Красная Шкапочка - Жнецы Страданий

Каждый чего-то боится. Кто голода, кто старости, кто смерти, а кто самой жизни. Проще всего бояться нечисти, что лютует каждую ночь. Можно бояться стать плохим человеком, и это не постыдный страх, а голос совести. Но самая большая трусость — бояться быть в ответе за кого-то, пусть этот кто-то хоть слепой кутенок. Всего можно бояться… только это не жизнь, а так, пустое топтание земли.

Немногим удается победить страх. Только тот, кто каленым железом выжигал его в себе, закончив земной круг, имеет право сказать: «Я жил и не боялся! Жил, а не трепетал! Дышал полной грудью, а не вжимался в землю подобно дикому зверю, пытаясь с ней слиться!».

И еще запомни: есть люди и нелюди, которые пользуются нашими страхами, разжигают их в наших душах и наживаются на них! Вот их нужно побеждать в первую очередь! Потому как пока страх живет среди нас, он правит и нами, и миром.

Согбенный парень вскинул вспыхнувший пониманием взгляд, а его собеседник продолжил:

— Но есть кое-что, что сильнее страха. Любовь. Всесокрушающая и всепобеждающая. Ей подвластны и первый богач, и последний нищий. Не спастись от нее никому. Будь ты добродетельный молитвенник или горький пьяница, государь или бродяга, она придет и заберет твое сердце. И нет от нее оберегов и заклятий. Не откупиться от нее деньгами да посулами и бежать — бесполезно. Скройся ты хоть в самом глубоком погребе или на самой высокой горе, все равно придет она терзать тебя, не давая спать по ночам.

А еще помни: глупцы те, кто боятся любви! Нет ничего страшнее — прожить жизнь, так и не узнав, почему сладко замирает сердце по весне; и что рука любимого человека нежнее шелков. Во имя любви люди забывают страхи. Вчерашний трус совершит такой подвиг, на который не отважится даже самый храбрый воин.

Любовь преодолеет все: разлуку, боль, одиночество, горе, предательство. Страх, как шелудивый пес, бежит от того, к кому она приходит. Нет места страху рядом с истинной любовью, которая одна способна исцелить израненную душу и вернуть веру тому, кто давно забыл, что значит верить…

Каред слушал напевную речь и из глаз его текли слезы. О чем он плакал? То лишь боги ведают. Но уже к ночи пропал парень бесследно и не нашли его ни на следующий день, ни через седмицу… Только горько причитала мать и плакала Зорянка, которой обещал он смастерить соломенную куклу…

Зима в этом году выдалась холодная и снежная. Поутру, пока от дома до ворот тропинку расчистишь — замаешься. А стужа такая, что дыхание в горле перехватывает!

Лесана возвращалась от колодца с двумя полными ведрами, вода в которых уже начала схватываться тонким мятым ледком. Ветер дул в лицо, мешая смотреть, обжигая щеки.

— Дай, помогу.

И ведра, только что такие тяжелые, вдруг сделались невесомыми. Девушка оглянулась, с трудом разлепляя смерзшиеся ресницы.

Высокий широкоплечий парень в овчинном тулупе перехватил ношу и улыбнулся. Лицо у него было круглое, курносое, простое. Самое лучше в мире лицо! Лесана улыбнулась и зарделась. Мирут давно запал ей в сердечко. А она нравилась ему. И весной, возможно, он придет со сватами. Нет, не «возможно», точно придет! От этой блаженной мысли на душе становилось тепло-тепло, и даже обжигающий ветер не мог остудить горение сладкого пламени.

Шли молча. Да и о чем говорить? Все эти двое друг о друге знали. Он — сын кузнеца, она — дочь бортника. Не самая завидная невеста — семья не шибко богата, скотины в доме немного, а вот детей — семеро по лавкам. И она — Лесана — самая взрослая. Была у нее сестра, летами старше. Но вот уже четыре года, как пропала Зорянка. Вечером, в осенних сумерках провожал ее жених до дома. Всего-то и надо было перейти улицу. Так оба и сгинули. Искали их наутро, звали, кричали, надеялись — спасли несчастных деревянные ладанки-обереги. Но нет. Только собаки беспокоились и выли…

Вызывал тогда деревенский староста колдуна, чтобы защитил поселение от возможного возвращения двоих влюбленных. Недешево обошелся охранительный обряд, так недешево, что не сыграли в тот год ни одной свадьбы — не на что было пиры пировать, едва дотянули, перебиваясь с овса на полбу, до нового урожая.

А Лесана до сих пор помнила продирающий неживой взгляд чародея, творившего заклятье. Он тогда посмотрел на заплаканную девочку (зарыдаешь, пожалуй, когда родная сестрица вместе с женихом обратилась в нежить зловредную и в любой миг возвратиться может на родимый порог — стонать, скрестись под окнами, смеяться диковатым смехом или со слезами звать родичей, чтобы выглянули из избы) таким взглядом, что у нее подкосились ноги.

Зато теперь охранное заклинание берегло все поселение. Даже в сумерках можно было выйти во двор, а то и дойти до соседнего дома. Конечно, мало кто осмеливался, но все равно было так спокойнее.

Мирут — из всех храбрецов на деревне первый — рассказывал Лесане, как ночью с друзьями на спор ходил аж до самого колодца! И, хотя, сердце едва не выскочило из груди, никто парня не тронул, но он божился, будто слышал Зорянкин голос, зовущий из-за тына. Отец тогда надавал ему подзатыльников и целую седмицу не выпускал из кузни, работой выбивая из бестолкового придурь. Ибо охранное заклятие оберегало деревню от вторжения злобной нечисти, но сколько было случаев, когда не спасали ни обереги, ни заклятья, если манил несчастную жертву сладкий зов вампира, лишающий разума. А бывало, иным хватало просто услышать голос, взывающий о помощи, чтобы самим выбежать на кровожадного оборотня и стать его добычей.

Да, всякое случалось. Потому каждый знал — с наступлением ночи, если хочешь остаться в живых, из дому — ни на шаг не отлучайся. Богат ты или беден, но денежку на защитный талисман-оберег для жилья отыщешь. У кого достаток был велик, те заговаривали целые подворья, но все равно без особой нужды по темну за порог не совались. Если беден был человек, накладывал он заклятье всего лишь на дом, но дом этот был укрытием и для скотины (если имелась таковая), и для людей.

Когда у отца дела шли совсем плохо, или когда год был неурожайный, засушливый, в доме Лесаны теснились за перегородкой и корова с теленком, и коза, и десяток кур. Никуда не денешься. Если нет звонкой монеты на оплату труда колдуна, исхитришься как угодно, чтобы и не тратиться, и себя вместе со всем невеликим добром сберечь.

То ли дело семья Мируты! У них у каждого есть дорогой оберег-ладанка на шее, заговоренный на защиту не на год, не на два, а на целых пять лет! И кузня, и дом, и все подворье их осенено особым наговором. А когда рождался в семье новый ребятенок, сразу посылали за чародеем, чтобы защитил дитятку заклятьем.

А вот у соседей их — гончаров с окраины — денег водилось немного, потому, когда померла в семье старая бабка, не на что было пригласить колдуна — отшептать покойницу. Похоронили ее за буевищем, ибо все равно знали — поднимется.