Косячь как попаданка - Ася Медовая

Вредная девчонка снова пробралась к нему в погреб. Брэн скрипнул зубами, на что Айна насмешливо приподняла бровь.

— Тебе еще намордник не надели?

Отвратительная наглая девчонка. Она так и не изрослась. Точнее, к восемнадцатилетию с формами у Приближенной всё оказалось в порядке, но не с головой.

— Я запретил тебе лезть в мое логово, — процедил Брэн сквозь зубы, не спуская с Айны настороженного взгляда. Связываться с Приближенной, тем более ему, не хотелось. Что она тут же и напомнила:

— Тебе ли запрещать, отщепенец!

Наглая выскочка подошла опасно близко к новому механизму, и Брэн невольно зарычал.

— Опять занимаешься запрещенными опытами? Интересно, что скажет Сиятельный, когда прознает об этом? — Брэну не понравилась ее ухмылка и легкомысленное покачивание на носочках изящных туфелек, которые он заметил из-за звонких металлических пластин на подошвах. Новая мода? Тогда крайне непрактичная…

Айна снова привлекла его внимание:

— Или что скажу я, когда стану избранницей Сиятельного?

Тут Брэн не выдержал и захохотал.

— Очнись, дурочка. Нынешний Сиятельный слишком стар для тебя, а его наследник еще не скоро решится на выбор. Тогда ты будешь стара для него, — зло выплюнул Брэн и успел увернуться, когда взбешенная Айна бросилась на него.

Имела ли она право приближаться к нему? Нет. Но когда это останавливало выскочку?

Айна задела и опрокинула кувшин с водой, от досады громко цокнув в разлившейся луже подкованной ножкой, чем вызвала хохот Брэна. Но желая досадить ему хоть в чем-то, протянула руку к проводам механизма, явно не понимая последствий.

Но Брэн понимал!

Сердце остановилось от дикого предчувствия, и он успел закричать:

— Нет-нет-нет! Убьет же!

А в следующую секунду Айна дернула провода и ее закоротило от проходящего сквозь нее тока, стоящей в воде в столь неподходящей обуви.

Брэн, застыв в двух шагах от бьющейся от ударов тока девушки, ничего не мог сделать. Запах гари от опаленной кожи и волос едко проникал в ноздри, подписывая ему смертный приговор.

Чёрт. Чёрт! Как же он ненавидел эту выскочку, но не до такой степени, чтобы желать ей смерти, и уж конечно не настолько, чтобы подписать на смерть еще и себя.

Сфера энергии иссякла, провода безжизненно обвисли, как и тело Приближенной. Она рухнула дымящейся тушкой на каменный пол в лужу. Брэн быстро подошел к ней и схватил запястье — пульс не прощупывался… Это конец.

Никакое зелье алхимиков, никакое приспособление механиков не заведет ее сердце обратно, не изменит его, Брэна, короткую ничтожную судьбу.

— Боги, если вы есть!.. Если слышите… Если можете — верните её.

Её — Айну или его жизнь? Он не задумывался, просто просил Богов дать ему шанс. Последний. Бездумно прижимал её безжизненную голову к себе и раскачивался, стеная внутри от безысходности.

Бежать? Бросить дом, покровительство и бежать в Пятую землю? Ни один корабль оттуда не возвращался, экспедиции дирижаблей терялись на подходе. Он может убежать, но подпишет себе тот же самый приговор.

А в других четырех землях его найдут ищейки. Найдут, загонят, как бешеного пса, и устроят показательную казнь на площади Часовщиков. И всё из-за дрянной девчонки, которая с завидным постоянством играла на его терпении.

А еще механизм и незаконное использование сферы энергии. То есть, Брэну грозило две смертные казни, одна за смерть Приближенной, вторая за скрещивание механизма с алхимией. Если про это прознают ищейки…

Но не просить же Богов сразу о двух невыполнимых желаниях? Чтобы и Айна ожила, и язык проглотила? Сказать не могла, чем Брэн в своем логове занимается. Это было бы смелое посягательство на милость Богов.

Если бы Брэн еще верил в Богов. Если бы…

Айна дёрнулась в его руках и закашлялась.

Брэн застыл, не в силах поверить… Она же только что была мертва!

— Какого хрена? Где я? Кто ты?

Брэн выгнул бровь:

— Ты не помнишь меня?

Неужели обе его молитвы услышаны?

День не задался. Полностью. Под дождем я все же промокла. Чувствовала сырой подол, липнущий к заднице. Неприятно и холодно. А еще мужчина, безумно шарящий по мне глазами и продолжающий удерживать в лежачем положении на своих коленях.

— Знать тебя не знаю! Пусти уже, — я вырвалась, чтобы тут же завыть от боли в теле и снова упасть к нему на колени. — Твою мать, больно-то как!

Значит, не приснилось, молния долбанула прямо в меня. Но я… выжила?

Ха. Я лежу на коленях шикарного мужчины, который хмурит брови, но точно не похож на доктора в своем странном черном балахоне. Нахожусь в каком-то старом темном подвале, чем могу утешиться, ведь это не больничные стены, выкрашенные в белый цвет. И не морг, его я вряд ли смогла разглядывать с таким воодушевлением!

Так, надо позвонить родителям, чтобы забрали меня, сама я не дойду.

Поспешно опустила руки и ощупала карманы… Которых не было.

— Я дам тебе эликсир выздоровления. Он поможет.

— Чего дашь? — сморщилась я от очередной попытки поднять голову и оглядеть себя и одежду.

— Эликсир. Лежи, не вставая.

Но я вцепилась в его балахон, предупреждая движение.

— Как лежи? В луже?

Мужчина поджал губы, резко вскинул меня, от чего я взвыла, уже не сдерживаясь.

— Ты дебил⁈

От боли зуб на зуб не попадали, когда он небрежно шмякнул меня на скамейку, и я сразу же привалилась к стене и закрыла глаза. Вот это треш. Мне так дико больно, что пожалуй лучше сначала вызвать «Скорую», а уже из больницы позвонить родителям.

— Пей.

А дальше он просто надавил мне на подбородок, сунул узкое горлышка пузырька в рот и запрокинул мне голову.

Теперь и по языку разлилась вязкая, терпко-сладковатая жидкость, вызывая сначала онемение языка, потом и гортани. Я чувствовала, как эта гадость медленно стекала по пищеводу, замораживая все на своем пути и притупляя чувствительность.

Обезболивающее, что ли?

Но спросить не могла, я даже постанывать не могла — голосовые связки тоже оказались парализованы.

— Люблю побочный эффект эликсира, — явно удовлетворенно пробормотал мужчина, отступая от меня и аккуратно убирающий пузырек странной формы в глиняный таз.

Мозг заволакивала странная сонная апатия. Я следила за движениями мужчины, как он убирает лужу с каменного (какого?) пола, цокает языком и качает головой над обрывками толстых проводов, торчащих из какого-то металлолома, потом накрывает всю эту кучу железа огромным куском брезента и садиться на табурет напротив меня.