Помни меня (СИ) - Дашковская Ариша

Ровно в половину девятого в мою комнату влетела тётя Валя с радостной улыбкой:

— Давай беги скорее. Приехал твой.

— Кто мой? — насторожилась я.

Она машет рукой:

— Ай, давай иди уже. Соскучилась небось.

В прихожей я схватила с вешалки первую попавшуюся вещь. Ею оказалась огромная вязаная кофта тёти Вали. Всунув руки в широченные рукава и запахнув полы, я вышла на слабо освещённое крыльцо. Жёлтое пятно света выхватывало лишь малую часть двора. То, что было за забором, тонуло в кромешной тьме. Если приглядеться, можно было различить очертания чьей-то фигуры.

Подойдя ближе к забору, я поняла, что хочу последовать совету тёти Вали — бежать — вот только не к пришедшему, а обратно. У калитки, положив на неё предплечья, стоял тот самый Хмырь с фотографии. Я медленно перебирала ногами, обутыми в скользкие галоши. Мне хотелось оттянуть встречу, неизбежность которой я осознавала.

— Как я погляжу, ты не сильно соскучилась, Рыжая. Помнишь, кто я?

— Не очень. Но я видела ваши фотографии.

— Марин, юмор наше всё?

— Как вас зовут?

— Стас, допустим, — улыбнулся он.

— Хорошо, Стас. Хочу вас предупредить, я не помню, что между нами было, поэтому наши отношения не будут прежними…

Его раскатистый смех не дал мне договорить:

— Не звезданул, значит, Васька. Я Витек. Это я прикололся.

— Смешная шутка. А хотя не очень. До свидания, — я развернулась и пошла в сторону дома.

— Погоди, разговор важный есть. Выйди на пару минут.

Всё внутри меня вопило, что не нужно слушать его, нужно домой и чем скорее, тем лучше, но я с овечьей покорностью вышла за калитку, и тут же оказалась прижатой к забору.

— Оделась-то чего так? Мороз на улице. Заболеешь, — он провёл холодным носом по щеке, ткнулся им в волосы, с шумом вдохнув их запах, а я оторопела от неожиданности и даже не могла найти в себе сил на протест.

— Дай хоть погрею, — одним движением он расстегнул молнию на зимней куртке и снова сгрёб меня в охапку, вжимаясь так сильно, что я почувствовала, какая часть его тела упёрлась в моё бедро.

— Чувствуешь, да? Чувствуешь, как сильно я по тебе соскучился? — хрипло прошептал он. — Поехали ко мне. Или просто покатаемся.

Его рука скользнула по моей щеке, обхватила подбородок. Большой палец коснулся губ, очертил их контур, раздвинул их и тут же упёрся в плотно стиснутые зубы. С ужасом я поняла, что сейчас незнакомый мужик сунул в мой рот свой грязный палец. Воображение услужливо нарисовало криво обрезанный ноготь с чёрной полоской грязи. К горлу подступила тошнота.

— Ну же, пусти меня! Тебе же нравится работать ротиком, — прерывающимся шёпотом попросил он.

Я разжала челюсти. Он одобрительно улыбнулся и просунул палец вглубь, а я с силой сомкнула зубы.

— Ты что творишь, нах? — вскрикнул он, отскочил как ошпаренный и замахал укушенным пальцем в воздухе.

— Извините, пожалуйста, — пролепетала я. — Я не хотела делать вам больно. Случайно получилось. Вы подуйте — быстрей пройдёт.

Мой лечащий врач при выписке прочитал мне целую лекцию по поводу, как важно «не наломать дров», и я теперь изо всех сил пыталась свести печальный опыт общения Виктора со мной к чему-то нейтральному:

— Я предупреждала, что у меня проблемы с памятью. Давайте подождём немного, а когда я всё вспомню, возобновим наши отношения. Пока мы можем общаться как друзья.

— Я не понял, ты что, продинамить меня решила? — он встряхнул меня за плечи, а я беспомощно уставилась в его искажённое яростью лицо. — Снюхалась в городе с кем-то, пока в больнице кайфовала, да? Придумала — как друзья! Я тебе что, пионер, чтоб за ручку с тобой ходить? Ладно, проехали! Телефон себе оставь. Отработала уже, — он оттолкнул меня с брезгливостью, так что я влетела спиной в забор.

Напоследок он бросил на меня злобный, презрительный взгляд и, смачно сплюнув, размашисто зашагал к лендроверу.

