Маргарита Глазова - Седьмой этаж, годы 1-3

Пётр плохо спал ночью и проснулся со странным смешанным чувством. Вчера вечером ему довелось испытать за короткий промежуток времени весь диапазон самых ярких эмоций от отчаянья до сумасшедшего счастья. Вчера на короткий миг всё показалось ему ясным и правильным, но это ощущение исчезло, как только Лин ушла к себе, а он остался один на один со своими мыслями.

Ему очень хотелось верить в то, что она не только утешения искала в его объятьях, и в то, что он сам ей небезразличен, но сейчас, при свете дня, эта надежда казалась ему почти иллюзорной. Он уже готов был поддаться унынию, но вовремя вспомнил о том, что надежда, даже самая дохлая, обязана, согласно правилам, умереть последней.

Разумно предпочтя действие нытью и ожиданию у моря погоды, Пётр после занятий направился к Лин с твёрдым намереньем не сдавать своих позиций. Он решил принять тот факт, что они с Лин теперь гораздо больше, чем просто друзья, за аксиому, чтоб не допускать в чувствах разброда. Это придало ему решимости и вернуло душевное равновесие.

Впрочем, покою, видно, не судьба была поселиться в душе Петра надолго. У двери в комнату Лин его ожидал пренеприятнейший сюрприз. Никита, собственной персоной, маячил в коридоре с букетом в руках. Этот факт вначале крайне озадачил Петра. Он на миг растерялся, не зная, как ему следует поступить. Но пока его сердце учащённо тарахтело, переполняясь смятением и ревностью, а мозг лихорадочно перебирал варианты возможных в такой ситуации действий, ноги продолжали движение в сторону места назначения. Оказавшись у двери Лин, Пётр, демонстративно не обращая никакого внимания на Никиту, постучал в дверь, хотя было понятно, что Лин ещё не пришла с занятий. Никита, озадачившись этим обстоятельством, уставился на него весьма недоброжелательно.

— Тебе чего тут надо? — соответствующим тоном поинтересовался он, сразу припомнив слова Лин о том, что у неё кто-то есть. Расположение, которое вызвал у него Пётр при знакомстве, растаяло без следа.

— А тебе чего тут надо? — заносчиво ответил вопросом на вопрос Пётр.

Любые конфликты всегда были для Петра чем-то крайне нежелательным, неестественным, и болезненно им переживались, поэтому он по возможности всячески их избегал. Он страшно нервничал сейчас, но его нервозность, вероятно под воздействием ревности, которая сейчас захлёстывала его с головой, трансформировалась в отчаянную агрессивность, которая до этого момента была ему абсолютно не свойственна.

— Слушай, хлюпик, это комната моей девушки, и тебе абсолютно нечего тут делать, — угрожающе двинулся на него Никита.

— Она вовсе не твоя девушка, и это мне непонятно, с какой стати ты тут околачиваешься со своим букетом. Вали отсюда! — распетушился Пётр, поддаваясь психозу, окончательно теряя свою рассудочность и забывая о чувстве самосохранения.

— Че-го?!

Пётр почувствовал, что его, вероятно, будут сейчас бить. Он никогда в жизни не дрался. Когда был малышом, никогда не участвовал в традиционных детских конфликтах из-за игрушек, поскольку всегда был готов с радостью отдавать собственность в общее пользование в силу своего бесхитростного склада. Когда подрос, научился находить необходимые слова, позволявшие ему с лёгкостью разруливать ссоры со сверстниками, и был до этого момента глубоко убеждён в том, что не существует конфликтов, которые нельзя было бы урегулировать с помощью разумных доводов. Сейчас же, возможно со страху, а возможно, просто потому, что в этой ситуации он при всём желании не сумел бы найти достаточно веских и убедительных аргументов, Пётр, разом позабыв о своей ярой приверженности к пацифизму, не дожидаясь, пока противник нанесёт удар, вмазал ему первым.

Сражение было недолгим, Пётр, не имеющий необходимых в таком деле навыков, довольно быстро был отправлен в нокаут. Однако, справедливости ради надо заметить, что в результате этой стычки противник унёс с поля боя не многим меньше ссадин и синяков, чем досталось драчуну-дебютанту Петру, букет был со злостью отправлен Никитой в мусорное ведро, а сам Никита на сегодня, похоже, оставил мысль об ухаживаниях, распсиховавшись и разозлившись на Лин. Пётр решил, что ему не стоит испытывать муки совести по этому поводу. На войне, как на войне, а в любви каждый сам за себя.

У Петра под глазом наливался фингал, носом шла кровь, губа распухла, и, судя по ощущениям, кое-где на теле имелись приличные кровоподтёки, но он с лёгкостью счёл бы свои боевые раны за трофеи, если б не одно обстоятельство. Пётр был озабочен тем, что ему вряд ли удастся скрыть следы драки от Лин, а объясняться с ней по этому поводу ему очень не хотелось бы. Он предпочёл по-быстрому покинуть место происшествия, чтоб она не застукала его тут в таком нелицеприятном виде.

Очень надеясь никого не встретить по дороге, Пётр поковылял к себе. Он уже почти достиг цели, как в коридоре мужского крыла нарисовался Глеб. Бросив Глебу приветствие и быстро отвернувшись, Пётр нажал на ручку своей двери.

— Стоять.

На плечо Петра легла жёсткая ладонь. Пётр обречённо повернул к Глебу лицо. Тот пару секунд смотрел на него, потом спокойно сказал:

— Это надо исправить. Идём.

Пётр безропотно последовал за Глебом в его комнату, думая о том, что, возможно, это к лучшему, поскольку Глеб может помочь ему по-быстрому привести в порядок физиономию, и тогда Лин вообще ни о чём не узнает.

Глеб усадил Петра на кровать и стал рыться в своём ящике со склянками. Несколько секунд в комнате был слышен только мелодичный звон стекла. Наконец Глеб нашёл нужную баночку с какой-то оранжевой субстанцией и повернулся к Петру.

— Вот, это быстро сводит синяки и ушибы. Правда, придётся часок походить в боевой раскраске. Ровно через час просто смоешь мазь — от синяков и следа не останется. Сиди смирно, сейчас сделаем тебе макияж.

Глеб стал аккуратно наносить мазь на синяк под глазом.

— Тебя кто так отделал? — поинтересовался он по ходу дела таким тоном, словно спрашивал Петра о том, не идёт ли на улице дождь.

— Никто, — буркнул Пётр, — …я ударился. Упал и ударился. Я же вечно падаю.

У Петра вдруг мелькнула мысль о том, что эта отмазка вполне может подойти и для Лин, если она увидит его физиономию прежде, чем с неё сойдёт весь компромат, и ему полегчало.

— Понятно, — спокойно сказал Глеб.

Он добросовестно разукрасил мазью физиономию Петра, потом взглянул на него понимающе и заявил:

— Слушай, Петь, наверное, каждый нормальный мужик хоть раз в жизни вот таким вот макаром падал и ударялся мордой об табуретку. Всё это понятно. Просто иногда такие моменты не следует оставлять безнаказанными, и нет ничего зазорного в том, чтоб обратиться за помощью к друзьям. Ты уверен, что моя помощь тебе не нужна?