Редакционное задание (СИ) - Белая Яся

Э.К.:  Когда человек хорош собой и идеален в поведении — ему действительно легко завоевать любовь. Это просто и неинтересно. Мы решили усложнить задачу. Влюбляться по-настоящему “Идеальные” смогут лишь один раз в жизни. Знаете, этакий эффект истинной пары.

«О.В.»: Разве истинная пара — это не выдумки авторов фэнтези про оборотней?

Э.К.:  В каждой шутке — лишь доля шутки. Истинные пары существуют. “Идеальные” будут чуять их, распознавать, именно, как оборотни в названных вами романах. Чувство, которое они будут испытывать при этом к своей партнёрше, сродни наваждению, одержимости.

«О.В.»: И как всё это связано с контролированием любви?

Э.К.:  Ещё раз говорю — контролировать обычное чувство достаточно просто, гораздо сложнее подчинить себе болезненную одержимость. Как и полагается идеальным, они будут идеалистами. И благо партнёра для них всё-таки станет выше собственного. Поэтому, если своей истинной паре они не придутся по нраву —“Идеальные” предпочтут отступить. Позволить половинке строить личную жизнь по своему усмотрению. Они смогут контролировать свою агрессию, своё наваждение — это ли не чудо!

«О.В.»: Разве это не пытка?

Э.К.:  Вовсе нет! Ведь счастье в любви — это высшее благо. Даже если твой любимый человек счастлив не с тобой. Но ты радуешься. Твоя любовь — выше низменных страстей. Ты можешь подчинять их рассудку.

«О.В.»: Этим вы руководствовались, когда позволили Ефросинии Древянкоф стать Тихомировой?

Э.К.:  Не понимаю, о чём вы. Вернее, понимаю, но не знаю, откуда растут слухи у этой сплетни. Скажу вам больше: я никогда не был знаком с госпожой Древянкоф. Я видел парочку её картин — актриса совершенно бездарна. А я, знаете ли, в женщине помимо внешности предпочитаю внутреннее наполнение…

На этом интервью обрывается. Видимо, тот, кто вырезал его из газеты, не потрудился вырезать весь материал.

Но и того, что прочитано, хватает выше крыши, чтобы волосы у меня зашевелились.

Неужели это правда? Неужели в нашей стране велись подобные эксперименты над людьми?

Топаю на кухню, завариваю себе крепкого чаю и зависаю с печенькой в руке.

В том списке определённо был Ираклий Базиров. «ИркБ» — это он! А что — действительно ведь идеальный. Этот эпитет подходит к нему лучше всего. Но если это так и если Качинскому удалось провести в жизнь свою жуткую идею об истинных парах…То… То тогда многое объясняется.

Например, его внезапное появление в кафе — они будут чуять свою пару. Или слежка за Лариской — это сродни наваждению, одержимости. Что если Лариска — его истинная пара?

Бред какой-то, конечно. Такое даже шефу не расскажешь. Но пока что другой версии у меня нет.

Ираклий Базиров — безупречно порядочный. Им все у нас в редакции восхищаются — и женщины, и мужчины. И ещё, ему повторили дважды, что у Лариски есть парень, а его самого — видеть не хотят. И порядочность не позволит ему добиваться Лариску. Рушить её счастье с Пашей. Значит, он отойдёт, отступит. Будет считать свои чувства недопустимыми, неправильными и бороться с ними. А это — причиняет боль. Уж я-то знаю. Но у меня, как там сказал Качинский, обычная влюблённость. А у Базирова — наваждение.

Боже! Куда бежать? Как его спасать? Где найти кнопочку, которая, как говорил Качинский, отключает чувства, если они не уместны?

Мой печальные размышления прерывает телефонный звонок.

Номер неизвестный. Хм…Опять будут предлагать ковёр почистить или набор кастрюль по супервыгодной цене.

Голос в трубке тоже незнакомый — холодный и строгий:

— Олеся Николаевна, вам не стоит собирать информацию о «Проекте “Идеальные”».

— Кто вы такой и на каком основании указываете мне? — зла не хватает на таких самодовольных типов.

— На том, Олеся Николаевна, что вы наверняка не захотите, чтобы пострадали близкие вам люди — ваша подруга Лариса или ваша тётя Лидия. Так ведь. Они обе только обрели личное счастье.

