Проданная (СИ) - Семенова Лика

Сальмар Дикан скалился так, что едва не сиял, как лампа:

— Конечно, мой господин. Разве я осмелился бы предложить вам что-то недостойное? Нетронутая девственница для вашей милости.

Имперец скользнул ладонью по моему животу, накрыл пах и сжал, заставив меня содрогнуться:

— Он говорит правду? Отвечай, рабыня.

Я опустила голову:

— Да, господин.

— Так тебя не касались?

Я покачала головой.

— Рот? Задница?

Я с трудом сглотнула — от страха пересохло во рту. Сделалось донельзя мерзко. Эти вопросы никогда не звучали настолько отвратительно, как сейчас.

— Никогда, господин.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать один установленный.

Высокородный, наконец, убрал руку, повернулся к Дикану:

— Сколько ты хочешь?

Торговец мялся. После многозначительной паузы подобострастно пробормотал:

— Шесть тысяч геллеров, мой господин. Клянусь, я заплатил за нее на Форсе четыре тысячи.

Имперец скривился:

— Эта девка не стоит шести тысяч — она не настолько хороша, как ты расхваливаешь. К тому же, у нее спесивый нрав.

Сальмар Дикан приторно улыбнулся, но было заметно, что он отчаянно борется с собой:

— Что вы, ваша милость! Она послушна, клянусь вам. Пять пятьсот, ваше сиятельство. Из глубокого уважения к вашему высокородству.

Кажется, имперца не устраивала и эта сумма. Я так и стояла нагой, не решаясь прикрыться — мне никто не позволял. Но высокородный и лигур были так заняты торгом… Я подхватила с пола порванное платье, прикрылась.

Пощечина тут же обожгла лицо. Имперец выхватил платье и отшвырнул его:

— Тебе никто не давал позволения.

Я лишь опустила голову, как могла, прикрылась волосами. Глаза щипало, но не скатилось ни единой слезы. Может, и к лучшему: за слезы я могу снова получить по лицу. Сейчас я больше всего желала, чтобы они не сошлись в цене. Чтобы жадность Сальмара Дикана взяла верх, и этот ужасный имперец ушел. Злобный бесстыдный мальчишка. Я не хотела даже представлять, на что он способен. Я бы хотела соврать, сказать, что меня трахали много и часто. Это остудило бы его интерес. Возможно. Но торговец никогда бы не позволил.

Имперец колебался. Переводил взгляд с Дикана на меня и обратно. Торговец нервно жевал губу, теребя пальцы, — слишком боялся, что сделка сорвется. Я уже выучила его жесты.

— Ваша милость, только для вас: пять тысяч геллеров. Больше уступить никак не могу, потратился на содержание рабыни, на перелет. Мой профит и так ничтожно мал. Белая женщина, ваша милость, как настоящая имперка. Девственница. Отменный товар!

Хотелось заклеить старику рот. Чтобы заткнулся, позволил высокородному выродку уйти. Но я по-прежнему стояла нагая, будто одеревеневшая. Замерзла так, что кожа покрылась мурашками. Каким-то острым внутренним чутьем понимала, что если продажа состоится — меня ждет ад. Было предельно понятно, для чего он хочет купить меня — комнатную прислугу так не ощупывают. Воспаленное воображение рисовало самые отвратительные картины, но я гнала эти мысли. Выход только один — быстро наскучить этому мальчишке. Я слышала такие разговоры среди девочек. Говорят, помогает. Но от этой мысли внутри разрасталось возмущение. Так не должно быть. Не должно.

Имперец кивнул сопровождающему в коричневой мантии:

— Расплатись.

Тот колебался:

— Ваше сиятельство, сумма несколько превосходит…

— …я сказал: расплатись, Огден.

Тот все еще упирался:

— Ваше сиятельство, я имею четкие указания от вашего высокородного отца.

Мальчишка взял его за грудки и тряхнул:

— С моим отцом я буду разбираться сам. А ты всего лишь управляющий. Поэтому придержи язык и плати, как велел. Это мой приказ.

