Ги де Кар - Дерзкая красота

Они снова выпили, а Сильви между тем продолжала:

— Нравится тебе это или нет, но сегодня я пойду с тобой ужинать в том виде, в каком есть, если только ты не предпочитаешь прекратить на этом наше знакомство…

— Нет, конечно же нет, Сильви! Я искренне думаю, что…

Он замолчал, не решаясь говорить дальше. Сильви улыбнулись.

— Я рада, что ты не досказал то, что хотел… Это было бы преждевременно. Мы ведь едва знаем друг друга, и я, например, совершенно не могу понять, что чувствую по отношению к тебе… Наша дружба только начинается, и давай постараемся продлить ее на возможно более долгий срок! Так будет разумнее всего. И еще: я пойду ужинать с тобой только при условии, что мы договоримся об одной детали… В субботу ты очень любезно пригласил меня, но сегодня мы оплатим расходы поровну. Я не собираюсь жить ни на твоем, ни на чьем другом содержании! Я ведь совсем неплохо зарабатываю за счет не только надбавок за каждую проданную вещь, но также и небольших личных «подношений» со стороны клиенток, которые меня любят. Посмотри на мою квартиру. Я оборудовала и обставила ее целиком на свои деньги. Все, что ты здесь видишь, принадлежит мне, и при этом, особенно в последние месяцы, я начала откладывать кое-какие сбережения… Придет день, когда я стану богатой, очень богатой! Вот увидишь! И это богатство будет нажито исключительно собственным трудом!

— А что ты собираешься делать, когда накопишь много денег? — спросил Дэдэ.

— За меня можешь не волноваться! У меня есть одна идея, но это — секрет… Итак, мы идем?

— Где бы ты хотела поужинать? — поинтересовался он.

— Полностью полагаюсь на тебя. Ты лучше меня знаешь ночной Париж. Но повторяю: расходы пополам. Договорились?

— Договорились. — Дэдэ обреченно вздохнул.

Он повел ее в другое бистро того же типа, что и первое, и с тем же контингентом завсегдатаев, на правом берегу Сены недалеко от Пале-Ройаль.

Когда они вошли в зал, на миг установилась тишина, но вскоре лица расплылись в улыбках и даже послышался смех. Появление такой пары: он — хиппи, она — карикатура, не могло не вызвать всеобщего оживления. Когда они нашли наконец свободный столик, Сильви наклонилась к уху Андре:

— Видишь, я была права, когда так оделась и накрасилась. Нас заметили… А в прошлый раз никто не обратил на нас внимания.

— Не вижу в этом ничего плохого, — ответил Дэдэ, чувствуя все возрастающую неловкость.

— Но почему? Посмотри на человека, сидящего к нам лицом за третьим столиком справа… Так вот, мой дорогой, можешь считать, что он у меня на крючке! Он говорит сейчас о нас с тобой или, быть может, обо мне одной со своей спутницей, которая, кстати, очень недурно выглядит… Да я же ее знаю! Мне сразу бросился в глаза ее костюм! Он из нашего салона. Я сама ей его продала на прошлой неделе. Новая и очень симпатичная покупательница. Она меня тоже узнала. Видишь, она мне улыбается. Правда, у нее несколько удивленный вид.

— Совсем как у меня, когда я тебя сегодня увидел. Тут, знаешь ли, есть чему удивляться! Поверь, каждый, кто знал тебя простой и естественной, не скоро оправится от изумления, узрев тебя в теперешнем виде! — Дэдэ сердито уставился в меню.

— Андре, может быть, хватит на сегодня говорить о неприятном? Иначе я поднимусь и уйду, оставив тебя одного! Что хорошего здесь можно выбрать из еды? Вот, например, свиная корейка с чечевицей. Я обожаю это блюдо. Моя мама его прекрасно готовит!

— Твоя мама еще жива? — спросил он.

— Не только мама, но и отец. Но не стоит об этом. Мои родители безвыездно живут в глухой провинции далеко от Парижа, а я приезжаю их навестить раз в год и всего на одни сутки. Это — мрачное и унылое место, где я чувствовала себя очень несчастной.

— А почему? — Он внимательно смотрел на Сильви.

— Потому что впервые в жизни там, в деревенской школе, я поняла, что очень некрасива. Мне едва исполнилось семь лет. Ни родители, ни соседи никогда не говорили со мной о моей внешности. Но однажды, когда я играла на перемене с другими учениками на школьном дворе, одна веснушчатая и поэтому, на мой взгляд, очень неказистая девочка сказала: «Ты самая безобразная во всем классе и во всей деревне. Об этом все говорят. Ты станешь ведьмой, когда вырастешь, это уж точно!» Я побежала домой и с плачем повторила матери слова рыжей одноклассницы. Ни за что не угадаешь, что ответила мне мать! — В глазах Сильви блеснули слезы. — «Эта рыженькая — очень злая девчонка, — сказала она. — Дорогая, ты ничуть не безобразнее ее самой». Как ты думаешь, могло это меня утешить? Ей бы покривить душой и сказать, что я намного красивее той гадкой девчонки! Но она этого не сделала, и с того дня я стала меньше любить свою мать… В тот вечер, прежде чем подняться на чердак, служивший мне спальней, я долго смотрелась в зеркало, вставленное в дверцу старого платяного шкафа в нашей гостиной. Я поняла тогда, насколько была безобразна. С тех пор я избегаю смотреться в зеркало. Но должна признаться, что сегодня вечером, и даже вчера и позавчера, короче, после нашей первой встречи, я заставила себя попытаться если не сгладить свое безобразие, то по крайней мере хоть что-то с ним сделать… И пусть эта дама, как и ты, не скрывает удивления по поводу моей изменившейся внешности, я все равно счастлива, оттого что ее спутник на меня смотрит. Я убеждена, Андре, что мужской взгляд отражает чувства, в которых ни одна женщина не может ошибиться, особенно если она некрасива. Уверена, я интересую этого человека, и мне это очень приятно! Вот и доказательство того, что моя одежда, парик и макияж отнюдь не бесполезны! Если бы я оставалась, как ты говоришь, естественной, он бы на меня даже не взглянул! С этого дня я всегда буду выглядеть именно так!

— Даже на работе? — осторожно спросил Дэдэ.

— Особенно на работе! Если бы ты знал, сколько клиенток туда приходит в сопровождении мужей или любовников, чтобы те купили им новое платье! Так вот, ни один из них ни разу не обратил на меня внимания. Но теперь все будет по-другому. Они будут вести себя так же, как этот человек за соседним столиком. В конце концов я буду всем нравиться! А я больше всего хочу нравиться!

Растерянный и подавленный, Дэдэ не прерывал ее. Самым поразительным было не то, что она нагородила в состоянии, близком к болезненной экзальтации, а то странное просветление, которым при этом озарилось ее лицо. Сознание того, что ее наконец заметили, неважно в каком, в хорошем или плохом смысле, ее преобразило.

— А теперь, Андре, будь любезен, проводи меня домой.

— А ты не хочешь пойти на дискотеку, здесь поблизости?

— Только не сегодня. На меня обрушилось слишком много впечатлений и чувств. Мне не хочется выставлять себя напоказ еще и на танцплощадке. К тому же завтра с утра идти на работу.