Джулия Тиммон - На край света

— Конечно.

— Я ведь могу ошибаться, — весело добавляет он, выглядывая в окно. — Ты только посмотри на них!

Я приближаюсь к нему и гляжу сквозь оконное стекло на Лулу и Синтию. Теперь на них длинные, украшенные бахромой и кисточками яркие платья, а головки обвязаны легкими платками.

— Красавицы, — бормочу я, любуясь больше не нарядами, а одухотворенными и живыми детскими лицами.

— Ага! — с гордостью поддакивает Бобби, будто речь о его родных дочерях. Он поворачивается ко мне и повторяет доверительно-радостным голосом: — Ты приезжай к нам. Лучше когда Сара будет дома.

— Обязательно. — Я искренне надеюсь, что и правда ближе познакомлюсь, а возможно, даже сойдусь с загадочной Сарой. Смотрю на часы. — Ну, мне пора.

Бобби кладет руку на мое плечо и ведет меня к выходу.

— Надеюсь, прощаемся не надолго.

— Я тоже на это надеюсь.

Необыкновенное общение с братом и девочками и сама обстановка этого невероятного дома повлияли на меня так, что я совершаю немыслимое: возвращаюсь в агентство, звоню следующему клиенту, переношу встречу на другой день, иду в тихий сквер, расположенный буквально в двух шагах, сажусь на скамейку и погружаюсь в раздумья.

Вообще-то я пришла сюда с твердым намерением поразмыслить о нас с Себастьяном, но в первые минуты раздумываю о Саре и Бобби. Перед моими глазами возникает стена с детскими рисунками. Удивительно. Бобби фотограф и мог бы увешать эту самую заметную для гостей да и для обитателей дома стену своими работами. А Сара актриса. Казалось бы, ей сам бог велел окружить себя своими портретами. Они же ставят превыше всего детей…

Картинка в моем воображении сменяется, и я вижу прихожую Себастьяна. У него в Нью-Йорке громадная квартира. Клянусь, если бы вы попали туда, ахнули бы оттого, насколько современно она обставлена и насколько сияет чистотой.

Однако чистота эта какая-то… больничная. Себастьян обожает, чтобы каждая вещь лежала в строго отведенном для нее месте и не терпит ни пульта управления на кофейном столике, ни тем более кружек на полках для книг. Порой, когда я приезжаю к нему и вся напрягаюсь от страха, что нарушу его идеальный порядок, мне начинает казаться, что чистоплюйство его нездоровое.

В этом-то и состоит часть наших проблем. В этом и во многом другом. Но я уважаю и люблю Себастьяна и представить себе не могу, как буду жить, если нам придется расстаться. С другой же стороны, все больше и больше сомневаюсь, что мы сможем создать полноценную семью и что будем счастливы вместе.

Тяжело вздыхаю. В сумке затягивает лирическую мелодию сотовый телефон. Я отключаю его, не глядя на экран. Сердце в испуге замирает. Вдруг звонил Себастьян?

Взмахиваю рукой, будто отгоняя комара. Даже если это он, позднее перезвоню ему сама. Сейчас мне нельзя отвлекаться, а то я никогда ничего не решу.

Если честно, я скучаю по нему. Мне не хватает его голоса, звонков ровно в десять утра, когда я только-только приезжаю в агентство, и сдержанных комплиментов. Подниматься на рассвете для Себастьяна норма. Перед работой, на которую он как штык является в семь часов, он успевает сделать зарядку, просмотреть дома электронную почту, пролистать газеты и прослушать утренний выпуск новостей. Его режим неизменный. Порой мне кажется, что Себастьян не откажется от зарядки, даже если на соседнее здание бросят бомбу или если начнется землетрясение.

Я уважаю его за требовательность к себе и целеустремленность, но иной раз этот фанатизм меня пугает. Иногда мне кажется, что мой жених не человек, а бесчувственный робот. Себастьян же утверждает, что он всего лишь не желает быть, как его отец, середнячком, и все время повторяет, что залог большого успеха предельная организованность.

Может, он и прав. В конце концов, ему действительно сопутствует большой успех.

Мы познакомились весьма необычным образом. В тот день, когда Себастьян приехал в Лондон встретиться и побеседовать с генеральным директором фирмы, в которой Мелани, моя лучшая подруга, работает секретаршей, у нее приключилось несчастье. Ей в офис позвонил разъяренный муж и заявил, что он от нее уходит, потому что случайно обнаружил в ящике ее стола целую коллекцию фотографий с изображением полуголого красавца. Никаких объяснений Остин выслушивать не пожелал, а телефон тут же отключил. Снимки случайно оставила у Мелани я, а мне их принесла одна клиентка, безумно влюбленная в необычайно привлекательного чужого мужа и желавшая избавиться от этой зависимости.

В общем, Мелани попросила меня часа два посидеть вместо нее в приемной, а сама помчалась на поиски разгневанного супруга. В это время и приехал Себастьян, а шеф Мелани, как нарочно, задержался на какой-то выставке в силу непредвиденных обстоятельств.

Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь о том, что вместо кофе я подала Себастьяну чай, ибо кофе найти не смогла, назвала его не Адамсом, а Адамсоном и, самое ужасное, когда забирала у него чашку, случайно наступила ему на ногу, оставив на его идеально вычищенных дорогих туфлях тусклый пыльный след.

Потеряв терпение, он прочел мне убийственную лекцию о том, сколь важно знать свое дело, назвал контору базарной лавкой, а британцев недотепами и стремительно вылетел вон. Мелани, не без труда убедив Остина, что он у нее один-единственный, вернулась на работу, я тотчас уехала по своим делам, а она объяснила вернувшемуся Себастьяну, как все случилось. Он, хоть и возмутился ее поступком, прислал мне в знак извинения букет цветов и тем же вечером пригласил на ужин.

Я чуть было не ответила вежливым отказом, но тут вдруг ясно вспомнила завиток, выбивавшийся из его безупречной прически, — единственный признак того, что этот строгий лощеный американец тоже обыкновенный человек. Завиток-то, как ни забавно, и сыграл решающую роль. А вечером, сидя в «Клариджезе», Себастьян Адамс раскрылся передо мной с неожиданной стороны и покорил галантностью и умением вести беседу. Два года спустя я согласилась выйти за него замуж.

Увлеченная воспоминаниями (отнюдь не поисками выхода), я теряю счет времени. Возвращаюсь в действительность лишь тогда, когда кто-то, громко пыхтя, тяжело садится рядом со мной.

— Ух! А я уж подумала: не стряслось ли с ней чего?! — отдуваясь ворчит Мелани. — На вот, перекуси. — Она протягивает мне одноразовый стаканчик с кофе, надежно закрытый крышкой, и коробку с бутербродом.

— Откуда ты узнала, что я здесь? — удивленно спрашиваю я. — И что ничего не ела во время ланча?

Мелани снисходительно смеется.

— В чем в чем, дорогая моя, а в этом ты очень предсказуема. Если тебя нет ни на работе, ни дома, тем более если ты выключаешь телефон, значит, ты торчишь на этой скамейке в твоем любимом сквере.