Меня начинает трясти! Мою тётю-то за что?

— Кто вы? — рявкаю я в трубку, хотя у самой внутри всё дрожит.

— Всё время забываю представиться, простите, старческое, — говорит человек, голос которого звучит удивительно молодо и бодро. — Эдмонд Качинский.

Повисает пауза, вовремя которой я перевариваю услышанное.

— Надеюсь, вы меня поняли? — бескомпромиссным тоном уточняет профессор и отключается.

Я тут же перезваниваю по высветившемуся номеру, но ожидаемо слышу: «Абонент недоступен»

Судорожно вздыхаю, хватаю телефон и строчу шефу сообщение в WhatsApp: «Вилен Стефанович, во что вы меня втянули?»

Ответ приходит мгновенно: «Скоро буду».

И тут же звонят в дверь…

_______________________________

[1] Сытое брюхо к учению глухо

У меня нет глазка и домофона, чтобы спросить: «Кто там?», тоже.

Поэтому, дрожащими руками отодвигаю щеколду и проворочаю ключ в замке. Ожидаю увидеть кого угодно — людей в чёрном из какой-нибудь спецслужбы, костоломов от Качинского, его самого… Но вовсе не того, кого вижу. За дверью, почти подпирая головой притолоку, стоит Ираклий Базиров. Я вскидываю голову и тону в его глазах, сейчас — почти чёрных и бездонных. Меня окутывает аромат дорогого табака и не менее дорогого терпкого парфюма, отчего голова начинает слегка кружиться.

— Пустишь? — спрашивает он, и от бархатных ноток в его голосе у меня внутри всё начинает сладко вибрировать. Я даже игнорирую то, что он перешёл на «ты». В конце концов, мы — журналисты. А в журналистской среде выкать не принято.

Я отступаю и пропускаю его внутрь. В крохотной прихожке моей двушки резко становится мало места.

Отхожу в сторону кухни, и чтобы как-то скрасить неловкость момента от этого спонтанного визита, спрашиваю:

— Есть хочешь?

— Очень, — отзывается он и топает на кухню. — Слона бы съел. Целый день мотаюсь — поесть забыл…

— Слона у меня нет, но пельмени со сметаной обеспечить могу. Подойдёт?

— Ещё как.

Ставлю воду на газ, достаю из холодильника вторую пачку пельменей и спрашиваю:

— Чем обязана?

Он пожимает широкими плечами и говорит:

— Шёл мимо — решил заглянуть в гости к коллеге. Нельзя?

— Очень можно.

Откуда он узнал мой адрес — не спрашиваю: его узнать куда проще, чем Ларискин. В конце концов, достаточно просто позвонить в отдел кадров нашей редакции.

Пельмени довариваю в тишине. Базиров роется в телефоне, я смотрю на кипящее в кастрюле блюдо и думаю о только что прочитанном интервью и звонке Качинского. Пишу Миронычу сообщение, чтобы не выезжал ко мне. Он уточняет: «Правда, не нужно?».

«Да».

«ОК»

Так-так… Качинский? Откуда он мог знать, чем я занимаюсь? Неужели Мироныч сам меня слил? Да ну, глупости. Не стал бы он это делать.

К Ираклию у меня тоже тьма вопросов, но с чего начать — не пойму. В результате решаю пустить всё на самотёк. Накладываю в большую миску щедрую порцию пельменей, сдабриваю сметаной, вручаю тарелку ему и иду в комнату.

Базиров следует за мной, с тарелкой, на ходу уплетая нехитрую снедь.

Я сажусь за компьютерный столик, он — устраивается на диване, где открытой лежит папка, которую мне вручил Мироныч.

Базиров ожидаемо западает на неё. Даже миску с пельменями отставляет на тумбочку.

— Откуда это у тебя? — спрашивает, а голосе вместо бархата — сталь.

Пожимаю плечами, говорю правду:

— Шеф подсуетил. — И всё-таки решаюсь озвучить то, что вертится на языке: — Ты же есть там. В этом списке.

— Да, — честно отвечает он.

— Кто такие «идеальные»? Чем вы занимаетесь?

Он пристально смотрит на меня. И сейчас мне кажется, что в глубине его тёмно-зелёных глаз вспыхивают и гаснут звёзды.