Только оказавшись на веранде, я почувствовала, что зубы колотятся, а тело бьёт мелкой дрожью. Пару минут назад меня беззастенчиво лапал незнакомый мужчина, совал в рот грязные пальцы, требовал секса, а напоследок оскорбил. Хуже всего, что я совершенно не помню, чем могла заслужить подобное отношение.

Незаметно юркнуть в свою комнату не получилось. — Что так быстро? — тётя Валя подскочила с дивана. — Поссорились опять?

— Типа того, — уклончиво ответила я. Ну не может она понять, что «опять» для меня не существует.

— Вот дура, — протянул Вася. — Кто же тебя по клубнякам возить будет?

— Значит, никто не будет, — буркнула я, скрываясь за занавеской — слишком ненадёжной преградой от живущих в этом доме.

В соседней комнате орёт телевизор. Закончилось «Кривое зеркало». Теперь смотрят сериал про ментов, громко комментируя. Так громко, что я с трудом слышу свои мысли. Хотелось крикнуть им: «Достали! Да заткнитесь уже оба!» Я закрыла уши ладонями, но помогло мало.

Что я делаю здесь, с этими людьми? Я не чувствую к ним любви, близости, лишь раздражение. Они не могут быть моей семьёй. Так же как и Виктор не мог быть моим парнем. Мне рядом стоять с ним было неприятно, не говоря о том, чтобы целоваться с ним. А он мне говорил… Хорошо работаешь ротиком… Противно. Отработала телефон? Да уж. Эти мысли сводят с ума. Проще руководствоваться принципом: не помню, значит, не было.

А может, действительно не было. И нет. Может, я до сих пор в коме, а когда очнусь (если очнусь), рядом со мной будет моя любимая семья, а не эта пародия на неё. Да, да! Это просто затянувшийся дурной сон.

Зачем-то набрала номер Максима. Безэмоциональное: «Абонент в сети не зарегистрирован» резануло по сердцу. От меня в пустоту улетело смс: «Спокойной ночи. Люблю тебя и Лисёнка». Давясь слезами, улеглась на кровать. Скрючившись, подтянула ноги к подбородку. В голове билась единственная мысль: вас не существует. Вас не существует. Вас не существует… Только к кому она относилась, я так и не разобралась, до того как уснула.

Яркий утренний свет заставил зажмуриться и спрятать голову под одеяло. Кровать показалась непривычно широкой. Бельё приятно пахло весенними цветами. Хочу поспать ещё, но сверху на меня что-то плюхнулось, и тут же началась возня, сопровождаемая оглушающим визгом: «Мамочка, вставай! Мамочка, вставай!» Я бы потерпела, активно симулируя сон, но возня переросла в бешеную скачку с криками: «Просыпайся! Утро! Просыпайся! Утро!»

Это не мог быть сон. Слишком правдоподобно запахи, звуки, ощущения сливались в картину привычного мне утра. Скинув одеяло, я схватила маленькое, щуплое тельце, крепко прижала к себе и только потом открыла глаза. Лисёнок, а это был именно он, тут же обиженно запыхтел и начал вырываться. Не обращая внимания на его недовольство, я зацеловывала его щёчки, ерошила мягкие огненные волосёнки и не верила, что наконец-то прижимаю к груди своего сына.

— Не целуй меня! Я уже большой, — запротестовал он, пытаясь уклониться от ласки, и я послушала его, перейдя к шутливой щекотке.

Против неё Лисёнок ничего не имел и заливисто визжал, то подставляя под мои пальцы бока, то уворачиваясь. Я тоже смеялась, но по щекам градом катились слёзы. Такую сцену и застал Максим, войдя в спальню.

— Зачем разбудил маму? — он присел на кровать и перетянул смеющегося сына на колени.

Лисёнок ничуть не смутился строгого тона и принялся выкрикивать:

—Хочу на каток! Хочу на каток!

— Что случилось? — Максим с удивлением провёл рукой по моей щеке. — Почему ты плачешь? — Просто счастлива, что вы у меня есть. Не представляю жизни без вас.

— Глупенькая, — он легко коснулся губами моего виска, обнял одной рукой меня, а другой притихшего Лисёнка.

Не знаю, сколько мы просидели так. Мне бы хотелось, чтобы возникшее ощущение близости и счастья длилось как можно дольше, но у Максима были свои планы.

Он поднялся с кровати и подхватил Лисёнка:

— Не знаю, как ты, а твоя семья, очень голодна. Пойдём завтракать. Иначе всё остынет.