Сказание о демоне (СИ) - Берен Айла

— Девочка!

Я резко развернулась и испуганно посмотрела на него.

— Да-да, ты! Иди сюда, помоги старику. Иначе мне придется несколько раз бегать туда и обратно, перетаскивая эти мешки в телегу.

Я не могла пройти мимо. Молча подошла и взвалила на себя один из мешков. Так же молча мы прошли всю дорогу. Я не любила разговаривать с незнакомыми людьми, а таких было множество в борделе Мамочки. Некоторые из посетителей даже считали, что я немая.

По дороге к телеге я смотрела на босые ноги обогнавшего меня Тору и не понимала, почему ему не больно ходить по прибрежной гальке и колючему лесному настилу. Добравшись до телеги, я поняла, что он отлично мог справиться с ношей и сам.

Выглядел Тору как типичный старик, вызывающий только жалость. Худощавый, сгорбленный, в грязных обносках. Лицо испещрено глубокими почтенными морщинами. Однако если удавалось всмотреться в глубоко посаженные глаза, над которыми нависали густые брови, тебя обволакивал свет вековой мудрости и доброты. Его взгляд проникал в самое сердце, раскрывая все тайны. Куда ослепительней глаз отсвечивала его лысина, особенно в яркий солнечный день, когда прыткий старик ловко закидывал в телегу мешки, да скакал по пригоркам.

Пока он был занят, я решила незаметно скрыться. Тору задержался, ненадолго пропав внутри телеги, и я начала шаг за шагом пятиться назад.

— Голодна? — крикнул Тору.

Я замерла на месте. Из-за вощенной шторки выглянуло смешное лицо старика:

— Что застыла? Ты есть хочешь? Если нет, то вот. — Он опять скрылся в телеге и выглянул с охапкой хвороста. — Возьми и иди домой.

— Х-хочу! — неуверенно сказала я, и, решив совсем обнаглеть, добавила: — А можно и поесть, и взять хворост?

Старик улыбнулся, и с его лица исчезли глаза. Остался только большой нос и тонкие губы. Вдруг улыбка резко растворилась, и впалые, округлившиеся глаза вновь вернулись. Он произнес серьезным тоном:

— Можно. Но поможешь с готовкой. А завтра пойдем вместе собирать вакаме. Плавать умеешь?

Я кивнула и робко сделала шаг вперед.

— Давай уже забирайся… Тебя как звать? Я Тору, — проворчал он и протянул мне руку. — Каштаны сами себя не сварят, а чай не заварится.

— К-касуми, меня зовут Касуми, — прошептала я.

Я забралась в телегу, ухватившись за его ладонь. Он еще не раз протянет мне руку помощи. За то, что я не прошла мимо, он отблагодарил меня вкусным чаем, сытным ужином и крепкой дружбой.

Для меня время, когда приезжал Тору, было самым долгожданным и счастливым. Выполнив возложенные на меня госпожой Амайей обязанности, я бежала к нему и долгие часы просиживала у костра, слушая его истории. Он рассказывал о диковинных местах, где побывал, о людях и страшных демонах, которых встречал на своем пути. Тору поведал и о нашем государстве Данкетсу, поделенном на четыре враждующие провинции, и о мудром Императоре, который уже многие годы сдерживал наместников от войны.

Хоть Тору и был старым, лысым, ворчливым дедом в лохмотьях, который не любил шумное общество, меня он терпел. Может, понимал, что я бежала к нему не только за интересной байкой, но и для того, чтобы спрятаться. Если ты не работаешь, как того хочет Мамочка, тебя сурово накажут. А мой ужасный характер просто вымаливал ежедневные порки.

Тору понимал, как мне тяжело, и знал, какое будущее ждет миленькую сиротку. Но ни разу не предложил убежать с ним. Нет, не стать опекуном шкодливой девчонке, а просто увезти ее из этого ужаса. Оставить в любой придорожной деревушке. Даже такой исход был бы спасением. Но я не просила старика об этом. Долго не просила — вплоть до того дня, когда Мамочка решила, что теперь пришло время и мне приносить доход. Этот день я не забуду никогда…

До моего шестнадцатилетия оставался без малого месяц. В тот день в бордель я вернулась от Тору, когда уже наступил вечер, а с неба срывались редкие капли дождя. Я проскочила незамеченной в нижние комнаты, где жили девочки. Мы с Юри называли их «темницей», так как внутри не было даже окошка. Обычно внизу в это время никого нет, но, едва переступив порог, я увидела Юри, укрытую с головой одеялом.

