Кэрол Мортимер - Сладчайший грех

Негодование, обида, смущение... да все что угодно, только не обморок. Особенно, если учесть, что Хиби вначале отрицала, что это она изображена на портрете.

Но сходство-то полное, если не считать родимого пятна.

Девушка тем временем начала тихонько постанывать, приходя в сознание. Когда она открыла глаза, Ник склонился над ней.

—Вот, держи!

Он протянул ей стакан воды. Девушка с благодарностью приняла его.

Может быть, она просто решила посмеяться над ним, разыграв в его кабинете сцену «умирающего лебедя»? Кто падает в обмороки в двадцать первом веке? Если, конечно, это не от голода?

Ты обедала сегодня? — поинтересовался мужчина.

Вообще-то, нет. — Хиби свесила ноги на пол, чтобы сесть, и глотнула ледяной воды.

Почему? — Нахмурившись, Ник достал из холодильника плитку шоколада и протянул ей. ― Ешь, ― скомандовал он. ― Тебе станет лучше.

Хиби почему-то сомневалась в этом, но ведь шоколад не причинит ей никакого вреда. Она слышала, что сладкое помогает справиться с потрясениями. А она, несомненно, пережила шок.

Жуя шоколад, Хиби снова взглянула на портрет. По телу вновь пробежала дрожь. Неужели ее догадка верна?

Где ты взял эту картину? — чуть слышно спросила она.

Я же говорил — на севере Англии. — Ник нервно заходил взад-вперед по кабинету.

А можно подробнее? — нетерпеливо заговорила девушка, уже более уверенным голосом. — У кого ты ее купил? Как портрет попал к тому человеку?

Портрет мне продала молодая пара, — удивившись настойчивости Хиби, пояснил мужчина. — От дядюшки того парня, им досталось старинное поместье или что-то вроде того. Они не видели картину до самого дня смерти старика, потому что она висела в его комнате среди прочих произведений искусства.

Ник ощутил приступ раздражения, вперемешку с отвращением. Он даже представить себе не мог, что женщина на портрете ― Хиби ― могла спать с человеком, который годился ей в отцы, если не в деды.

Но молодожены не знали ничего о той, что была изображена на картине. Ни того, кто она, ни того, как этот портрет попал к дяде новоиспеченного мужа. Зато Нику было хорошо известно, кто эта женщина. Он не понимал только одного — что этот портрет делал в спальне старика.

И, кажется, Хиби не собиралась давать ему ясного ответа на этот вопрос.

Она облизала пересохшие губы.

―Как звали того человека?

―Проклятье, Хиби, какая разница, как его звали?! — взорвался Ник. — У него был твой портрет, разве этого недостаточно?!

―Нет, — упорствовала девушка. — Потому что, что бы ты там ни думал, на портрете изображена не я. — Хиби улыбнулась, заметив его скептический взгляд. — Не я. Ник. В этом нет никаких сомнений. Эндрю Саутерн не мог написать мой портрет, потому что мы с ним ни разу не встречались! Но, кажется, моя мама с ним знакома, — добавила она так тихо, что Ник не сразу разобрал ее слова.

Ее мать?

Неужели Хиби пытается втолковать ему, что изображенная на портрете женщина — ее мать?

Она что, за дурака меня держит, со злостью подумал мужчина. Это Хиби смотрит на меня с картины. Я ведь не сошел все-таки с ума! Это не может быть другая женщина.

Или может?..

―Имеешь в виду, что ты вылитая мать?

―Ах! — Хиби поморщилась. — Сейчас мне трудно ответить на этот вопрос.

―Почему, черт возьми?! — нетерпеливо перебил ее босс. — Ты что, не знаешь, похожа ты на свою мать или нет?

Хиби взглянула на Ника. Она понимала причину его раздражения. И ей пришлось сказать ему правду.

—А что ты ответишь, если я признаюсь в том, что не знала мою мать и меня удочерили?

Ник резко остановился посреди комнаты, с изумлением смотря на Хиби. Она что, всерьез пытается сказать ему, что... И она ожидает, что он поверит ей?..

Но почему нет?

Каждый год сотни детей отправляются в приемные семьи.

Ник подошел к портрету, чтобы рассмотреть его ближе. Он уже видел похожие черты, но теперь его целью было найти различия.

Конечно, есть родимое пятно. Но оно ничего не доказывало. Эндрю Саутерн мог дорисовать его сам, просто выдумка воспаленного воображения.

И тут он заметил кольцо!

На безымянном пальце левой руки женщины с портрета, красовалось кольцо с изумрудами и бриллиантами. Вряд ли Хиби была помолвлена с Эндрю Саутерном. Значит, она стала невестой того старика, что недавно умер. Иначе, зачем еще ему хранить у себя в спальне ее портрет? Тем более, стоящий целое состояние. Хиби больше не носила это кольцо. Но ведь если ее жених догадался, что у нее роман с художником, а так оно и было, судя по портрету, тогда он мог разорвать помолвку. От женщины на портрете, исходил такой мощный поток чувственности, что не вызывало никаких сомнений, что она являлась любовницей художника. А Ник больше, чем кто-либо другой, знал, как Хиби выглядит в момент страсти!

Нет, в этом портрете нельзя отыскать подтверждения правдивости слов Хиби.

А с другой стороны, с чего ей обманывать?

Сердится, что он раскрыл ее старую тайну?

Или оттого, что она все еще надеялась возобновить отношения с Эндрю?

―Интересная мысль, Хиби, но не очень правдоподобная, да?

―Почему же?

Девушка встала и гордо выпрямилась.

Проклятье! Она продолжает настаивать на своем? Почему не признается, что это она изображена на портрете, и не скажет, где найти Эндрю Саутерна, и как поговорить с ним?

―Потому что это чертовски удобно, вот почему! — хмыкнул Ник.

―Для кого? — с вызовом бросила Хиби.

Ее приемные родители давно рассказали девушке, что удочерили ее. Они были такими заботливыми и добрыми, что Хиби просто не могла сделать им больно, попробовав разыскать своих биологических родителей.

Да и какой в этом смысл? Они не хотели оставлять ее, когда она родилась, так с чего бы, они вдруг захотели, что-то слышать о взрослой дочери?

—Послушай, Хиби, мне абсолютно все равно, какие отношения были у тебя с художником. Позировала перед ним обнаженной? Это твое личное дело. Просто мне нужно поговорить с Эндрю Саутерном, минуя его агента, ― честно признался Ник.

—Что ж, если у тебя это получится, прошу, дай мне знать. Потому что после всего, что я сегодня увидела, мне тоже нужно поговорить с ним!

—Ты права, в постели ведь не до разговоров, правда?

—Оскорбления и нападки ни к чему нас не приведут, Ник. — Кажется, шоколад не поднял Хиби настроения. Скорее наоборот, она чувствовала себя отвратительно.

Но ведь не каждый день, тебе показывают портрет, возможно, твоей матери, которую ты никогда не видела!

Кем бы ни была эта женщина, Эндрю Саутерн, несомненно, был в нее влюблен, когда рисовал эту картину. Все говорило об этом. Каждый мазок дышал любовью.