Счастье за грош (СИ) - Бурова Дия

— Наркоман в наушниках???

— И вовсе я не наркоман, — обиделся Волоцкий.

— Никогда бы не поверила! Ни малейшего сходства! Да ты вундеркинд!

— Теперь веришь?

— Как тесен мир! — воскликнула Настя.

— И как трудно найти в нём человека, — отозвался Олег.

— Так у тебя ж вездеход! Чего не на машине?

— Электричка ходит без пробок.

Потом еще какое-то время сидели молча.

— Олег? — совсем тихо позвала Настя и бросила мимолётный взгляд в зеркало, справа за стеклом. — Но зачем тогда, если ты всё слышал и понимал…

Она не договорила, смахнула непрошеную слезу и, отщёлкнув ремень безопасности, который просто душил её в этот момент истины, повернулась к Волоцкому.

— Но ведь я же, смею надеяться, лучше Эдуарда, — улыбнулся Олег, хотя и не без грусти в очах.

— Он пустой. Это так. И где были мои глаза, когда я его ждала столько лет и выбирала! Но ты же понимаешь… на что себя обрёк?

— Разве?

— Быть третьим, — вымолвила она.

— Плохая доля, — согласился Волоцкий. — Сезам, закройся! И ты, Настя, всё же пристегнись.

— Тогда для верности, если тебе и точно нечего терять… — прошептала она. — Что там у классика? Ах, да! «Как сердцем я слаба…»

С этими словами она положила маленькую холодную белую ладонь на горячую длань Олега и потянулась к нему всем телом, чтобы украсть с уст ещё один умопомрачительный, волшебный поцелуй, и вновь ощутить всей душой и ликование, и упоение, испытанное накануне.

Олег ответил точно сам бог любви, заплутавший на белом свете, но не истративший магии. Настя вдруг поняла, что сгорела бы или расплавилась сейчас на месте, яви её возничий всё своё умение. И оценила, что тот не принудил просить пощады, а сам умерил пыл, выпустив из объятий.

Он перевёл дыхание первым и сказал:

— Пора!

Машина тронулась.

— Сразу в Москву, — промолвила Настя вдруг.

— Ты уверена? — взглянул на спутницу Волоцкий.

— Абсолютно, — подтвердила она, потом отвернулась и уставилась в окно.

Ехали ещё минут пять или все десять — молча, словно переживая, переосмысливая случившееся километр за километром.

Впереди на дороге Yandex-пробки спрогнозировали какой-то затор, и не было ни единого пути объезда. Внедорожник Волоцкого размеренно полз в гору.

— Очень душно! Я приоткрою? — спросила Настя.

— Сам, — ответил Олег и нажал какую-то кнопку на панели.

Стекло поехало вниз.

Вместе с лучами солнца и свежим воздухом в салон ворвался пронзительный свист, нарастающий по мере того, как машина продвигалась метр за метром по наклонной вверх.

— Дьявольщина! Похоже, мы основательно задержимся, — предположил Олег и рассмеялся.

— Чего тут весёлого? — удивилась Настя. — Двадцать первый век на дворе, а вся область, как выходные, всё равно в Москву, за покупками, хотя кругом понаставили гипермаркетов и прочих «шопингов».

— Я не потому. Разве не слышишь?

И он сдвинул боковое стекло ещё ниже.

— Закрой, Олег! Даже уши заложило! — тут же взмолилась спутница.

— Охотно.

Но это уже не помогало. Свист просачивался, и не было от него спасения, как от неуловимого комара ночью в тёмной комнате.

— Авария какая-то? — спросила она встревожено.

— Недоработка, — пространно выразился Волоцкий.

— Да сделай же уже что-нибудь! Я не вынесу этого писка.

— Так подойдёт?

Радио, конечно, растворяло неприятный звук, но тот прорывался и сквозь музыкальный фон, яростным диссонансом с джазовыми мелодиями.

Настя достала айфон:

— Ага, уже двенадцать. Надо поймать местное радио, может, новости какие узнаем.

— Да и так всё ясно, — отозвался Олег. — Держись! — с этими словами он, улучив момент, перестроился в правый ряд и вывернул с шоссе и нырнул между двухэтажных белёсых домов куда-то во дворы, где и припарковался.

Здесь писк был уже почти неразличим. Или он просто прекратился.

