Королевство Тени и Света (ЛП) - Монинг Карен Мари

В этом лучезарном, утопающем в магнолиях королевстве за бескрайней синевой никто не воевал за трон. Никто и не думал о троне. Королевские особы устроили всё так хорошо и справедливо, что все надеялись, что король и королева будут жить вечно.

Это не та история.

У принцессы из этой истории никогда не будет детей.

Она влюбилась в чудовище.

Человеческая часть меня — я не уверена, как много от неё осталось — чувствует душераздирающую печаль и сожаление о детях, которые никогда не родятся. Но за жизнь с Иерихоном Бэрронсом стоит заплатить эту цену.

Если бы у меня родилась дочь, я знала, что бы я ей сказала, и это не то, что сказала бы легкомысленная провинциальная принцесса из-за лазурного водораздела. Та принцесса воспитывала бы своих отпрысков весёлыми, добрыми, наслаждающимися жизнью. Она бы говорила им, что в маленьких жизнях кроются великие награды, и смотрела бы в окно замка, улыбаясь детям, пока те с друзьями нежились на солнышке у бассейна.

Та принцесса водила бы своих дочерей покупать платья на выпускной, а потом на свадьбу, красиво старела, окутывала любовью своих внуков и стариков, и после долгой счастливой жизни её бы любя похоронили возле надгробных камней её возлюбленных короля и королевы.

Та принцесса мертва.

Я Мак Лейн-О'Коннор, Верховная Королева Фейри, и путь к моему трону был вымощен горем, ложью, предательством, войной и убийствами, и многое из этого совершила я сама.

Моё королевство вовсе не солнечное. И вовсе не знакомо мне полностью. Тёмное, пропитанное дождём, холодное, часто оледеневшее, оно вмещает в себя множество королевств: Земли Смертных; Дворы Света и Теней в Фейри, включая заброшенную тюрьму Невидимых; Белый особняк; Зал Всех Зеркал; искажённые Зеркала, и неизвестно сколько всего ещё.

Мой замок — это проблемный в территориальном и временном отношении книжный магазин, который я скрываю от мира, поскольку многие охотятся на меня.

Весь мой двор — за исключением изгнанных и способных рожать детей Спирсидхов — хочет моей смерти и не остановится ни перед чем, чтобы лишить меня силы и согнать с заветного трона.

Будучи этой женщиной, я бы сказала дочери, которой у меня никогда не будет: Ты первична, неизмеримо важна и связана со всеми вещами во вселенной. Ты создание алхимии, изменяешь всё, чего касаешься, в лучшую сторону или в худшую. Выбирай с умом, чего и как ты касаешься.

Я бы воспитывала её так, чтобы она отстаивала свои убеждения любой ценой, потому что в конечном счёте тени становятся узкими, злыми и голодными, желая поглотить тех, кто не уверен в своих принципах. Калек с разделённой волей. Ты должна знать, чего ты хочешь, во что ты веришь, и ты должна быть готова жить и умереть ради этого.

Я бы сказала ей, что надежда бесценна, а страх порождает смерть… не от милосердного взмаха острого вражеского клинка, а медленную и куда более болезненную, заставляющую тебя гнить изнутри.

Я бы поручила ей защищать тех многих, кто не может защитить себя, потому что некоторые рождены с великой силой, стойкостью и способностью выносить трудности, тогда как другим этого не дано.

Я бы поощрила её быть громом. Быть бурей. Быть ударяющей молнией. Быть ураганом, который взмётывает океан сокрушительными волнами, быть диким цунами, которое меняет очертания берегов.

Потому что если ты не гром, и если ты не буря, то ими будет кто-то другой, а ты останешься хрупким листиком на холодном, пронизывающем, смертоносном ветру, порождённом кем-то другим.

Я делилась бы с ней мудростью и печалью жестокой, но всё же незыблемой правды. Для некоторых из нас жизнь — это вовсе не зачарованная летняя мечта.

Она смертоносна.

А ты должна быть смертоноснее.

Часть I

«Туман приходит на маленьких кошачьих лапках», — сказал Карл Сэндберг.

