Елена Васильевна меняет профессию (СИ) - Ди Мельпомена

Дверь в палаты открылась и вошла регентша. Как всегда усталая после заседания Боярской думы. Под глазами круги, вся осунулась. Прямо «небо и земля» по сравнению со мной. Я-то за собой слежу. Масочки там, массаж, банька, здоровый сон.

Елена Васильевна подошла к колыбелькам и улыбнулась.

— Как дети? — тихо спросила Великая княгиня.

— Здоровы. Едят да спят. Сонечке нашли кормилицу, если хочешь, с завтрашнего дня можешь не кормить княжну грудью… государыня.

— Нет. Я сама буду кормить. Не стесняйся, вызывай меня с заседаний, — княгиня села на кресло.

— Бояре будут недовольны.

— Они всегда недовольны, — государыня нахмурилась.

— Что-то случилось, Елена Васильевна?

— Попаданцы и вселенцы активизировались. Как только умер Великий князь по всей империи начало происходить чёрте что. В Новгороде открылись книгопечатные заводы. Купцы скупают в Османской империи книги, переводят на разные языки, редактируют и печатают… цветной печатью.

— Так это же хорошо! Ты же сама жаловалась, что книг тебе не хватает! — я искренне не понимала недовольства Елены.

— По стилю сразу понятно, что главный печатник — очередной вселенец. Я попыталась выйти с ним на контакт, но меня грубо так послали в далёкое пешее путешествие. Но Новгород не только книги печатает. Нашлись там умельцы по стеклу, оружию и прочим интересным штучкам. Купцы и ремесленники ведут торговлю с Европой, неприлично богатеют, на власть мою огрызаются. Говорят, что если я давить на них буду, то соберут армию и снова станут «вольным городом», как было несколько десятилетий назад.

— И ты спустишь им это с рук?! — я была возмущена.

— Новгород налоги платит, карты пишет по моему указанию, дороги к весне начнёт строить. Они не отказываются быть частью Русской Империи, пока я не лезу в их дела. И я бы даже слова не сказала, но эти бояре меня на войну подбивают. Боятся, что лишатся части своего дохода, если Новгород отделится.

— И что же ты? Пойдёшь ставить на место «вольный город»?

— Конечно же — нет. Я действую согласно плану. Дороги, денежная реформа, школы. Раньше лета следующего года я из Кремля даже на улицы Москвы не выйду… — регентша тяжело вздохнула.

— Так, а что насчёт книг? Новгород их тебе поставляет?

— Да… со скидкой в двадцать процентов. Я думала, что все попаданцы будут стараться на благо империи. Нашей исторической Родины. Я ещё никогда так не ошибалась. Все гребут под себя, как и было в прошлых наших жизнях. Декорации изменились, а люди нет.

— Они правы, Великая княгиня, — я сжала в руках деревянную погремушку. — Надо в первую очередь думать о себе. О своём благополучии. Мы получили шанс на новую жизнь — мы избранные. Надо пользоваться случаем и наслаждаться. Вдруг, в следующий раз не получится сохранить память прошлых воплощений?

Елена Васильевна грустно улыбнулась.

— У меня получится, Агриппина. Я могу в любой момент «смыться в другую песочницу», сменить аватар.

— Так что же тебя останавливает? — я была напряжена. — В будущем бояре и князь Старицкий тебя от власти отстранят. Иван Васильевич тебе не сын, а София… не дочь. Что тебя держит?

— Какая-то внутренняя ответственность. Что-то внутри не даёт бросить русские земли. Понимаю, это звучит глупо. Как я могу чувствовать ответственность за людей, которых даже не знаю? За людей, которые живут своей жизнью и не желают меняться… — регентша перевела взгляд на спящую княжну. — София для меня как дочь, я родила эту кроху и обязана позаботиться о том, чтобы девочка имела шанс на лучшую жизнь. А Русская Империя её Родина. Её дом. И пока она маленькая, я хочу навести свой порядок в государстве.

1 июня 1527 года. Елена Васильевна.

— Елена Васильевна! Не можно! Не можно! — кричал боярин чуть ли не у меня над ухом и топал ногами.

