Практическая фейрилогия (СИ) - Грин Агата

Но на моего рыжего спутника, разумеется, они впечатления не произвели.

— Пропустите, — надменно потребовал он. — Падрайг лично разрешил мне присутствовать на празднике.

— Ты не один, — густым низким голосом ответил один из сидхе. — С тобой смертная.

— Она тоже приглашена. Оберег для нее изготовил Падрайг.

Один из воинов поднял меч к самому моему лицу, и я увидела в нем собственное испуганное и искаженное отражение. Поддев мечом оберег, он пригляделся к нему золотыми глазами, опустил немного меч и вдруг резким неожиданным движением порезал кожу на моем плече.

Я испугалась до онемения, поэтому боли не ощутила. Кажущаяся очень яркой, почти неоновой кровь потекла по стали. Разговоры смолкли, пропал хрустальный перезвон голосков пикси. Все вокруг затаили дыхание. Кажется, я прохожу какую-то мудреную эльфийскую проверку. О, Богиня! Хоть бы дядя не ошибся! Если они прознают, что я вошла в холм с хитрой защитой друида, то прямо здесь меня и прирежут вот этим самым мечом…

Кровь стекла с меча на землю и впиталась в нее. Сидхе, опустив мечи, пропустили нас, но не пустили дальше наш летающий эскорт. Задержанные пикси начали громко и затейливо ругаться на «злых риоров». Когда мы отошли подальше, Ириан достал откуда-то из кармана очевидно заранее припасенный платок, и, перевязав порез на руке, остановил кровь.

— Мы на месте, — шепнул он. — Вы готовы, Магари? Посмотрите.

Я проследила направление его взгляда. Там, впереди, рядами стояли стулья, те самые, которые так меня восхитили, и восседали на них не какие-нибудь рядовые эльфы, а сидхе, знать Неблагого двора, сливки общества фейри.

«Сидхе позволено сидеть в присутствии короля», — вспомнила я и часто заморгала: взгляд затуманился. Но не от растерянности, как при встрече с гоблинами, и не из-за чар того ганконера. Сидхе — бывшие боги. Когда-то они были хозяевами нашего мира и безжалостно играли нами… и с нами. Друиды и инквизиторы до сих пор спорят, кто могущественнее — демоны высшего порядка или сидхе. Но могущество и тех, и других в прошлом. Теперь мир людей принадлежит людям, как и должно быть.

Сидхе сидели спиной к нам, и моему взгляду открыты были только густые холеные волосы самых разных оттенков, заплетенные в косы, убранные в хвосты или оставленные распущенными.

— У вас слезы текут, — обвинительно сказал Ириан, и взял меня за подбородок. Приглядевшись, он еще сердитее проговорил: — Макияж поплыл!

— Это все боги… то есть сидхе, — пробормотала я, продолжая зачарованно таращиться на высших неблагих. — Они такие… у них… вы чувствуете?

— Да-да, — кивнул рыжий, и стал аккуратно стирать пальцами тушь, которая осыпалась на мои нижние веки. — Так и должно быть. Присутствие сидхе поражает смертных в самое сердце. Бывало, люди эти самые сердца вырывали, чтобы вручить их сидхе. Но на вас оберег, вы не умрете. И хватит уже плакать!

— Я не могу перестать… они так прекрасны…

— Тогда не смотрите на них, смотрите на меня.

Я с большим трудом перевела взгляд от прекрасных спин сидхе на далеко не прекрасного рыжего. Сработало.

— Вы такой некрасивый, что у меня все как рукой сняло.

— Рад помочь, — прошипел он. — А у вас лицо опухло и покраснело. Вы в таком виде даже гоблина не привлечете!

— Я не собираюсь никого привлекать, поймите уже, наконец!

Ириан пропустил мои слова мимо ушей, еще разок на меня критически посмотрел, после чего сдался:

— Ладно, с этим ничего не поделаешь… Идемте к королю. И помалкивайте, пока он с вами сам не заговорит.

…Как мы дошли до короля, я плохо помню. Со мной случилось что-то странное и необъяснимое. Когда мы пошли мимо сидящих придворных к трону короля, у меня из глаз снова потекли слезы, да так обильно, что мигом промок лиф платья. Но это не все: тело ослабело, ноги стали подгибаться, руки задрожали, и рыжему пришлось поддерживать меня за талию, чтобы я не рухнула. А эта головная боль! Она напала на меня внезапно, безо всяких причин, и сразу так глубоко вгрызлась, что перед глазами заплясали светящиеся искорки, которые случаются обычно после продолжительной мигрени.

