Нам запретили друг друга - Крис Карвер

Она подходит уверенно, размахивая руками, гневная речь отрепетирована и ждет своего часа.

Тео ломает все ее планы, как зубочистки, когда, не дав вставить и слова, выходит из машины, обхватывает ее лицо ладонями и целует. Долго, глубоко. Целует так, словно изголодался по ней, словно еще день – и сдох бы, скорчившись от боли. Не дает хватнуть воздуха, впечатывается губами в губы.

Фиби пытается отвечать на поцелуй, но Тео ведет – уверенно и жестко. А потом утаскивает на заднее сидение и рывками сдирает с худого тела и тонкую футболку с миньонами, и домашние шорты.

Они занимаются сексом на заднем сидении машины Тео, и Фиби ничего не имеет против. Тео не трахает ее – он любит. Как крошечную, как необходимую. Он входит осторожно, предварительно сделав ей сладкий куни, чтобы возбудить, чтобы расслабить, чтобы унять дрожь. Его член так плотно входит, что хочется скулить.

Тео думает о том, что жизни не представляет без Фиби.

Фиби считает, что если Тео уйдет еще хоть раз – ее не станет.

Темп нарастает, и она не сдерживает стонов. Она кричит ему о том, как скучала, как дышать без него было трудно. Она просит его не останавливаться, называет его своей любовью, своим смыслом, своей жизнью.

Тео кончает, выкрикивая имя Фиби. А потом говорит, что любит ее.

Она знает, что это слезы на ее щеках, но она безгранично счастлива.

* * *

Фиби радуется учебе настолько, насколько может радоваться человек без души.

Она любит учиться, она не из тех ребят, что ждут каникул с первого дня учебы. И Фиби даже давит из себя улыбку, когда Даяна держит ее под руку, заводя в класс.

У них общий семинар, они лучшие друзья и два самых гениальных ума в городе, по словам их самих. Они работают в паре, выполняют лабораторную за двадцать минут до конца занятия и с чистой совестью выходят в коридор.

Даяна говорит о новеньких – близнецах, один из которых предложил ей сходить на свидание, а второй, судя по всему, заглядывается на Фиби. Она не слушает. Она считает дождевые капли, стекающие по стеклу, и пытается понять, что с ней не так.

Вспоминает. В голове это звучит слезливо и гадко, поэтому она формирует все это в наплевательское «трахнул и бросил» и откладывает на потом.

* * *

На следующий день «на потом» ловит ее после тренировки. Фиби чувствует, как пощипывает глаза от подступающих слез и едва держит дистанцию, вжимаясь в свой шкафчик спиной. Она вспоминает последний месяц – свою идиотскую улыбку, дни ожидания, осознание собственной тупости.

- Знаешь, Тео, моя самооценка сейчас валяется примерно там, куда стекает дерьмо с унитаза, после нажатия кнопки «слив». За что ты так со мной?

Голос не дрожит. Тео ждет слез и истерик, ждет характера, разбора полетов, кучи оскорблений. Но Фиби оскорбляет себя сама. И это так больно.

- Прости, - говорит он. - Возможно, когда-нибудь я смогу тебе объяснить...

Но как?

Как сказать человеку, который даже не подозревает о существовании оборотней, о том, что такое полнолуние? Стая? Охотники на оборотней? Как сказать, что он две недели провалялся запертым в подвале, потому что альфа из соседней стаи пытался его убить? Как сказать, что после этого ему пришлось скрыться из города, а потом - вернуться, но уже в свой полностью разрушенный дом?

Как сказать, что это - вся его жизнь, она состоит из этого, он не может этим управлять.

Кажется, его извинения шокируют ее даже больше, чем признание в любви. Потому что Фиби таращит на него свои глаза, открывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на сушу, но ничего не может сказать.

Потом глотает воздух, зажмуривается, чтобы не выплеснуть накопившиеся слезы наружу и тихо просит.

- Тео, отпусти меня.

- Я тебя не держу.

Он такой дурак. Такой нестерпимый дурак.

Фиби закрывает глаза рукой и понимает, что у нее нет сил. Больше нет ни капли. Все выдавлено и слизано уже давно. Ей всего девятнадцать, но такое чувство, что не меньше пятидесяти. Она по уши влюблена в самого эгоистичного мужчину на свете. Она не может оттолкнуть его или отказаться – она просто любит его и не может без него дышать.

- Я думаю, что держишь.

Когда она уходит, Тео понимает, что упустил кое-что. Момент, когда он сумел ее сломать.

* * *

Дожди не проходят до конца октября. Город просто плавает, подобно одному из тех городов на воде, и Фиби чувствует, как запах подступающей зимы в воздухе высасывает из нее горечь. Не полностью и не навсегда, но становится легче. Тео не появляется, а Фиби учится заново дышать. У нее выходит, только вот улыбки больше нет.

И смеха нет. И книги уже не бесполезные, а по учебе. А еще она почти не принимает таблетки, потому что тоска как-то сама растворяется в сером цвете стен и в спокойствии.

Она, оказывается, умеет сидеть на одном месте больше одного часа, а привозить обед отцу в участок бывает лень.

Отец беспокоится, потому что не узнает цвет глаз своего ребенка. Однажды за ужином он спрашивает, неужели Фиби так сильно любит Тео Бернарда. И Фиби не может солгать.

В начале декабря один из близнецов, Патрик, зовет Фиби в кафе. Она соглашается, хотя прекрасно понимает, что грани безумия и тоски по Тео уже размыты. Они пьют чай с мятой и рассказывают друг другу о планах на Рождество.

Фиби хочет думать, что у них вполне могло бы что-нибудь получиться.

Но Патрик обнимает ее за плечи и тянется губами к губам…

Она прикрывает глаза, замирает и начинает мысленный отсчет.

Пять, четыре…

Это похоже на эксперимент. Словно ты вызываешь джинна, зная, что джиннов не существует. И ты делаешь вид, что все это просто шутка, но в глубине души, так отчетливо веришь, что он придет. Сейчас.

Три, два…

…когда вырывается сердце из груди, когда нет сил сопротивляться…

Один.

Джинн существует.

Фиби понимает это, когда губы Патрика так и не касаются ее губ. Она слышит, с каким грохотом переворачивается столик в метре от нее, и как визжит от испуга официантка...

* * *

Тео снова задержан, только, на этот раз, не один.

Фиби сидит с ним в одной камере, ее грудь вздымается, а руки скрещены на груди.

Она вздыхает и поглядывает на Тео, который зол.