— Что это было? — спросила она озабоченного чем-то Волоцкого.

Тот порылся в бардачке и вытянул оттуда за провод наушники. Протянул Насте.

— Пойдём и посмотрим, всё равно пробка еще долго не рассосётся.

— Зачем это?

— Если гора не идёт к Магомету, то он сам идёт к горе. Чтобы хуже слышать! — усмехнулся Олег.

— А в Москву успеем?

— Мамой клянусь, успеем. — Сезам, открой дверь!

Умная машина вняла команде. Настя хотела было спрыгнуть, но водитель оказался проворнее. Обогнув внедорожник, Волоцкий появился перед её дверью и подал руку.

— Благодарю, — улыбнулась она.

— Туда! — махнул Олег, указывая направление. — Сезам, закройся!

Свист возобновился с новой силой и каким-то возмущением. Волоцкий скрипнул зубами и похлопал себя ладонью по уху.

Настя кивнула, сочтя предусмотрительность спутника благоразумной, и воспользовалась наушниками, только провод болтался.

— Минуту, — показал Волоцкий указательный палец, а потом прокричал так, что она различила. — Стой и не двигайся!

В руке у него возник нож, блеснуло лезвие на солнце. Двумя быстрыми движениями он срезал провода.

Пронзительный свист опять прекратился так же внезапно, как и возник.

— Лучше? Не вздумай вынимать!

И тут её осенило!

— Я догадалась! Не может быть! — воскликнула Настя.

И снова этот мерзкий звук!

— Не слышу, — знаками показал ей Олег.

— Я догадалась! — закричала она.

Волоцкий кивнул и поднял кверху большой палец.

Ещё некоторое время они пробирались меж низеньких, дореволюционных, как Настя думала, зданий с надстроенными деревянными этажами, а после и просто одноэтажек, пока пред ними не предстала во всей зимней красе Соборная гора.

Это бы высоченный заснеженный и обледенелый холм, у подножия которого толпился, закрывая уши ладонями, охотливый до культурных ценностей народ, но всё равно с настойчивостью, достойным лучшего применения, и любопытством туристы посматривали на вершину.

Когда свист в очередной раз сошёл на нет, Олег прокомментировал общую картину:

— Мыши плакали, кололись, но продолжали кушать кактус.

— Видишь этих двоих, там, наверху?

— Ещё бы, — улыбнулся Волоцкий и вложил ей в ладонь небольшой бинокль.

«Тоже, наверное, носил с собой, предусмотрительный!» — похвалила Настя и начала подстраивать окуляры.

И точно! Знакомый дядечка, тот самый пассажир, «Рак по гороскопу», в неизменной куртке типа «Аляска» почему-то стоял на коленях пред выпуклой во всех местах дамой, ещё обильнее той, которой часто писал красноармеец Сухов при переходе через пески. В могучем кулаке она держала мёртвой хваткой здоровую золотисто-зеленоватую креветку, изредка потрясая ею в воздухе и что-то выкрикивая при этом.

Настя ещё подстроила резкость, и теперь была готова поклясться, что та перебирает лапками и шевелит усищами. И сердце было готово разорваться от жалости при виде мучений ни в чём не повинного существа.

— Да что б тебя подняло и шлёпнуло! — только и успела она расслышать брань Олега, поскольку город снова накрыло свистом ракообразного с Соборной горы.

Внезапно женщина, сжимавшая креветку, оступилась, и, приземлившись на мягкое место начала спуск на этой пятой точке по очень кстати накатанному мальчишками льду. Народ разбежался кто куда, поскольку, как видно, где-то на уровне генетики у всех всплыло нехорошее воспоминание о фугасных бомбах, с таким же диким звуком некогда обрушенных на наши мирные города.

Настя и сама дёрнулась было в сторону, но Олег удержал её ладонь, давая понять, что худшее позади.

И верно. Под конец дама эта приобрела ускорение согласно законам физики и, подпрыгнув на небольшом снежном трамплинчике, вылетела на площадь, где впечаталась в точно собранный для неё сугроб.

— Жестокое обращение с животными, статья номер двести сорок пять, деяние, совершённое по предварительному сговору группой лиц и в присутствии малолетних, — только и вымолвил Волоцкий и зашагал к виновнице торжества.