Я принимала мужчину в своих палатах едва ли не с восходом солнца. Времени катастрофически не хватало, мне казалось, что вечно недовольные бояре в один прекрасный момент от меня избавятся. Мои реформы им не нравились. Мой пол им не нравился. Мои платья им не нравились. Очевидно средневековые чиновники уже десять раз пожалели, что позволили мне стать регентом. Ну, что я могу сказать… Сами виноваты!

Я глубоко вздохнула, привела мысли в порядок и спокойно сказала, глядя прямо в красные глаза боярина:

— Не можно? Это ещё почему? Земли монастырские людям нужны. Не так давно перестали дань Золотой Орде платить, люди стали жить лучше, стали плодиться и множиться. Земли свободной не хватает. И вообще, я уже приняла решение. Все церковные и монастырские земли и их крестьяне переходят в собственность государства. Мне дворянам за служение нечем платить!

— Одумайся, Великая княгиня! Нам же всем могилу роешь! А как же слуги божьи?! Останутся без дохода? Иосифляне бунт поднимут! Поднимут! — запричитал длиннобородый боярин.

— Пусть только попробуют. Хватит нам за ересь сжигать своих же людей на кострах. Это уже давно не модно и даже как-то дико, что ли… — я устало поднялась с кресла. — Разговор закончен. Можешь быть свободен.

Боярин, нахмурившись, спешно поклонился и, пятясь, вышел из моих покоев.

Нестяжатели и иосифляне мне порядком так надоели. Точнее говоря, надоели вторые…

В течение всего правления Василия III, в Русской церкви шла борьба двух идейных течений, которые получили условные названия нестяжательского и иосифлянского.

Идеи движения нестяжателей базировались на византийском исихазме Григория Синаита. Это — мистико-аскетическое учение, зародившееся в XIV веке у греческих монахов на Афоне. Они утверждали, что существует вечный свет, который явился на горе Фавор во время Преображения Господня. Его могут узреть те, кто ведёт праведную монашескую жизнь. Чтобы увидеть этот свет, греческие исихасты погружались в мистическое созерцание, полное сосредоточение на чем-нибудь до тех пор, пока им не начинало чудиться сияние вокруг него. Чтобы достичь такого совершенства, необходимы были строгий аскетизм, пренебрежение к собственной личности, полное смирение перед Божьей волей.

Чтобы достичь идеала, необходимо соблюдать общехристианские добродетели — нестяжание, послушание, целомудрие. Истинный подвижник не должен иметь личного имущества, особенно богатых одежд и украшений. Имущество отвлекает ум от духовной жизни и привязывает человека к земле, к миру. Эти принципы распространяются не только на монахов лично, но и на монастыри в целом. Им не положено обладать богатствами, прежде всего — земельными. Монастырскую собственность необходимо секуляризировать (конфисковать церковные и монастырские имущества в пользу государства).

Движение оппонентов нестяжателей — иосифлян. Основателями течения в 1490-е годы были архиепископ Великого Новгорода Геннадий и учёный монах-католик (!) Вениамин. Около 1497 года они сочинили первый программный документ иосифлян — «Слово кратко противу тех, иже в вещи священныя… соборные церкви вступаются». Всех, кто покушается на владения церкви, в этом трактате называли «лихоимцами».

Однако учение иосифлян было гораздо шире, чем просто защита своих имущественных прав (в литературе их позицию нередко примитивизируют, сводя её к скупердяйству, «стяжанию», борьбе за имущество церкви). Иосифляне сформулировали доктрину «воинствующей церкви». Согласно этой доктрине, священникам надлежит активно вмешиваться в мирские дела, направлять действия светских властей. При этом подданным «больше достойно повиноваться власти духовной, чем мирской», — писал Вениамин. Церковную деятельность иосифляне рассматривали как своеобразную религиозно-земскую службу, особое «Божье тягло».

Истинный христианин не должен погружаться в самосозерцание и отречение от мирского. Ему надлежит активно сражаться за веру и дела церкви. А поскольку любая война, любая власть требуют для своего обеспечения денег, то церкви положено быть богатой. Ей необходимо обладать материальной базой для успешного несения «Божьего тягла», управления мирскими делами и наставлением людей на истинный путь.