Измена. Притворись моим драконом - Эль Вайра

— О нет, дорогой, — прошипела я. — Сначала ты скажешь, где и с кем ты был. И что было в той чертовой записке! От кого она?

Синклер пятился под моим напором, но стоило мне задать последний вопрос, как он резко остановился и прикрыл глаза. Глубоко вздохнул и покачал головой, демонстрируя совершенно неуместное сожаление. Запоздалое чувство вины.

— Мне написала Мелисса, — ответил он шепотом. Его голос был не громче летнего ветра, но мне всё равно показалось, что грянул гром.

И мой мир рухнул.

Мелисса. Мой муж летал к проклятой Мелиссе, к любовнице, которую обещал оставить, но, по всей видимости, так и не смог.

— Роми, послушай, это не то, что ты думаешь!

Но мне было плевать, что он скажет. Я не собиралась оставаться в его доме ни секундой дольше, и поэтому подбежала к брату, который всё это время сидел на мягкой кушетке в углу гостиной, наблюдая за нашей отвратительной сценой.

— Джас, доставь меня к матери, сейчас же.

Глаза брата округлились, и он поднял ладони к верху.

— Так, только меня в это не впутывайте.

Еще один шут! Я поборола желание схватить его за грудки. Лишь сузила взгляд.

— Джаспер Сойер, либо ты немедленно доставишь меня к матери, либо я…

Но я не успела договорить, потому что Син оказался рядом и схватил меня за плечи, резко развернув к себе лицом.

— Романия, угомонись! — выкрикнул он. — Ты можешь просто успокоиться и послушать?! Мне не нужна Мелисса, я не хотел с ней видеться, но она…

От гнева у меня потемнело в глазах. Этот бессовестный ящер хотел вывалить на меня подробности своих похождений? Что ж, у него не получилось. Поток гнусных оправданий прервала звонкая пощечина — первая и последняя, которую я ему отвесила.

За этим последовала тишина. Она обволакивала нас, пока мы оба тяжело дышали, а Джаспер пытался прикинуться ветошью, сливаясь с кушеткой.

— Мне плевать, что ты скажешь, — процедила я сквозь зубы, прервав молчание. — С этого момента, Синклер Кадум, ты можешь считать, что у тебя нет жены.

А потом я ушла. Пришлось вызывать карету, потому что мой братец оказался таким же недоумком, как и мой муж, и отказался везти меня к матери.

Ну и пусть. Пусть они оба делают, что хотят. Тогда я знала только одно — мне нужно было уйти…

С тех пор прошло два года. Два года и три месяца, если быть точнее. В первый год Синклер еще пытался со мной поговорить — он постоянно летал над моим маленьким загородным поместьем, где я поселилась, чтобы от него не зависеть. Этот дом был частью моего приданого, так что тут одна хозяйка, и это я.

Иногда Син стучался в мои двери, как одержимый, но я не открывала. Когда он понял, что и это бесполезно, то начал забрасывать меня письмами, но я кидала каждое в огонь, не читая.

А примерно год назад поток писем иссяк. В моем доме, как и в моей жизни, воцарилась абсолютная тишина. Пустота.

Собственно, вот и всё, что у меня осталось — холодная пустошь. Я думала, что моя жизнь будет похожа на бесконечный праздник, но по воле Синклера праздник превратился в кошмар.

Некогда блистательная невеста, я стала всего лишь нелюбимой женой. Забытой герцогиней. Вдовой при живом муже.

Развлекается ли Син до сих пор с Мелиссой? Наверное да, но мне плевать. Возможно, прямо сейчас они украшают его столичную резиденцию гирляндами и сосновыми ветками, чтобы вместе отметить Хон Галан — наступление нового года.

У меня тоже есть свои зимние развлечения, но не такие грандиозные, конечно же. В основном я читаю. Иногда вышиваю. Но сегодня мне не хочется ни того, ни этого.

Я просто кутаю плечи в меховую накидку, стоя у окна в своей пустой и одинокой спальне. Отсюда открывается вид на сад — в теплое время года он поистине чудесен, весь покрыт красно-белыми цветами, за которыми ухаживает нанятый мою садовник.

Но сейчас нет ничего, кроме снега. Посередине стоит огромным дуб, — высокий и гордый, — чьи темные ветки резко выделяются на фоне серого зимнего неба. Летом они усеяны пышной листвой, такой же насыщенно-зеленой, как… Как его глаза. Глаза Синклера.

Мне стыдно признаться, но иногда я представляю, как летом мы могли бы наслаждаться прохладой под этим дубом. Я, Син и четверо наших детей. В моем воображении их всегда было четверо, такое же количество, как у моей матушки.

У мальчиков были бы каштановые волосы, как у их отца, а у девочек — светлые, с золотистым переливом, как у меня. Как и почти у всех женщин грифоньего рода.

И мы могли бы болтать и смеяться, лежа на мягкой траве, согретой солнцем, и наблюдать за облаками, плывущими по ярко-синему небу. Счастливая семья. Всё, чего я когда-либо хотела. Разве это так много?

Но теперь, учитывая обстоятельства, у меня мало шансов стать матерью. Потому что скорее Боги сойдут с небес, чем я снова лягу с Синклером в постель. Во-первых, мне противно подбирать объедки за Мелиссой, а, во-вторых… Это мой единственный способ хоть как-то ему отомстить.

У дракона может родиться дракон только в законном браке. Любовница может родить ему хоть армию бастардов, но все они будут не более, чем обычными людьми. Так что пусть Син развлекается, сколько взлезет — мы с ним оба знаем, что это бесперспективно. Его род (драконий род) прервется, если только…

Если только он не решится расторгнуть наш брак.

Странно, что он до сих пор этого не сделал. В первые месяцы после нашего разрыва я ждала, что меня вызовут ко двору, чтобы объявить о начале унизительной процедуры — о бракоразводном процессе.

Но нет, я всё еще герцогиня Мирандол. Не знаю, почему, если честно. Возможно, Син еще не нагулялся? В любом случае, мне плевать.

Внезапный стук в дверь вырывает меня из тягостных мыслей. Я вздрагиваю и отрываю взгляд от окна, очищая голову от ненужных фантазий и воспоминаний.

— Войдите, — велю я.

На пороге появляется Молли, моя камеристка.

— Ваша Светлость, позвольте…

Но я уже знаю, кого она привела, и расплываюсь в улыбке. За спиной Молли мелькает золото волос…

— Мама!

Камеристка отходит в сторону, чтобы впустить мою матушку — Элению Сойер, вдовствующую маркграфиню. И я почти раскрываю свои объятия, но быстро понимаю, что что-то не так.

На матушке нет лица. Ее губы сжаты