Медвежья услада - Елена Синякова

Из рода в род их дети перенимали в сказках и легендах предупреждение о том, что нельзя уходить вглубь суровой Арктики.

Потому что те, кто уходил, уже не возвращался.

Шли года, десятилетия, столетия, и люди создавали свои селения вдали от нас, уже не пытаясь нарушить законы, важность которых едва ли понимали до конца.

Но у нас не было права на ошибку.

Из столетия в столетие, из года в год мы стояли на страже, даже если не видели поблизости людей вот уже много веков.

Всего пять семей из рода Полярных Берсерков с честью и гордостью несли эту службу.

Мой отец был стражем, как и мой дед.

И я знал, что, когда придет время, мой сын и внук тоже будут стражами.

В своем человеческом обличии я был двухметровым мужчиной с мощной грудью, широкими плечами, светлыми волосами и голубыми глазами.

Но на страже границ я ходил в облике полярного медведя.

Так было проще охотиться и скрываться от случайных глаз.

Мы заступали на смену ровно на неделю.

День и ночь, ровно семь дней мы должны были оставаться у Великих ледяных врат и осматривать границы вдоль них, пропуская мимо только малочисленных зверей.

И не было ничего необычного с того момента, как я пришел сюда впервые, до тех пор, пока я не ощутил ее…

…человеческую девушку.

Люди говорят, что есть рай.

И он высоко над Северным сиянием.

Что это место, где нет холода и вечно цветут цветы.

А я вдохнул в себя тонкий аромат ее тела и понял, что рай там, где она.

В моем ледяном мире ароматы были подобны благословению.

И ощутить что-то помимо кусающего мороза, медвежьей шерсти, рыбьего жира, крови или запаха дыма из деревни за много тысяч километров от меня было сродни удару в солнечное сплетение!

Тонкий, хрупкий, сладкий аромат этой девушки оглушил меня и почти сбил с лап.

Я замер и повернул медвежью морду, следуя за ним, словно обезумевший, когда не понимал, что сам иду к ней.

Иду и не ведаю, для чего делаю это.

Я нашел ее вдалеке от границы, которую нельзя было переходить, хотя нужно было признаться, что она была первой за последнее столетие, кто подобрался настолько близко.

Не местная.

Иначе я бы нашел ее задолго до этого дня.

Облаченная в белоснежный комбинезон, девушка почти сливалась со снегом, что запорошил вековые льды, но я видел ее отчетливо и жадно рассматривал своими звериными хищными глазами.

Я вбирал ее в себя.

Дышал полной грудью и никак не мог надышаться, замечая черные пряди волос, выглядывающие из-под шапки и накинутого капюшона, и удивительные зеленые глаза.

Она была словно хрупкий живой цветок, который попал в мир лютого мороза случайно, и я не понимал, как этот цветок смог выжить.

Как она попала сюда?

Что заставило ее остаться и не бояться лютой природы, где было в избытке только два цвета – белый и голубой?

Она была настолько не похожей на всех человеческих девушек, что я видел до этого, что не сразу понял, что сам вышел на равнину, где она сможет увидеть меня.

Настоящего.

В обличии белого медведя.

Но сначала она не видела.

Не ощущала своими человеческими инстинктами, что я подкрадываюсь к ней, впервые столкнувшись с чувствами такой немыслимой силы, что сам не смог противостоять им.

Меня влекло к ней.

Тянуло всем существом.

Затмевало разум и скручивало волю в узел.

Я не мог сопротивляться этой жажде, которая нахлынула на меня лавиной и похоронила под собой логику, здравый смысл, мои обязанности и долг перед родом.

Она наблюдала в бинокль за белыми медведями.

А я наблюдал за ней, пока все мои инстинкты истинного зверя встали на дыбы и вопили о том, что нужно уходить.

Чтобы не пойти к ней.

Потому что это единственное, что я хотел прямо сейчас.

Я ходил за ней по ледяной равнине несколько часов, блаженно улавливая каждую сочную эмоцию. Каждый завораживающе сладкий выдох, который вылетал белесым паром из-под высокого ворота, закрывающего половину лица девушки.

Я ходил за ней словно пес, опомнившись, лишь когда ощутил поблизости еще людей.

Группу мужчин. Возбужденных. Взволнованных. И вооруженных.

Они быстро двигались на снегоходах и жаждали крови.

Охотники.

Браконьеры.

Но ведь дела людей нас не касаются, верно?..

Я повторял это себе как заклинание, способное привести меня в чувство.

Но ничего не получалось.

Даже отвернулся и попытался уйти обратно к ледяной арке, которую оставил, что было само по себе непозволительно.

Но тут же шкурой ощутил ее взгляд. На себе.

Настолько остро и волнительно, что шерсть на холке просто встала дыбом.

Девушка видела меня.

Смотрела в бинокль, и ее трепет я ощутил даже на расстоянии нескольких километров, неожиданно задохнувшись от ее эмоций, что потекли по моим венам огненным потоком.

Какая же сладкая она была!

Какая чистая в том, что чувствовала!

Она опьяняла собой.

Порабощала.

Делала меня не похожим на самого себя.

Я смог заставить отойти себя ровно настолько, чтобы она не могла меня больше видеть. Потому что ощутил, как заколотилось ее сердце при виде меня.

Что она увидела?

Что заставило ее замереть и задержать дыхание?

Человеческие инстинкты слабы и едва заметны. Люди не способны чувствовать и видеть как мы – звери. Но эта ее реакция застала меня врасплох и поселила в душе зерно сомнений.

Я вздрогнул, когда услышал ее крик, полный боли и беспомощности, кинувшись обратно и теперь видя, как девушка прижимала к груди медвежонка, пока мужчины увозили на снегоходах застреленную медведицу.

Никто из