Айзек Марион - Новый голод

Она выплевывает кровь на асфальт и набирает полные легкие воздуха.

— Ты не мертва! – кричит она, но голос сильно отличается от того мелодичного тона, что он слышал в лесу. По—своему красивый звук горя и отчаянной надежды. Почему—то эти эмоции для него ясны, несмотря на то, что он постепенно перестает различать любые эмоции. Он удивляется, почему девушка говорит с ним.

— Мертвый… — хрипит он, медленно переставляя язык в нужное положение.

— Ты НЕ мертва!

Он округляет глаза. Он запутался больше, чем в тот день, когда проснулся у реки в окружении трупов, а в его голове царил темный космос. Что она имеет в виду? Что она хочет ему сказать? Если бы он был жив, все бы было иначе. Если бы он был жив, он сидел бы на скамейке в парке с кружкой горячего кофе, читая в десятый или двадцатый раз любимую потрепанную книжку, время от времени поглядывая, как прогуливаются люди, а город улыбается, наклоняется и шепчет:

«Эта скамейка создана для твоего тела. Эта книга написана для твоего ума. Этот город построен для твоей жизни, и все эти люди рождены, чтобы поделиться этим с тобой. Ты часть этого, Живой человек. Живи».

Так почему эта девушка настаивает, что он не мертв? Он знает, что она умнее его. Он понял это из ее песни. Может ли он ей верить? Он не живой, это ясно, но он ходит. У него есть глаза, в отличие от подруги большого сморщенного человека, которая едва отличается от человекоподобного мусора на улицах. Он не начал гнить.

— Не… мертвый, — бормочет он, прижавшись лицом к грязному стеклу грузовика.

— Ты можешь ехать с нами!

Теперь отец девушки хватает ее и волочит, и высокий человек жжение в глазах. После всего этого времени, после всего, от чего он отказался, кажется, еще осталось что—то, что он хочет. Зверь неустанно старается затолкать любое желание, кроме голода, глубоко—глубоко, но желания остаются. И он понимает, что тоже хочет желать чего—то.

Он слышит позади себя скрип костей о тротуар. Он оставляет высокую девушку на мосту и присоединяется к остальным, когда они выходят из переулка. Большой мужчина, маленький мальчик и пять ухмыляющихся скелетов, их сухие кости издают сухой гул странной темноты, ведущей их. Они бы убили мальчика. С радостью сожрали его мозг, крошечное солнце, полное горячей жизни. Но не сделали этого по простой причине – он нужен им, чтобы помочь убить других. Им нужно приумножить свою ужасную семью, чтобы добавить зубов в рот, который однажды пожрет мир. Когда они принюхиваются к воздуху в направлении пешеходного моста, высокий человек чувствует, что в нем что—то шевелится.

И это не зверь.

— Писто…леты, — хрипит он.

Они безучастно смотрят на него.

— Слишком… много… писто…летов.

Он идет прочь от эстакады, и, после короткого замешательства, движется вперед, ослепленный своей решимостью. Остальные следуют за ним. Большой мужчина идет рядом с ним, с любопытством на него поглядывая. Высокий человек смотрит на него в ответ, не мигая.

— Имя? – хрипит он большому мужчине.

Лицо большого мужчины становится обеспокоенным, словно его попросили сделать что—то противоестественное. Наконец, он издает звук.

— Мммм…

Высокий человек кивает.

— Ррррр.

Мужчина кивает в ответ. Они продолжают идти.

— Ты НЕ мертва!

Нора смотрит на призрак внизу. Золотые волосы, голубые глаза, светлая кожа – как ангелы на обертках свечей ее матери, только у ангелов нет крови на подбородке.

— Мы едем в Южную Каскадию!

Призрак отдаляется, становится меньше.

— Ты не мертва! Ты можешь ехать с нами!

Нора моргает и призрак исчезает. Она одна на мосту, смотрит на опустевшую местность. Какое—то время она стоит там, наблюдая, как призрачный грузовик исчезает вдали. Ветер приносит к ее ногам жестяную банку из—под пива, запутывает пыль ей в волосы.

— Что мы ищем? – настаивает Аддис.

— Хороших людей.

Спотыкаясь, она спускается с перехода, несколько минут идет вперед, а потом останавливается. На дороге что—то лежит.

— Где—то есть хорошие люди.

— Ты уверена?

Солнце отсвечивает от зеркал, бамперов и оберточной фольги тридцати кубиков, разбросанных по тротуару. Она собирает кубики в пакетик, и идет.

— Должны быть, хотя бы один или два.

Она идет, пока не садится солнце. Спит в машине. Просыпается на рассвете и снова идет. Она думает о волейболе. Его простоте: удар, мяч, подача. Осталась одна ясная мысль: теперь ее цель – стать хорошим человеком. Чтобы ее брат гордился ей. И чтобы найти способ спасти его.

А пока Нора Айналем Грин просто идет. Ей шестнадцать лет, семнадцать. Двадцать. Она ищет лекарство от чумы, от проклятия, от наказания – люди никогда не договорятся, как называть это. Она будет искать многие годы, пока не забудет об этом городе, пока не забудет о том, что когда—то у нее была семья, и не начнет думать о себе, как о растении, непрошено проросшем сквозь асфальт на пустой автостоянке. Но она знает, что, даже оказавшись одна в сухой пустыне, она дождется дождя. Может быть, придется ждать долго, но не вечно. Нора лучше многих знает, то ничто не длится вечно. Ни жизнь, ни любовь, ни надежда. Так почему бы не добавить в этот список смерть, ненависть и отчаяние?

Ничто не вечно. Даже конец света.