— Юри, ты с ума сошла? — прошептала я, не понимая причину столь отчаянного поступка. Если Мамочка узнает, что Юри отлынивает от работы, ей не избежать наказания!

Не услышав ответа, я подошла ближе, стараясь двигаться на цыпочках, чтобы скрипучие половицы меня не выдали. Робко коснувшись ее плеча, я ощутила жар. Юри дрожала от озноба и хрипела еле слышно. Почувствовав холодную руку, он сжалась в комок.

— Юри! Ты вся горишь! — обеспокоенно крикнула я. Нежно касаясь ладонями ее щек, я пыталась привести ее в чувство. Все без толку, она лишь несвязно что-то бормотала.

Некоторое время я просидела у кровати, обтирая ей лоб влажной тканью. Жар не спадал, становилось только хуже. Мне уже приходилось видеть, как от сильного жара умирают люди, и я действовала без промедлений.

Мы были одни. Всех девочек Мамочка вывела к гостям, а те, кто, по ее мнению, потерял свою привлекательность, утюжили белье и застилали кровати. Можно подумать, что этим пьяным животным не все равно, на чем утолять свою первобытную жажду? Уже третий день моряки просаживали деньги на выпивку и ласки женщин. А сегодня еще обещался приехать один важный купец со своей свитой, и все в борделе стояли на ушах.

Я не могла смотреть на то, как Юри сгорала живьём, но у меня совсем не было денег, чтобы купить лекарств в единственной аптеке. Да и ворчуну Тору за снадобье мне нечего предложить. За работу платили только едой и прочной крышей.

Вне себя от отчаяния, воспользовавшись вечерней суматохой, я тайком прокралась в комнату Мамочки и украла горсть монет с ее стола.

Когда я выбежала на улицу было уже совсем темно, а значит, хватиться меня не должны. Редкие, огромные капли дождя предвещали бурю. Я спиною чувствовала их тяжесть. Казалось, раскаты грома наступали на пятки, в ушах стоял гул. К счастью, я знала путь к телеге Тору наизусть и могла найти ее вслепую.

Телега стояла на том же месте. Из трубы клубился дым, а в зазорах между досками дрожал свет.

Вломившись внутрь, я закричала:

— Юри! Юри умирает, быстрей! — и протянула ладони, на которых лежали мокрые монеты. За мгновенье подо мной образовалась большая лужа.

Тору от неожиданности поперхнулся чаем. Откашлявшись, он сурово на меня посмотрел, а потом перевел взгляд на протянутые руки. Худыми, мозолистыми пальцами он сжал мои трясущиеся ладони в кулаки и выдал хриплым голосом:

— Умирает! Юри! От чего? Диарея, насморк, что у нее?

— У-у-у… у нее сильный жар, а вчера она жаловалась на кашель и боль в легких! Кашель очень сильный. Я-я-я… я думала госпожа Амайя выгонит ее в хлев.

После моих слов Тору полез в сундук и так торопился, что из него все вывалилось наружу. Хорошо, что бутылочки были деревянные и не разбивались, а лишь постукивали как старый сухой бамбук.

— Это пусть выпьет сейчас. Оно снимет жар, — пробубнил Тору, протягивая мне пару закупоренных пузырька: — А это завтра! Пусть выпьет с утра, как выспится. Только не буди, пусть спит. Я приду к вам и осмотрю ее. Надеюсь, меня впустит ваша старая мегера!

Не сказав более ни слова, я схватила снадобье и помчалась к Юри. Она была еще жива, пусть и дышала с трудом. Приподняв голову, я помогла ей выпить отвар и уложила обратно на подушку.

Решив остаться на ночь, я прилегла рядом с ее кроватью. Так и уснула — грязная и промокшая насквозь. Но сон был недолгим. Меня разбудила распахнувшаяся дверь, которая с силой ударила о стену, и приближающиеся шаги Мамочки. Наверху бушевал скандал: раздавались крики посетителей и звенела посуда. Предчувствуя беду, мое сердце забилось как сумасшедшее, в ушах загудело, я даже перестала дышать.

— Вставай Юри! Вставай я сказала, бегом наверх!

Подбежав к Юри, Мамочка сорвала с нее одеяло и начала настойчиво будить. Толстые пальцы в перстнях терзали слабое, измученное тело.