Уголёк. Академия Драконов (СИ) - Фрост

— Но я требую, чтобы вы сию же минуту сообщили мне, кто наслал на вас огненных пчёл?

— Да кто же еще додумается, кроме… — начал было Руар, но Шапье молниеносно загородил однокурсника, отпихнул парня себе за спину и громко произнес:

— Вся вина исключительно на моих плечах, уважаемая сиера Бошан. Мне хотелось немного повеселить милых девушек перед началом новой учебной недели, и я коварным образом подговорил собственных друзей прийти сюда вместе со мной. Они противились, отговаривали как могли, валялись в ногах и слезно умоляли одуматься, но я был непреклонен. — он склонил голову, словно узник, готовый смиренно встретить казнь. — Прошу Вас применить наказание только ко мне.

— Неужели? — интонация Бошан сообщала, что женщина не верила ни единому слову Криса. — А Ваш непристойный вид, Шапье, тоже подразумевает веселье для девушек?

— Некоторые из девушек на прошлой неделе проходили анатомию драконьих представителей. Я лишь хотел устроить наглядную демонстрацию. Для лучшего усвоения материала. Все делалось во благо учебы.

— Что ж. — женщина усмехнулась тонкими губами, покрашенными в яркий алый цвет. — Пятьдесят баллов за оригинальную идею и желание помочь ближним с учебой. И минус сто за столь неуместную реализацию.

— Благодарю. — весёлость дракона поубавилась, но он без возражений учтиво поклонился.

— Благодарите ту, что только что сместила вас с первого места рейтинга. А теперь марш к себе в комнаты, и чтобы я вашего духу здесь больше не видела! Выкинете снова нечто подобное и одним только штрафом не отделаетесь!

***

Подруги мерно посапывали в своих кроватях. Лея, обернувшись пуховым одеялом, словно гусеничка в кокон, а Никки, наоборот, полностью сбросив тонкое покрывало на пол. Она напоминала развалившегося морской звездой лемура, но рисковать и говорить ей это в лицо не следовало ни при каких обстоятельствах. В ответ можно было получить порцию ощутимых тумаков, вслед за которыми шло строгое утверждение:

— Наказание ты получил заслужено. Пусть синяки сотрут скверну с твоего непутевого языка. Проси прощения. — именно так, кажется, она выразилась, когда недавно побила одного из однокурсников, в шутку назвавшего ее серую кофточку «порождением самого Иномирья».

Не зря она была любимой младшей дочерью верховного судьи.

Мы с Леей тоже имели счастье пройти через подобную экзекуцию. Я, спасибо Создателю, лишь раз, а вот менее удачливая Лея — целых три. Потому обе осознавали всю значимость сказанного слова и всегда взвешивали фразы на языке перед их вылетом в мир, если они прямо или косвенно затрагивали внешний вид нашей подруги.

Зевнув, я повернулась с одного бока на другой, пытаясь схватить за хвост постоянно ускользающий от меня сон, и горестно вздохнула. Если даже запечатаю себе веки магией — все равно не смогу провалиться в царство Мэлфури.

А все из-за этого жука Шапье!

Чтоб ему икалось!

Внезапно в открытое наполовину окошко прокралось маленькое письмо. Я сразу заметила гостя и немного прикрыла веки, прикидываясь спящей. Замерла и стала наблюдать.

Несколько секунда конвертик воровато висел в воздухе, а затем бесшумно размахивая крохотными белыми крылышками, полетел исследовать комнату, выискивая нужного адресата.

Вот он чинно проплыл над ногами Леи, миновал ее живот, как вдруг подруга дернулась во сне, резко вскинула вверх правую руку и чуть было не смахнула ночного посетителя на пол. Но письмо оказалось опытным доставщиком. Оно проворно отклонилось от своего прежнего маршрута и столь судьбоносного перста, мастерски избежало рокового столкновения и, немного перестроив начальную траекторию, уверенно двинулось к моей постели.

Целенаправленно. Даже ускорилось.

Не приходилось сомневаться… от кого оно.

Подлетев ближе, конвертик дерзко опустился практически к самому моему лбу и выжидающе завис над глазами.

Я не шевелилась и дышала ровно — никто не смог бы уличить меня в обмане!

Но коварное письмо не спешило сдаться.

Вот же наглый клочок бумаги, еще и смеет так долго проверять сплю я в действительности или нет!

«Милая, ни в коем случае не открывай послания, полученные ночью. — образ матушки, в ужасе размахивающей веером, отчетливо предстал перед глазами. — Это дурной тон! Воспитанная леди отвечает на письма только после завтрака.»

Крылышки, наконец, смирились с чужим упорством и перестали мельтешить над лицом. Конвертик спикировал на матрас прямиком к моей ладони и зашуршав начал укладываться.

Мне даже почудилось, что он расстроенно вздохнул, перед тем как окончательно успокоился.

Так мы лежали несколько минут.

Я боролась с собой, как могла, все сильнее призывая и увеличивая назидательный образ матушки в голове, пока он неожиданно не достиг критического предела, начав меня не воодушевлять, а пугать. Когда ее лицо стало величиной с дом, я не выдержала — открыла глаза и мягко коснулась крыльев.

Конвертик тут же всполошился, взлетел и раскрылся.

Что ж, вряд ли это можно было назвать пожеланием доброй ночи.

Надпись жизнеутверждающе гласила:

«Тебе конец, Уголёк.»

Но не успела я с заглушенным стоном откинуться обратно на подушку, как в окно влетел второй конвертик. Этот, в отличие от своего предыдущего товарища, не был склонен раздумывать или деликатничать. Он молнией несся прямиком на меня. Стоило только удивленно приподняться на локтях, как, не рассчитав скорость, послание на ходу развернулось и со всей силы врезалось мне в лицо.

И отлепляться непутевое письмо отказывалось. Упиралось. Прямо-таки отчаянно сопротивлялось.

— М-м, — гневно промычала, давая понять, что с такого расстояния сложно различать слова. Невозможно.

Гость, поразмыслив, сжалился и великодушно отлетел на приемлемое для глаз расстояние.

Все от того же невыносимого адресанта.

Быстро пробежалась взглядом по паре строк, как кровь прилила к лицу, сердце забилось чаще, а в груди вспыхнуло возмущение.

Вот же самоуверенный недоящер!

— Скройся с глаз, иначе сожгу! — зло пригрозила сквозь зубы довольному собой письму, и оно тут же ретировалась под покрывало.

Настроение напоминало прокисший кисель — тягучий, зеленоватый, с дурным запашком. Но не в моих правилах поддаваться хандре, а потому я стойко удерживала на лице маску безразличия и, не чувствуя вкуса еды, машинально отправляла в рот овсяную кашу с земляникой.

Столовая сегодня преобразилась, превратившись в место нескончаемых разговоров.

Не было ни одного стола, за которым бы студенты ели молча. Ни одного — я проверяла. И это сильно раздражало огонь в моей крови.

Все без умолку говорили и говорили. И говорили только об одном.

О НЕМ!

Видимо, после представления с исчезающей одеждой, у девушек сломалась способность к общению шепотом. Зато появилось бесстыдное стремление