Лина Мерканто - Образец женской логики

Он бросился к ней, расталкивая попадающихся на пути людей. Остановился, тяжело дыша, и обомлел. Из-под темных ресниц на него глядели глаза цвета лесных фиалок. Тонкие брови причудливо изогнулись, нежные губы, такие знакомые, дрогнули и чуть слышно выдохнули неуверенное: «Джи-Джи?» Большая дорожная сумка соскользнула с ее плеча и с глухим стуком упала на пол. Все вокруг с любопытством смотрели на них, но Георгий уже ничего не замечал. Он подхватил девушку на руки, прижал к груди и понес к выходу. Она обхватила его руками за шею и шептала что-то на ухо по-итальянски. Он не понял ни слова, но она говорила ему «Джи-Джи» и «папа», и это было счастье.

Он сразу же нанял для нее учителя болгарского языка. Оказалось, что она начала изучать болгарский еще в Италии, когда год назад после смерти матери осталась одна и решила во что бы то ни стало разыскать отца. Они с Региной были очень близки, как только могут быть близки мать и дочь. В последние годы Регина много рассказывала ей об отце, о Болгарии, о том сказочном лете на Золотых Песках, закончившемся столь трагично. Об их короткой любви и неожиданном разрыве.

Ее родители пришли в ужас, когда узнали, что Регина беременна неизвестно от кого и твердо решила сохранить ребенка. Что они только ни делали, чтобы заставить ее изменить свое решение, но Регина была непоколебима.

Они были очень счастливы вдвоем. Регина так и не вышла замуж, хотя возможностей было предостаточно. Всю свою короткую жизнь она любила Георгия, и ни один мужчина так и не смог вытеснить его из ее сердца. А сердце у нее было такое слабое, и в конце концов врачи оказались бессильны. Она тихо угасла в одной из миланских клиник. Виолетта была с ней до конца.

— Она держала меня за руку, — рассказывала Виолетта, глотая слезы. — Рука у нее была такая тоненькая, как у ребенка. И голубые тени под глазами. Она была в беспамятстве. Не узнавала никого, даже меня. Вдруг она открыла глаза и, глядя прямо перед собой, еле слышно произнесла: «Почему, Джи-Джи, почему?» Сжала мою руку и… и умерла.

Виолетта разрыдалась. Георгий стиснул зубы. Как чудовищно сыграла с ними судьба. Две искалеченные жизни, две неприкаянные души. Он обнял Виолетту. Она положила голову ему на плечо.

Рубашка сразу же стала мокрой от слез. Он нежно гладил ее по волосам и радовался ее способности плакать. У него слез не было. Одна горечь, испепеляющая горечь.

Виолетта подняла на него мокрые глаза.

— Почему, папа? — спросила она тихо.

Он ждал и боялся этого вопроса. Как объяснить ей, такой юной и неопытной, в каком страшном мире он жил тогда?

— Такое было время, маленькая, — ответил он устало. — Мы были скованы по рукам и ногам. Твоя мама тоже этого не понимала. Она считала, что все люди свободны и вольны устраивать свою жизнь, как им заблагорассудится. Может быть, где-нибудь это было и так, но не здесь. Я даже не смог бы уехать с ней. Куда уедешь без паспорта? Ей тоже нельзя было здесь оставаться. Как-нибудь я расскажу тебе об этом подробнее. Знай одно, Тиминушка, я очень любил твою маму и очень страдал.

Виолетта улыбнулась сквозь слезы. Она никак не могла привыкнуть к этому имени. «Тиминушка» по-болгарски значит «фиалка». Виолетта. Тиминушка. Странно.

Виолетте в ее новой жизни многое казалось странным. Огромный дом за высоким глухим забором очень напоминал крепость. Плечистые неулыбчивые охранники называли ее отца не иначе как хозяин. Она никуда не могла ходить одна, повсюду ее сопровождал один из них. Ее это стесняло, и в конце концов она почти перестала выходить за пределы виллы. Виолетта не привыкла к роскоши и чувствовала себя неуютно в новых условиях. Она сразу же решительно отказалась от услуг горничной, к большому неудовольствию отца. Роскошные туалеты и драгоценности, которые покупал ей отец, оставались ненадеванными. Она предпочитала джинсы, футболки и простые платья.

На все ее просьбы позволить ей пойти учиться отец отвечал уклончиво. Когда он спросил ее, кем она хотела бы стать, Виолетта без колебаний ответила: «Художницей!» Рисовать она любила с детства. Лучше всего ей удавались портреты. Всего за несколько минут она могла сделать карандашный набросок, который поражал своим сходством с оригиналом. Учитель рисования в школе говорил ей, что у нее редкий талант художника-моменталиста. Когда Георгий впервые увидел ее работы, он только присвистнул, покачал головой и тут же нашел для нее учителя рисования.

Иван Маринов в свои неполные сорок лет был уже довольно известным в Болгарии художником. Когда они познакомились поближе и Виолетта узнала, что у него недавно была персональная выставка в картинной галерее в Варне, а от заказчиков отбоя нет, она прямо спросила у него, почему он согласился заниматься с ней. Он характерным для него жестом взъерошил свои длинные черные волосы, дернул плечом и, помолчав, ответил:

— О такой ученице, как ты, можно только мечтать. Ты еще прославишь мое имя. — Подмигнул заговорщически и добавил — А кроме того, таким людям, как твой отец, не отказывают.

И все. Больше она ничего не смогла от него добиться.

Но что беспокоило ее больше всего, так это человек по имени Атанас. Он был правой рукой ее отца, пользовался его безграничным доверием и, судя по всему, был посвящен во все его дела. Это был огромный детина, косая сажень в плечах, с грубым лицом и кудлатыми черными волосами. Глубоко посаженные глаза под густыми бровями и покатый лоб делали его похожим на гориллу. Сходство довершали перебитый, как у боксера, нос и длинные руки с пудовыми кулаками. Очень впечатляющий типаж. Она как-то набросала его портрет, показала Ивану. Тот долго смеялся, похвалил, а потом посоветовал выбросить. И она почему-то послушалась.

Поначалу Атанас был подчеркнуто любезен с ней, насколько он вообще мог быть любезен, но со временем становился все более фамильярным, и это не нравилось ей. В его присутствии она почему-то не чувствовала себя в безопасности и старалась не оставаться с ним наедине.

Вообще, ее новый жизненный уклад все сильнее тяготил ее. У нее не было друзей, она нигде не бывала. Единственным человеком из внешнего мира был Иван, и она каждый раз ждала его прихода, как особенного подарка. Люди, постоянно присутствовавшие в доме, не нравились ей, И она инстинктивно сторонилась их.

Ее любимым временем стали часы раннего утра, когда солнце только-только встает, а жемчужное небо сливается с морем, и невозможно отличить одно от другого. Тихо, чтобы никого не потревожить, она выскальзывает из дома и идет по дорожке к пляжу. Гларусы, пернатые хозяева побережья, как будто только и ждут ее прихода, чтобы вылететь на утреннюю охоту. Они снимаются с пирса огромной бело-розовой стаей, медленно описывают круг над ее головой и исчезают в искрящейся дали.