополам башню от вершины до подножия, и через несколько секунд она упала и развалилась. За ней начали рушиться остальные стены.

Затем, как будто гигантские руки разорвали его на куски, с плачем и стонами, которые казались до ужаса человеческими, «Галеон-Хаус» на глазах Андреа и Саймона полностью рассыпался.

«Галеон-Хаус» был мертв. От него остались лишь груды булыжника да дерзко торчащие вверх неровные зазубрины уцелевших стен. Саймон, вспомнив похожие на соты пещеры мыса под домом, понял, что случилось. По какой-то неведомой причине, которую еще предстояло обнаружить, своды пещер обрушились, и дом уже не мог устоять.

Но его основной заботой сейчас были не кирпичи, а девушка, вцепившаяся в него с таким отчаянием, как будто для нее больше не было другого убежища, как только в его руках. Но не бросилась ли она к нему за помощью, как любая другая женщина в подобных обстоятельствах? Или… Его сердце сильно забилось. Не означает ли это гораздо большего? Он должен знать!

— Андреа, Андреа, дорогая моя! — прошептал Саймон пересохшими губами. Его голос звучал тихо, но в нем были и страстное желание, и взрыв чувств, сдерживаемых так долго.

Сначала он думал, что девушка не слышит его. Но вскоре она пошевелилась в его руках и подняла к нему удивленное побелевшее лицо. В ее глазах он прочел вопрос и еще что-то… неуловимое.

— Да! — ответил он дрожащим голосом. — Всегда… с самого первого мгновения, как я только тебя увидел, я любил тебя!

Восхитительный румянец вернулся на ее щеки, удивление сменилось ласковой удовлетворенностью. С тихим нежным вздохом Андреа вновь прильнула к его плечу и прижалась щекой к его щеке.

Это был счастливейший момент в жизни Саймона, но он не мог его продлить. Он вдруг осознал, что они стоят в центре истерично возбужденной толпы слуг. Счастью придется пока подождать. Саймон все еще оставался хозяином, что бы ни случилось с домом, и он должен что-то предпринять.

— Никому не подходить близко! — крикнул он повелительно. — К счастью, в доме никого не было и не стоит рисковать. Большинство из вас имеет родственников в деревне. Женщины отправятся к ним или к друзьям. Мужчины останутся караулить, чтобы никто не приближался к дому. Это всем ясно?