Когда я была юной, я любила туманные утра в Эшфорде, Джорджия. Всматриваясь в глубины тумана на нашем заднем дворе, я воображала себе всевозможных фантастических существ; единорогов, драконов, возможно, даже великого Аслана, вырывавшегося из этих волнистых, низко повисших облаков, и друзья из любимых детских сказок проскальзывали в мой день через мистический дымчатый портал.

У Фейри больше сотни названий для льда, и раньше я думала, что это перебор, но теперь, живя в Ирландии, я осознала, что мне нужно примерно столько же названий для нюансов тумана, который стал столь же постоянным элементом моей жизни, как и то адовое кольцевое движение на дорогах Дублина, из которого я никогда не могу выехать нормально, не описав полдюжины петель и не бормоча проклятья себе под нос.

Shika: кружевной, деликатный туман, который покрывает улицы инеем замысловатой красоты. Barog: депрессивный, гнетущий, сероватый пар, который влажно льнёт к твоей коже. Playa: сухие, приземистые, узкие как ленточки дымчатые струйки, которые порывами пинают твои лодыжки перед тем, как исчезнуть. Macab: мрачные, подавляющие, пробирающие до костей миазмы, которые часто встречаются на кладбищах, где не гуляет морской ветерок, а сама почва сочится осязаемой угрозой. Oblivia: искажающее чувства, злобное облако непрозрачной белизны, которое опускается резко и как будто из ниоткуда, чтобы заставить тебя рвануть в худшем из возможных направлений, пребывая в уверенности, что убежище находится прямо перед тобой.

Но здесь не только туман подкрадывается к тебе на маленьких кошачьих лапках и бесшумно садится на корточки, наблюдая хищными глазками-щёлочками.

Здесь предательство незаметно, неслышно подбирается ближе, наблюдает за тобой глазами, которые состоят из сотен-оттенков-фейри-льда, и ждёт идеального момента, чтобы всадить нож тебе в спину.

Из дневников МакКайлы Лейн-О'Коннор,

Верховной Королевы Фейри

ТЁМНЫЙ СОН

Ты был моим городом, теперь я в изгнании, провожаю тебя до двери^[1]

Дублин, Ирландия

После войны, положившей конец всем войнам, мой город — совершенство.

Окружённая принцами, полным составом Двора Света, шагающим позади меня, я иду по улицам Темпл Бара.

Над крышами магазинов и пабов такая полная луна с кровавой каёмкой висит так низко, что едва не затмевает ночное небо, напоминая мне о другой планете, где (тысячу жизней назад) я стояла между Круусом и королём Невидимых и чувствовала себя так, будто могу подняться на край ночи, запрыгнуть на забор из сосновой древесины и одним прыжком переметнуться с планеты на луну.

Земля продолжает меняться, с каждым днём делаясь всё сильнее похожей на Фейри, становясь роскошнее, изобильнее и фантастичнее, под стать расе с пресытившимися вкусами и запредельным голодом. Мы, правящие этой планетой, изменяем саму материю вселенной. Смертные законы физики не действуют. Мы определяем реальность; она покоряется нашей воле.

Над головами летают Охотники, издавая звуки гонга глубоко в груди. Я поднимаю взгляд, когда они скользят мимо луны, и их обсидиановые крылья на фоне сферы с кровавым окаймлением вызывают непрошеную вспышку воспоминаний, которая взрывается и на мгновение освещает моё сознание — взгляд полуночи, окрашенный кроваво-красным; жёсткий, вызывающий, оценивающий взгляд мужчины: «Кто ты, бл*дь?»

Безумный хохот мог бы взбурлить во мне, но там, где некогда горели угли, лишь пепел, и смех уже не бурлит.

Ничто не бурлит. Я бездонная, неподвижная бездна.

Ясность, дарованная фрагментом воспоминания, меркнет. Я отвожу взгляд от неба и смотрю обратно на землю.

Фосфоресцирующий туман, гонимый лазурным океаном, накатывающим на берег Ирландии, дрейфует кружевными вереницами над блестящей от очередного дождя брусчаткой, окутывает уличные фонари и витрины магазинов перламутровыми паутинами. Пока мы продолжаем своё шествие по кварталу, целые пологи бархатных цветов взрываются за нами, вываливаются из ящиков на подоконниках, вырастают в садах на крышах, пока густой ковёр морской пены и лазурной травы пробивается между камней.