Яся Белая - Цветы всегда молчат

Графство Нортамберленд, замок Глоум-Хилл, 1878 год

– Мифэнви, вы совсем себя не жалеете!

Колдер Грэнвилл накинул пушистый плед на колени своей невестки.

– Вы совершенно напрасно волнуетесь, – смущенная такой заботой, молодая женщина зарделась до корней волос. – Тут совсем не холодно…

– И поэтому ваши руки ледяные?

Он осторожно пожал ее узкую ладонь, совсем легко, почти неощутимо коснувшись белой атласной кожи. Но тут же отпустил, вздохнул и отошел к письменному столу.

– Смотрю, вы не разбирали почту?

– Да, извините меня, – тихо отозвалась Мифэнви, – я немного расстраиваюсь, что мне никто не пишет.

– Господи! Да что же вы себя хороните в двадцать лет!

Колдер посмотрел на нее так, что женщина явственно почувствовала: рассержен и, должно быть, хотел бы встряхнуть ее как следует, и еще ниже опустила голову.

– Увы, – проговорила она, роняя вязание, – вы ведь знаете: я умерла еще тогда…

Она закрыла лицо руками, и плечи ее затряслись от рыданий.

– Простите меня, – Колдер почти подбежал к ней и опустился у кресла. – Простите… Я не должен был…

У него сводило пальцы от желания обнять, укрыть от всех бед, утешить, убаюкать…

– О нет, Колдер, вы не виноваты, – Мифэнви подняла на него глаза цвета умытого дождем неба, и у мужчины перехватило дыхание. – Я знаю, все ваши действия и слова продиктованы заботой обо мне. Право же, – порывисто сжав его руку, сказала она, – я ничем не заслужила такого друга, как вы.

И он позволил себе прижаться губами к голубой жилке на ее запястье. Невесомо. Ожидая немедленного наказания за дерзость. Но Мифэнви лишь улыбнулась, чуть-чуть обнажив белоснежные, но неровные острые зубы.

– Вы заслуживаете куда большего! Ведь благодаря вам в Глоум-Хилле появились цветы, – прошептал он.

– Вы говорите так, будто я – цветочная фея!

– Во всяком случае – очень похожи. Вся в пыльце.

– Еще никто не называл так мои веснушки.

– Значит, я хоть в чем-то – первооткрыватель.

Колдер лукаво подмигнул, и Мифэнви тихо рассмеялась. А солнце, запутавшись в ее рыжеватых кудряшках, упрямо не желавших лежать в строгом вдовьем пучке, и окрасив их ярким золотом, будто подтвердило ее неземное происхождение. Отсмеявшись, она вернулась к рукоделью, а он, встав, снова занялся почтой.

– А вот вы и ошиблись, что никто не станет вам писать. Тут письмо на ваше имя. И пресолидное, – Колдер протянул ей ванильно-розовый конверт с гигантской печатью.

– Ох, это от батюшки! Такая печать может быть только у него… – Мифэнви смутилась. – Мне, право, стыдно за эту склонность отца к столь театральным жестам.

Она поспешила вскочить, чтобы скорее взять письмо, но запуталась в пледе и, ахнув, полетела вперед.

Колдер подхватил ее, и оба замерли. Сердца их колотились бешено и в унисон. И они не могли отвести взглядов друг от друга.

Наконец Мифэнви, густо покраснев, аккуратно высвободилась из объятий деверя, встала и вынула из его безвольных пальцев злосчастный конверт.

Она читала, а Колдер любовался ею, стоящей в косой полосе солнца: даже в этом глухом черном платье она была краше всех разодетых принцесс.

Мифэнви вскрикнула, пошатнулась, и письмо, по круговой, спикировало на пол. В этот раз подхватывать ее не пришлось – она намертво впилась побелевшими пальцами в спинку кресла.

– Батюшка болен… – промолвила тихо, прижав сложенную ладонь к груди и опустив голову, – умирает… – уже совсем тихо проговорила она и как подкошенная рухнула вниз, тоненько заскулив.

Теперь Колдер не раздумывал – бросился к ней, опустился рядом, обнял и прошептал, баюкая:

– Не отчаивайтесь. Будем верить в чудо. Но выезжайте немедленно! Я распоряжусь об экипаже.

Он дернулся, намереваясь встать, но она не позволила ему уйти, как ребенок, схватилась за ворот сюртука и замотала головой.

– Нет. Одна не поеду. Если что-то случится – не выдержу.

Он сглотнул, отгоняя даже мысль о подобном исходе, и, взяв ее за руку, заверил:

– Вы не будете одна. Я еду с вами.

– Благода… – Мифэнви осеклась на полуслове, и Колдер, проследив за ее взглядом, заметил, что внимание невестки привлекла записка, выскочившая из того же конверта. Мифэнви вытащила послание и принялась читать. Постепенно тучи печали, сошедшие было на ее нежное лицо, разорвала улыбка. – Это Мыш. Он пишет, чтобы я не вздумала срываться с места, потому что батюшка, цитирую: «…что-то задумал и чудит…» Мыш пообещал держать меня в курсе и сообщить, когда дело действительно станет плохо. Так он пишет…

– Прескверно пишет, надо признать, – проговорил Колдер, поднимаясь, отряхивая брюки и протягивая руку, чтобы помочь подняться ей. – И кто он вообще такой, этот Мыш?

Мифэнви вернулась в кресло и, усевшись, позволила себе расслабиться:

– Мыш – правая рука моего отца, а заодно – его мозги. Он и начальник стражи, и первый советник, и канцлер… Да легче сказать, кем он не является. На самом деле, его зовут Глейн Нотенгейм, и не будь его при дворе, батюшка давно спустил бы весь бюджет Лланруста на балы и фейерверки.

– Но почему вы зовете столь почтенного человека странным и обидным, на мой взгляд, прозвищем? – Колдер поморщился, давая понять, как он относится к такого рода шуткам.

– Не думаю, что Глейна можно назвать почтенным. Он такой худой и несуразный, и где-то ваших лет, – продолжила она все в том же веселом приподнятом расположении духа, – и еще он альбинос, притом – с красными глазами! На мышь похож. Потому его так все и зовут. Кажется, в Лланрусте мало кто помнит его настоящее имя. Да он и сам себя так же именует. Так что никаких обид.

– Должно быть, мне никогда не вникнуть в политическое устройство Лланруста, – проговорил Колдер, хмыкнув и вновь зашуршав бумагами. – Мышь – царедворец! Что может быть хуже и уморительней?

Но вопрос так и остался без ответа. Едва Мифэнви открыла рот, дабы возразить ему, как была бесцеремонно прервана – в гостиную вбежала горничная, крича:

– Милорд, милорд, там! – запыхавшись от бега, говорила она торопливо, проглатывая слова.

– Итак, Мэрион, что же такое стряслось, что вы ворвались сюда без стука и разрешения? – вкрадчивым тоном поинтересовался Грэнвилл, складывая руки на груди и принимая невозмутимый вид. И надо признать, учитывая его рост и ширину плеч, зрелище получилось впечатляющим.

Девушка вся затряслась и окончательно растеряла слова. Кое-как ей удалось выпалить:

– Там эта леди… В розовых рюшках… Говорит: ваша кузина. И вы должны ее спасти…

– Кузина! – его голос зазвенел от гнева и возмущения. – В жизни не слышал ни о каких кузинах! Тем более в розовых рюшках!

– Она утверждает, что ее имя – Грэнвилл! Что же мне теперь ей передать?