Лиза Хендрикс - Бессмертный воин

Ну, вот они и женаты, если не считать мессы, которая будет отслужена в часовне. Торопился ли отец Теобальд из — за слов Бранда или он и сам замерз до костей, но он быстро зачитал что — то на латыни. А они вернулись в зал почти в то же самое время, когда он произнес последнее аминь. За ними двинулись все женщины и мужчины из деревни и замка, смеющиеся и радующиеся, готовые праздновать.

Но прежде чем кто — либо мог сесть за стол, Алейде предстояло еще одно испытание, то, через которое ей надо было пройти в церкви, но из — за холода перенеслось сюда: принести присягу ее мужу как лорду Олнвика, клянясь уважать и почитать его. Это было куда более сложным и важным, ведь этим она предоставляла ему власть над землями ее дедушки. И осознание того, что это было просто формальностью, так как король уже отдал ему ее землю, когда рыцарь преклонил перед ним колени, не делало ее путь с ним через внезапно притихший зал легче.

Став перед мужем на колени, Алейда проигнорировала холод, охвативший ее и просочившийся до самых костей, и вложила свои руки в ладони Иво, сложив их как для молитвы. Его взгляд встретился с ее глазами.

— Отдаете ли вы себя мне целиком и полностью?

У Алейды зашумело в ушах, будто бы там жужжал рой пчел. Она недоуменно уставилась на Иво. Целиком и полностью ему? Факт подчинения лорду был просто частью оказания уважения, но он не задавал этого вопроса вчера, когда мужчины вставали перед ним на колени. Не было этих слов, с таким двояким значением.

— Миледи? — повторил священник.

Это просто формальность, сказала она себе, игнорируя спазмы в животе и внутренний голос, который твердил, что это самообман. Это лишь часть ритуала. Она избавилась от шума в ушах и вскинула подбородок.

— Да, — ее голос звучал хрипло и низко. Она откашлялась и проговорила вновь, на сей раз более твердо. — Я, Алейда, обещаю стать вам женой и спутницей во всем, клянусь защищать вас ото всех. Я признаю вас как законного лорда Олнвика и… — ее голос сорвался, и она вновь была вынуждена откашляться. — И признаю вас как своего лорда и отдаю себя вам. Клянусь в этом перед богом и людьми.

— Я принимаю ваши клятвы и после этого признаю вас своей, — сказал Иво. Он отпустил ее руки, но его глаза следили за ней теперь более мягко. — В ответ я назначаю вдовьей частью вашего наследства треть моей собственности, а также все те подарки и дары, что были предписаны контрактом. Взамен я прошу от вас лишь клятвы верности вассала феодалу. Вы дадите ее?

Наследство? Подарки? Она считала, что контракт лишь подтверждает права Иво, но не ее. У него было преимущество, в конце концов. Что же она, в конце концов, обещает?

— Да, милорд.

Иво поднял одну бровь, как бы спрашивая ее, не сожалеет ли она, что Джеффри не прочел ей вслух контракт. Отец Теобальд протянул ей Библию, чтобы она поцеловала ее, и Алейда положила на усыпанный драгоценностями переплет руки.

— Я клянусь, что с этого дня буду… преданным и истинным вассалом вашим, милорд.

Она опять споткнулась, произнося клятву. А Иво лишь кивнул ей в ответ, вот все и было кончено. Олнвик теперь принадлежит ему, как и она сама.

Когда муж протянул ей руку, чтобы помочь встать, что — то вновь сжалось внутри нее от прикосновения к его ладони. Она, сердясь на себя, отбросила эти мысли. Она сможет подумать обо всем этом и побороть себя позже, но сейчас не время.

Когда они совершили омовение и заняли свои места, раздался звук рога, и слуги начали вносить подносы с едой, ставя на столы мясо и различные закуски пока настил жалобно не заскрипел от тяжести. Хотя у Джеффри было мало времени, чтобы подготовиться к празднеству, Алейда не без радости отметила, что он с успехом справился. Присутствующие в зале могли насладиться таким же богатым пиршеством, как и на Рождество, а самые бедные батраки и нищие со всей округи, собравшиеся во дворе, будучи слишком жалко и грязно одетыми, чтобы войти в зал, тоже смогут получить объедки. И к утру уже Иво де Вэсси получит славу щедрого лорда. А вот сохранится ли это дальше, покажет лишь время.

Поскольку у Иво не было оруженосца или слуги, то он попросил Освальда разрезать для них пищу. С небывалым мастерством этот бывший рубака, мгновенно завалил их общий тренчер[25] отборнейшими ломтиками баранины и свинины. Он положил рядом лосося и пару сельдей, затем небольшой кусочек гусиной ножки занял место посреди блюда. Наконец он нарезал пышный пирог.

— Никаких голубей, — твердо сказал Иво. — Убери это от меня подальше.

Освальд, махнув рукой мальчишке, чтобы тот убрал пирог, положил вместо него угря, и затем поставил тренчер между Иво и Алейдой, приглашая их присоединиться к трапезе.

Иво отрезал ножом хрустящий, приправленный травами кусочек свинины и протянул его Алейде. Такая любезность была принята у рыцарей, ухаживающих за своей дамой, деревенских парней, ухаживающих за возлюбленной, или у мужа по отношению к его жене. Он, вероятно, с нетерпением ждал этого.

Но не Алейда. Она бы скорее умерла с голоду, чем приняла пищу из рук этого человека. Иво пожал плечами и положил кусочек мяса себе в рот.

— Рано или поздно вам придется разжать их.

Она резко посмотрела на него.

— Ваши руки, — сказал он, кивнув на ее колени, — и вашу челюсть. Я удивлен, как только вам это не причиняет боли.

— Лишь одна вещь причиняет мне бесконечную боль.

— Я видел, как люди умирали от того, что не могли разжать и менее стиснутые челюсти, — сказал он, игнорируя ее ответ. Он сделал хороший глоток грушевого сидра и предложил ей кубок, от которого она тоже отказалась. — Ну же, Алейда. Вы посмеялись надо мной, я посмеялся над вами. Давайте объявим перемирие прежде, чем вы умрете от голода.

— Посмеялись? Шутка? Вы так это называете? Покориться вашему желанию. Считаете, что я не поняла, что вы подразумеваете под вашим…? — Она неопределенно махнула рукой, очерчивая область между его животом и коленями.

— Вы сами это начали, миледи, одевшись точно монашка и сказав то, что сказали. Я лишь ответил ударом на удар, — усмешка всплыла на его губах. — Хотя мой удар был сделан с большим юмором.

Она впилась в него глазами, гнев ее потихоньку пошел на убыль. Он был прав. Она сама начала это сегодня вечером, и, кроме того, его насмешки не сильно отличались от тех, что сыпались на других свадьбах. И более того, она бросила ему сегодня вызов, за который большинство мужчин в зале, по меньшей мере, поколотили бы ее, а не ответили словами и смехом.

— Как вам угодно, милорд. Перемирие. — Она подумала вновь о том, что должно произойти после ужина и добавила. — Пока.