Марина Кистяева - Я всё снесу, милый

— Вы должны это принять. С сегодняшнего дня это ваша жизнь.

— То есть он будет моим опекуном?

— Э — э… Можно и так сказать.

— В чем подвох, доктор?

Тот замялся, поправил очки и продолжил:

— Мрасс оплатил твою реанимацию, дал вторую жизнь.

— Это я уже поняла. Вы неплохо тут утроились в ваше время. Сначала мы заплатили за то, чтобы нас заморозили и через несколько столетий вернули к жизни. А вы… Вы, зная, что никто не сможет призвать вас к ответу, продаете воскрешенных. Не хило! Браво!

И Зоя несколько раз похлопала в ладоши.

— Мы вас не продаем, — доктор поморщился.

— А как же это называется? Вы четко дали понять, что у меня в вашем мире нет никаких прав. Что я никто. Вещь. Предмет интерьера.

— Вы преувеличиваете. К сожалению, у нас было мало времени, чтобы подготовить вас…

Зоя усмехнулась.

— Ой, я ни за что не поверю, что к этому можно подготовиться! Вы нас используете!

— Вы снова нервничаете и ведете себя неадекватно…

Она поняла тонкий намек и, сделав глубокий вздох, постаралась сохранять видимость спокойствия. Девушка на самом деле не в силах изменить происходящее.

— Вы не ответили на вопрос, доктор… В чем же подвох? Как вы выразились, «мой опекун», наверное, не просто так отвалил вашему центру кругленькую сумму, чтобы получить неадекватную игрушку. Я ему для чего‑то нужна.

Зоя готова была поклясться, что доктор вздрогнул и побледнел. Видимо, не каждый день пациентки досаждали ему вопросами.

— Э — э-э — э… Цель вашего существования должна была обсуждаться чуть позже, — прочистив горло, сказал мужчина.

— Но у нас нет времени.

— Нет. Тут вы правы.

И снова тишина.

Зоя мысленно выругалась.

— И?..

— Что «и»?

— Доктор, я хочу знать! Для чего я ему нужна? Почему вы не говорите? Вы понимаете, что тем самым подвергаете меня еще большему стрессу?

— Шантаж вам не к лицу.

Доктор поднялся и посмотрел на золотые часы.

— К сожалению, наше время вышло. Вам самой придется выяснять отношения с вашим мрассом.

— Какая же вы… — Зоя сжала маленькие кулачки и с ненавистью посмотрела на мужчину в бледно — голубом халате.

Тот демонстративно приподнял брови, ожидая продолжения. Его не последовало.

Несмотря на ярость, клокочущую внутри, девушка боялась врачей и тех препаратов, которые ей могли вколоть. Зое хотелось поскорее покинуть центр и оказаться вне досягаемости мрачных типов, которые распоряжались ее жизнью.

Она опустила голову, признавая поражение.

Психиатр кивнул.

— За вами сейчас придут. Принесут одежду.

— Зачем? — лицо девушки вспыхнуло гневом. — Ваша больничная одежда больше похожа на тюремную робу. Я могу отправиться и в ней. Буду как нельзя лучше соответствовать своему положению.

Юлиан не любил ждать. Он посмотрел на часы и нахмурился. У него была важная встреча. Опаздывать он тоже не любил.

Мрасс выпил уже две чашки кофе, а девушка еще не была готова. Психолог суетилась, то бледнея, то краснея от волнения. Ее некомпетентность и неспособность справиться с собственными эмоциями раздражала его.

Наконец, в кабинет вошел другой доктор и вежливо произнес:

— Мрасс Варшавский, прошу вас следовать за мной. Мы очень рады, что вы стали клиентом нашего центра, и…

— Не могу сказать, что мне понравилось быть клиентом «Рассвета». Своим друзьям и партнерам я вас рекомендовать не стану, — отчеканил

Юлиан.

— Мы понимаем ваше недовольство и постараемся впредь не допускать подобных недоразумений.

— А мне‑то что с того? Вы сами себе портите репутацию.

Доктор еще что‑то говорил, но Варшавский не слушал. Он был влиятельным человеком, и одно его как бы невзначай брошенное слово могло сыграть роковую роль в принятии решения.

И все это понимали.

То, что в центре произошла путаница, и на одну воскрешенную девушку поступила оплата от двух мрассов, было из ряда вон выходящим событием. Предстояло внутреннее расследование.

Сейчас необходимо исправить впечатление Варшавского о сотрудничестве с «Рассветом». Но как это сделать, если он забирает неподготовленную девушку, у которой случаются постоянные срывы?

Варшавский отмахнулся от слов доктора, как от жужжания назойливой мухи. Ему порядком надоело находиться в центре.

— Давайте без демагогии. Где девушка?

— Ее как раз…

Доктор не договорил — одна из дверей хлопнула. В коридоре появилась невысокая блондинка, облаченная в бесформенный брючный костюм, больше напоминающий пижаму. Длинные волосы были собраны в «конский хвост».

Оказавшись в коридоре, она осмотрелась. Когда взгляд остановился на докторе и Варшавском, ее глаза прищурились.

— Это он? — голос девушки прозвучал очень громко в наступившей тишине.

У Варшавского реакция была аналогичной.

— Что это такое? — от его холодного голоса доктору стало не по себе. Он уже не чаял, когда спровадит Варшавского из центра и сможет вздохнуть свободно.

— Это Зоя, девушка, предназначенная…

— Я еще раз спрашиваю: что это такое? Я платил за высокую брюнетку, а не за бледную пигалицу с непонятной внешностью!

Девушка вздрогнула и побледнела.

Доктор, приблизившись к мрассу почти вплотную, проговорил так тихо, чтобы услышал только Юлиан:

— Зато ее фигура полностью соответствует предназначению. Возможно, вы зря злитесь.

Варшавскому хватило одного взгляда, брошенного на врача, чтобы тот замолчал.

Зато Зоя сделала по направлению к ним несколько шагов и вмешалась в разговор:

— Раз я вам не подхожу, может, откажетесь от меня?

В глазах мужчины промелькнуло нечто, напоминающее удивление.

— И куда ты пойдешь, милочка?

— Я найду себе применение, милый, — в тон ему ответила девушка.

Она не собиралась сдаваться.

Брови мужчины медленно поползли вверх.

А у доктора затряслись руки.

— Вас предупреждали, что девушка не готова…

— Вы повторяетесь, — Варшавский не счел нужным взглянуть на врача. Он, не отрываясь, смотрел на девчонку.

Та стойко выдержала его взгляд, хотя это ей стоило титанических усилий.

— Не сомневаюсь, что найдешь. Но я предпочитаю получать то, за что заплатил.

— Вы только что сказали, что недовольны результатом. Вы ожидали другую девушку.

— Значит, будем исправлять тебя.

С этими словами Варшавский направился по коридору к выходу, не сомневаясь в том, что девушку поведут за ним.

Зоя была в панике.

И это слабо сказано.