Пламя моей души - Елена Сергеевна Счастная

Елица вскочила резко и босиком метнулась по хоромине, шаря взглядом по полу. Подхватила ушат первый, что попался, и упала на колени, склоняясь над ним. Скрутило всё нутро сильным рвотным позывом — и вечеря едва не вся без остатка оказалась на дне посудины. Елица села на полу, вытирая губы и глядя перед собой неподвижно. И казалось, мысли метались всё какие-то в голове, но в то же время как будто и пусто в ней было. Легко так, хорошо.

— Чего это ты, княжна? — совсем рядом раздался растерянный голос Миры, которая вернулась уже в избу с ведром, полным воды из колодца — чтобы за ночь нагрелась для умывания.

— Чего я? — Елица подняла к ней лицо.

Челядинка пожала плечами.

— Сидишь на полу. Стошнило тебя, а ты улыбаешься.

Она подхватила испачканный ушат и обратно во двор отправилась — сполоснуть. Не поняла ничего — да и ладно. Главное, Елица сама всё уразуметь смогла. Недаром трепало её последние дни — то в жар, то в озноб. И усталость такая страшная давила, что пожалела она не раз, как отправилась в путь далёкий до Радоги. И захотелось так к Ледену бегом броситься, рассказать обо всём, да побоялась — вдруг ошиблась всё ж?

Но нет, чувствовала она теперь ясно: дитя от любимого в ней всё же зародилось. Теперь осторожнее вдвойне надо быть, хоть и горько от того становилось, что с Леденом придётся и вовсе отдельно быть невесть сколько. Да и сам он не пожелает опасности её подвергать.

Наутро послала Елица Миру в соседнюю избу, чтобы та кликнула княжича немедленно. Челядинка и с прошлого вечера посматривала на неё подозрительно, а тут и вовсе покосилась пытливо: и так, видно, хотелось ей расспросить Елицу о виде её загадочном, о случае вчерашнем — да не её это дело, коли та не хочет сама рассказывать.

Леден пришёл быстро, даже не подпоясался толком — на ходу в порядок себя приводил. Сунула и Мира нос в избу — да пропала тут же, как Елица махнула на неё рукой, прогоняя.

— Случилось что, Еля? — княжич остановился подле неё, тронул за плечо легонько.

И тут же загорелись щёки от мысли одной, что сказать ему надобно. Хоть ничего особого в том и нет. Елица вертела весть радостную в голове так и эдак всё утро. Разбегались все слова ещё пуще от того, что мутило её перед утренней крепко — да после прошло всё, кажется.

— Случилось, — она повернулась к нему, оставив на столе протёртый рушником кувшин, в который собиралась воды налить.

Леден голову чуть набок склонил, шаря взглядом по её лицу, наверное, глупому в этот миг. Обхватил его ладонями — и Елица глаза прикрыла от того, как колыхнулась в груди пером мягким нежность к нему. Такая необъятная, что плакать хочется. Чувствовала она кожей шрам на руке его, грубый, только недавно совсем заживший. И то, как неловко двигается ещё кисть порезанная острой сталью.

— Я ребёнка от тебя жду, Леден, — она разомкнула веки.

Так легко нужные слова пришли вдруг, словно сами в горле родились. Княжич вскинул брови неверяще, впились его пальцы в щёки легонько. А по губам поползла вдруг улыбка, пока ровные белые зубы не показались. Кажется, никогда он так не улыбался. Ни слова не говоря, Леден обхватил её за талию и к себе прижал настолько крепко, что вздохнуть нельзя. Они стояли так долго, молча — да что тут ещё сказать можно?

И всё чудилось, что Леден обязательно всё чувствует. И что он сам понял бы рано или поздно — да хотелось самой ему о том поведать. И давило теперь что-то в груди, словно распирало изнутри — всё вокруг хотелось обнять вместе с Леденом: и челядинку, которая сердито в сенях топталась, и кметей всех, которые уже собирались скоро выезжать.

Теперь уж твёрдо велел Леден Елице в телеге вместе с Мирой ехать. Вот тогда-то та совсем обо всём догадалась: просветлел её взгляд, и лицо стало такое хитрое, как у девчонки, которая ленту у сестры старшей умыкнула, чтобы с парнем на свидание сбегать.

И остаток пути до Велеборска показался на диво лёгким. Как будто от высказанных слов и радости отступило даже недомогание. И как часто глядел на Елицу Леден раньше, а теперь и вовсе, казалось, никто отвлечь его не сможет, никто в сторону и на полсажени оттеснить. Стражем верным он ехал рядом с телегой всю дорогу, а кмети посматривали на него с любопытством. Только Брашко не смотрел: видно, он лишь и знал всё. А потому каждый раз, как не успевал княжич оказать заботу невесте, так отрок оказывался тут как тут: то поддержать под локоть, то спросить, как она себя чувствует. И оттого невольная улыбка то и дело наползала на губы.

В Велеборске не стали задерживаться надолго. Передохнули всего седмицу: хотела Елица в спокойствии провести это время, дать телу ощутить уют дома, стен надёжных, а не трепет колышущихся тканин шатра. Мира так и кружила рядом, всё заглядывала в лицо вопросительного и улыбалась загадочно, давая понять, что малая тайна Елицы ей известна, но выспрашивать она сама ничего не станет, коли та рассказать не пожелает. И благодарить её за то уже можно было, что не пустила она слухов по детинцу. Хоть и знала уже Елица наверняка, что тяжела, а всё ж не хотела слишком рано кому-то лишнему о том говорить. А уж совсем уверилась, как не пришла в срок кровь лунная.

Задержало ещё на пару дней возвращение в Велеборск Радана вместе с Веей, которая опекала его исправно всё это время. Наставница кинулась опрометью к Елице, как увидела, что та на крыльцо вышла встречать.

— Что творилось тут, я слыхала, — забормотала она сбивчиво, хватая её за руки. — А Любогнева как горюет — страшно.

Елица сжала ладони Веи пальцами.

— Мы с Леденом отправимся в Остёрск скоро. Уже собираемся. Останусь я там неведомо, насколько. Но до осени ещё приеду сюда. Я ведь замуж за княжича, наследника стола, выходить собралась. Теперь место моё рядом с ним.

Наперсница покивала и в сторону отошла, позволяя с братом поздороваться. Уж до того Радан за эти седмицы подрос, вытянулся — почти