Вот такая плачущая, с мокрыми пятнами на лифе, со шмыгающим носом, с мигренью и трясущимися руками, я впервые предстала пред очами короля Неблагого двора.

— Приветствую тебя, Элидир, король Неблагого двора, повелитель Зимы, Душа ночи, и склоняюсь в глубоком почтении, — сильным, звучным голосом, будто не своим, поприветствовал его Ириан, и склонился в поклоне. Мне тоже пришлось склониться, и я проделала это с грацией наклюкавшегося алкоголика.

— Давно ты не показывался, Ириан, — прозвучал звенящий хрустальный голос, от звуков которого по моей коже побежали мурашки. — Я рад видеть, что ты ожил, и пришел на праздник. Да не один, а со смертной. Зачем она здесь?

— Ты хотел знать, почему люди до сих пор боятся неблагих. Я привел человека, который сможет ответить на твои вопросы. Это Магари Кинберг, фейриолог и журналистка. Она здесь, чтобы узнать правду о нас и рассказать ее другим. Слишком долго наш двор не принимал гостей.

— Не тебе судить об этом, — ответил король. В этот раз в его голосе не хрусталь звенел, а лед слышался.

Король Элидир обратил взгляд на меня. Он ощущался, как холодок, как укусы морозного воздуха в лютую зиму, как лед, скользящий по коже; я удивилась тому, как много разных ассоциаций рождает одно только его присутствие, и ощутила едкий вкус желчи на языке. Головная боль стала совсем нестерпимой.

— Смертная, — приказал король, — посмотри на меня.

Рыжий поднялся сам и меня поднял.

Я взглянула на короля.

Снежно-белая кожа, правильные удлиненные черты, тонкие, красиво очерченные бледно-розовые губы, большие, широко расставленные глаза — не золотые, как у большинства сидхе, но цвета чистого серебра. Волосы, белые и прямые, лежат шлейфом около трона, и блестят, как снег под солнцем. Совершенен, холоден и отстранен…

Тут случилось ужасное. То ли головная боль доконала меня, то ли божественность сидхе, но я перестала владеть своим телом и меня самым позорным образом вырвало. Изрыгнув содержимое желудка, я повисла на ошарашенном Ириане и машинально вытерла губы тыльной стороной ладони.

Определенно, впечатление я произвела…

В воздухе повисло тяжелое молчание. Стало очень, очень холодно… Мое лицо онемело от отвращения короля, обернувшегося трескучим морозом. Так его еще никто не «приветствовал»… Замерзающие слезы стянули кожу на лице. Я шевельнулась, и поняла, что мое платье все покрылось инеем. Кинув панический взгляд на рыжего, я увидела, что он тоже весь заиндевел. За какое-то мгновение мы оба так отмерзли, что даже не могли дрожать.

О, Богиня! Эдак нас до смерти заморозят!

Ириан упал на колени, и дернул меня за собой. Наши одежды эффектно хрустнули.

— Мой король, не гневайтесь! — надтреснутым голосом взмолился он. — Смертная так впечатлилась вами, что…

— Отвратительно, — бросил Элидир. — Уведи ее.

— Но мой король…

— Ты противишься моей воле?!

Поскрипывая, рыжий встал, потянул меня за собой и повел мимо сидящих сидхе с вытянутыми лицами. Казалось, мы шли вечно, и, казалось, все сильнее нас сковывает холод… Когда мы оказались вне поля зрения короля, холод немножко отпустил и стало лучше, и я смогла сделать первый нормальный вдох. Эльфы столбенели в изумлении, таращась на нас, заиневших. Ириан прошел к ближайшему костру, уселся прямо на землю, и уставился ничего не видящими глазами в пламя.

Я же просто протянула руки к огню, отогреваясь.

Видя, что мы испытали на себе злость короля, эльфы отошли подальше, чтобы самим ненароком не пострадать, и зашушукались. Жар костра быстро растопил иней на моей коже, и я из хрустящей снова стала мокрой. Оттирая влагу с лица, я косилась на Ириана. Бедняжка превратился в плачущего каменного истукан. Конечно же, он на самом деле не плакал, это тающий иней создавал такое впечатление. Ириан казался таким потерянным, что я невольно испытала к нему жалость.