Будь моей (СИ) - "Cold February"

Это странно, но его ожидаемо прохладные прикосновения ладоней, на деле больше опаляют кожу огнем, скручивая натянутый узел желания внизу живота. Напрочь сбивая дыхание и сердечный ритм. Если тогда царь Йотунхейма был несдержан и прямолинеен в своем желании, то сейчас Сигюн в приятном замешательстве… Все, что он делает с ней, больше похоже на то, что он ее изучает.

И Сигюн не приминает сделать то же в ответ. Локи приятно вздрагивает, когда шустрые пальчики проходятся по плечам и переходят на спину. Со спины к пояснице… Он сипло выдыхает ей в шею, выражая свое одобрение. Чувство натирающих пах штанов красноречиво говорит о том, как эта женщина на него влияет. Локи обводит языком выпирающие косточки ключиц и сжимает упругую ягодицу. Возвращается вниз к бедру, чтобы закинуть его на свою талию и начать стаскивать пресловутый чулок. Сигюн неожиданно настойчиво тянет его обратно вверх, и Локи с ухмылкой не может не повиноваться. Ее лицо соблазнительно распаленное от ласк, глаза томно прикрыты густыми ресницами, а губы призывно приоткрыты, чтобы сразу принять его для глубокого поцелуя.

Факт: ни одна женщина не вызывала у него столько эмоций во время поцелуев. Возможно, потому что ни одна из них на самом деле не заботилась о его чувствах. Ни от одной из них он не получал такой эмоциональной отдачи. Они все были обеспокоены больше собственной удовлетворенности, чем его.

Широкая ладонь проскальзывает Сигюн под спину, заставив чуть выгнуться, и принимается за бегунок молнии. Царь Йотунхейма со звучным причмокиванием отстраняется. Сигюн в тот же миг погружается в алые, почти черные, замутненные страстью омуты. И почему-то сейчас они совсем не кажутся ей страшными или пугающими… Скорее, пожирающий взгляд мужа ее возбуждает. Она без задней мысли сладко улыбается, и получает в ответ какую-то плутоватую усмешку. Становящуюся понятной, только когда царь Йотунхейма отстраняется, чтобы потянуть сбившийся подол платья вверх.

Сигюн остается в одном белье под полностью одетым мужем, с плотоядным взором проводящим горячей ладонью вдоль ее тела. Где-то на моменте, когда жаркие поцелуи заканчивают исследовать плоский живот и перебираются на грудь вместе с руками, Сигюн перестает понимать, что происходит. От нее остаются только сбивчивые тихие стоны, инстинктивные выгибания тела и жгучая потребность чего-то большего. Эта потребность заставляет ее елозить по мужу руками, стаскивать с его тела тунику и приниматься целовать его торс.

Безумный контраст их слитых и переплетенных тел в своей цветовой антиномии вызывает смешанные чувства у обоих. И если Сигюн находит в этом нечто неожиданно соблазнительное, то Локи видит полное и безоговорочное владение. Полное собственное принятие женщиной, что носит регалию его жены и царицы. Так что он тоже принимает ее в ответ. Целенаправленно доводя до пика.

Царь Йотунхейма сваливается с нее, с тяжелым дыханием откидываясь на простыни рядом. А Сигюн тупо с колотящимся сердцем и высоко вздымающейся грудью утыкается в потолок. То, что сейчас происходит с ее телом, то, что прочувствовало ее тело, не поддается ее логическому объяснению. Его до сих пор слегка потряхивает от волны неожиданно нахлынувшей эйфории.

Фрейя в свое время не применяет науськивать младшую сестричку, что близость с мужчиной доставляет огромное удовольствие. Но она рисует это в своих речах так пошло и мерзко, что Сигюн просто не хочется слушать. То, о чем говорит Фрейя, не идет ни в какое сравнение с тем, что Сигюн испытывает только что с мужем. Она ежится от холода невольно прижимается плечом к единственному источнику тепла на царском ложе.

Локи лениво скашивает взгляд. Он нехотя тянется за сбившимися в ногах одеялом, чтобы накрыть себя с Сигюн и получить смущенное «спасибо». Он притягивает ее одной рукой, обнимая за плечи. На него накатывает какая-то тошнотворная идиллия. В голове всплывают сигнальные огонечки, гласящие о том, что он творит какие-то парадоксальные вещи. Локи никогда не был таким. Вернее, он, конечно, делал все то же самое для других женщин, но определенно с другой подоплекой. Локи переворачивается на бок лицом к супруге и с интересом изучает ее застывшее выражение лица крайней задумчивости.