Управляющий подчинился, хоть его оплывшее лицо с дряблыми щеками выражало крайнее неодобрение. Он отсчитал Сальмару Дикану имперским золотом. Я с ужасом наблюдала, как большие чипированные монеты множились на темной ладони, как жадно смотрел торговец. Лигур спрятал золото в поясной сумке, направился к терминалу регистрации и распечатал акт продажи. Скрепил своей «подписью», приложив палец к оранжевому квадрату. Формуляр, оправленный в тонкую серую рамку, издал отвратительный писк, и контур квадрата загорелся. Высокородный отметился рядом, и я услышала второй сигнал.

Вот и все.

Я продана заносчивому высокородному ублюдку за пять тысяч геллеров. Но сейчас я больше всего мечтала о том, чтобы мне позволили одеться.

Сальмар Дикан был доволен. Что уж там, — счастлив. Едва не плясал от радости. Он не уставал расшаркиваться перед высокородным, еще немного, и, кажется, стал бы целовать руки.

— Вашей милости осталось пожаловать в Торговую палату, чтобы зарегистрировать сделку и записать ваше имущество в реестр. Поздравляю с удачной покупкой, ваше высокородие.

Имперец не отвечал. Казалось, с заключением сделки он перестал замечать торговца. Он приблизился, и внутри все заледенело. Я не сводила глаз с комка серой ткани в нескольких шагах. Меня едва не трясло от желания прикрыть наготу.

Высокородный повернулся к Дикану:

— Где ошейник?

Я сжала зубы до скрипа, меня будто облили ледяной водой. Меня поведут на поводке, как собаку.

Лигур метнулся вглубь секции и вернулся с металлическим ошейником на короткой цепи. Протянул мальчишке:

— Желаете сами, ваше высокородие? Или прикажете мне?

Тот взял цепь из рук лигура. Шею обожгло холодом. Щелкнул замок, я ощутила тяжесть железа. Стало будто тяжелее дышать. Едва ли может быть что-то унизительнее ошейника — мне никогда не приходилось носить его. Имперец передал цепь в руки своего управляющего и направился к выходу.

Я с надеждой смотрела на брошенное платье:

— Позвольте мне одеться, господин.

Мальчишка обернулся, с удивлением повел бровями:

— Это тряпье оскорбляет мой взгляд. Огден, за мной.

От ужаса зазвенело в ушах. Несколько мгновений я ничего не видела и не слышала. Очнулась, лишь когда Огден дернул цепь.

Меня поведут голой.

Я старалась не смотреть по сторонам. Опустила голову так низко, как могла. Длинные волосы хотя бы прикрывали грудь, но любой желающий мог беспрепятственно разглядывать мою задницу.

И разглядывали.

Я все равно видела сквозь шелковую завесу. Как останавливались. Как глазели. Как кривились ухмылками. Смотрели все: мужчины, женщины, свободные и рабы. Я горела от унижения. Заставляла себя перебирать ногами, видела край синей мантии высокородного выродка. Цепь позвякивала, обжигала кожу холодом.

Я хотела умереть.

Прямо сейчас. Здесь.

Мы поднялись по каменным ступеням. Судя по всему, здание Товарной палаты. Я все же подняла голову. Громада возвышалась стройной башней из стекла и камня. Вершина терялась на фоне звездного неба. Никогда не видела ничего подобного. Но сейчас это было всего лишь здание. Одно из. Мы взошли на платформу лифта, кабина затянулась жидким стеклом. От скорости все внутри сжалось, но это длилось секунды. Мы вышли в просторный холл: кругом белый мрамор, море света и воздуха. У арочного окна стояли несколько мягких диванов.

Высокородный развалился на подушках, Огден бросил цепь и опустился в кресло поодаль. Я стояла — не имела права сидеть в их присутствии. Тут же подскочил улыбчивый вертлявый имперец в белом и долго расшаркивался перед мальчишкой:

— Ваше сиятельство господин Мателлин! Какая честь!

Голос разливался такой сладостью, что меня передернуло. Будто вылили ведро меда, и тягучая удушающая запахом жидкость лениво стекала по коже. Пожалуй, если понадобится, этот юркий сотрудник бухнется на колени и будет с упоением целовать сапоги. На меня он не обращал никакого внимания.

— Лишь пара формальностей, ваше сиятельство, и я не посмею вас задерживать более, чем необходимо.

Перед имперцем всплыл терминал регистрации. Огден молча протянул акт продажи. Какое-то время раздавался писк панели. Наконец, документ вновь оказался в руках управляющего.