— Чем ты уже успела забить свою золотую головку? — со вздохом интересуется он, поглаживая двумя пальцами вздрогнувший подбородок.

Женщины! Вечно ищут в действиях мужчины какой-то двойной смысл! Вечно себе на уме. И вечно полностью перевирают происходящее.

— Чт… я не…

Он скептически щурится.

— Сигюн…

Она прикусывает губу и после долгой паузы смущенно спрашивает:

— Просто я думаю о ваших словах… Было ли… это все только ради ребенка или…

Локи вдруг буквально простреливает. Вот об этом пикантном последствии близости он немного забывает. Однако он находится, чтобы усладить ее уши отчасти даже не ложью:

— Я хотел узнать тебя получше.

Сигюн непонимающе округляет глаза, так что ему приходится кое-что прояснить:

— Я, действительно, взял тебя в жены с одной лишь целью — чтобы ты выносила мне наследника. Но правда в том, что пока он мне не нужен.

— Я не понимаю…

— Ты все прекрасно понимаешь, милая, — усмехается Локи. — Оглянись вокруг. В таких условиях ты хочешь воспитывать своего ребенка? — Ее молчание обозначает ответ. — Пока я не подниму Йотунхейм на надлежащий уровень, ни о каких детях не может идти даже речи. Говоря об этом… — он щелкает пальцами, материализуя в руке пузырек.

— Что это? — Сигюн с сомнением принимает кристаллический флакон.

— Просто принимай по одной капле раз в неделю, будь добра. И начни сейчас.

Она смущенно кивает, понимая, что к чему. Жидкость на вкус оказывается странной смесью пахучих трав.

— Умница, — одобрительно тянет губы в улыбке Локи и отбирает у ее тонких пальчиков склянку, растворяя в зеленом свечении. — Будет лежать на твоей кровати.

— Но разве старейшины не зададутся вопросами, почему я не беременею? Вы ведь только по этой причине брали жену.

— Зададутся, — ухмыляется Локи, уже представляя недовольство старых синих ледышек. — Но им достаточно уже того факта, что рядом со мной есть та, кто в любой момент сможет обеспечить меня наследником.

Весь последующий вечер и часть ночи царь Йотунхейма выпытывает у нее подробности из ее жизни. Сигюн в очередной раз извиняется, когда речь заходит об ее родителях. И он не приминает пошутить, что раз ее так задевает этот факт, то замаливать грешки родителей она будет исключительно натурой. Ему доставляет какое-то садистское удовольствие раз за разом ставить ее в неловкое положение. Он даже успевает съязвить по поводу того, что ее любимым цветом оказывается голубой. Сигюн обличает в этом черту от Бога Коварства. Вести с ним диалог — оказывается непомерно сложной задачей. Она впервые встречает того, у кого настолько блистательно подвешен язык. И кто настолько беспечно не следит за тем, какой осадок оставляют его колючие выражения. Так что, когда очередная тема, заставившая ее смеяться, неведомым образом перерастает в очередную близость, Сигюн даже капельку счастлива от того, что ее словесная пытка заканчивается.

***

Утро для Сигюн начинается с довольно раннего пробуждения. Каждый ван на своей родной планете чтит природный цикл, а потому его с детства приучают подниматься с рассветом. Благо время во всех Девяти мирах течет одинаково. Но вот царь Йотунхейма к этому явно оказывается не приучен. Сигюн улыбается, наблюдая, как мерно вздымается и опускается его оголенная грудная клетка. Рука закинута за подушку и подложена под голову. А лицо смотрит прямо в потолок. Она видит это нечеткими очертаниями в полумгле темной комнаты, с одним лишь источником света — камином в противоположном конце. Сигюн ловит себя на мысли, что ей, в общем-то, нравится так просыпаться. Однако вечно валяться — значит зря растрачивать драгоценное время. Сигюн медленно, стараясь не разбудить мужа, выбирается из-под одеяла. И ее тут же охватывает легкий озноб. Неплохо было бы во что-то одеться. Только вот натягивать на себя платье слишком долго, а главное — бесполезно. Она делает шаг к изножью кровати, куда, как Сигюн примерно представляет, было отброшено последнее. Ей под ногу попадается какая-то шерстяная ткань. Слишком тяжелая, чтобы быть какой-то частью ее или царя Йотунхейма одежды. Сигюн усаживается на корточки, с победным ликом обнаруживая в находке покрывало. Она обматывается зеленой тканью и привстает.