Лесса Каури - Стрекоза для покойника (СИ)

— Круто! — восхитилась Муня. — Я тоже хочу быть Лукерьей!

— Будь, — грустно улыбнулась Лука и отпила кофе, — а я не буду!

— Чего у тебя случилось-то, подруга? — с искренней заботой поинтересовалась новая знакомая. — Расскажи… Может, я помогу чем?

Лука приготовилась изобразить неприступность и гордость, но… открыла рот и рассказала всё, кроме истинной причины аварии брата. Тайна собственного происхождения так и жгла сердце, а безобразную сцену, произошедшую ночью, буквально хотелось выблевать и забыть навсегда.

Муня слушала внимательно. Лишь один раз отобрала у рассказчицы кофе, выплеснула себе остатки в крышечку. Когда Лука замолчала, она посмотрела на неё как-то странно, помолчала и сказала медленно:

— Давай ещё раз, и поподробней. Вот с того момента, про огонь… Что-нибудь раньше с тобой подобное случалось? Ну, типа, чудес?

Луке в голову закралась мысль, что новая знакомая немного не в себе. Она тщательно оглядела её с ног до головы. От девахи разило респектабельностью, которую та тщетно пыталась прикрыть уличным прикидом. И веяло ещё чем-то, чему девушка не могла пока дать название. Может, это и есть безумие?

— Понятно! Ты зависла! Требуется перезагрузка! — констатировала Муня. — Поехали!

И поднялась так стремительно, что Лука даже не успела понять, как термос оказался в рюкзаке, рюкзак — у неё на плечах, а она сама была схвачена за руку и потащена в сторону выхода.

Водила Муня классно. Легко перестраивалась, лавировала между машинами в таких узких пространствах, что у ни разу не катавшейся на мотоцикле Луки горло перехватывало от ужаса и восторга. Она так цеплялась за Мунину талию, что та пару раз двинула её локтем под ребро и прокричала:

— Ослабь! Придушишь, дурная!

Мотоцикл — гладкий, с плавными обводами, рычащий как крупный хищник — зарулил во двор сталинского дома, остановился в подворотне, перекрытой решёткой. Мигнула красным глазком камера под аркой, что-то пискнуло, и створки разошлись. Глубоко рокоча, зверь с пламенным мотором вместо сердца вполз во внутренний двор. Лука, открыв рот, оглядывалась. Будто в другой мир попала. Здесь были разбиты маленькие газоны, на которых красовались альпийские горки и пламенели японские клёны и ещё какие-то небольшие деревца с листьями багрово-красными, как траурный бархат. Из аккуратной будочки спешил к ним охранник, которому Муня, приветливо поздоровавшись, бросила ключи от мотоцикла. Нетерпеливо притоптывая ногой, дождалась, когда Лука слезет с сидения, снова схватила её за руку и потащила в один из подъездов. За мощную дубовую дверь с увитым чеканным плющом кольцом, вверх по мраморной лестнице с ажурными перилами, игнорируя лифт, выглядящий слишком новым для этого, полного истории дома.

Открыв затейливым ключом дверь, Муня с порога крикнула:

— Ма-а-ам? Ты дома? У меня гости!

Из просторной прихожей, которую, наверное, надо было бы называть величественным словом ‘холл’, уходил вглубь огромной квартиры широкий коридор, вымощенный шикарным паркетом. По обеим сторонам скрывались за занавесями из какой-то бархатистой ткани, расшитой золотыми нитями, двери в комнаты. В полумраке нити загадочно посверкивали. Одна из портьер колыхнулась, выпустив даму в шёлковом, расшитом райскими птицами халате, и шлёпанцах с помпонами. Несмотря на ‘домашний’ стиль одежды, выглядела дама так, словно собиралась на посольский приём.

— Привет, девочки! — улыбнулась она, походя и оглядывая Луку с головы до ног.

На мгновение той стало стыдно — за джинсы в булавках, за футболку со слюнявым зомби, за чёрные короткие ногти и встрёпанную причёску. Но затем она вскинула голову, как норовистая лошадь и посмотрела даме прямо в невероятной красоты голубые глаза. Дочь, видимо, удалась в неё.

— Меня зовут Этьенна Вильевна, — едва уловимо усмехнулась та, — но друзья Мунечки называют просто Этьенной. А ты?..

— Лука, — опередила её Муня, — мы познакомились на кладбище, и она…

Дама приподняла ухоженную тонкую бровь, и дочь замолчала.

— В холодильнике полно еды, — улыбнулась ей Этьенна, — мне кажется, Луке не помешает перекусить и выспаться. Девонька, комната для гостей в твоём полном распоряжении!

Лука так растерялась от увиденного, что просто кивнула, напрочь позабыв о слове ‘спасибо’. После бессонной ночи в голове шумело, видимо оттого пространство стало играть с ней странные шутки — стены коридора кривились, золотые нити в портьерах показались раскалёнными проволоками, а на многочисленных декоративных тарелочках на стенах, явно привезённых из разных стран, задрожали рисунки, явно намереваясь ожить.

Девушка отчаянно зажмурилась и потрясла головой, чтобы избавиться от морока.

— Есть и спать! — констатировала Муня, доставая из пузатого комода и кидая ей пушистые тапки. — Давай рюкзак, отнесу в комнату!

Лука повиновалась. Её кроссы остались беседовать с Муниными берцами, стоя в шикарной зеркальной обувнице, а она сама отправилась на кухню, поразившую своими размерами, белой с золотом мебелью и огромным рабочим столом со встроенной плитой и варочной панелью, стоящим посередине.

Муня усадила её за обеденный стол, который располагался в той части кухни, что когда-то была балконом. Сейчас отсюда, через панорамные рамы, дворик внизу был прекрасно виден и казался морем, в котором то тут, то там возвышались рубиново-зелёные островки.

После сытного завтрака, состоящего из яичницы с беконом, блинчиков со сгущёнкой и огромной чашки кофе с молоком и карамельным сиропом, Луке отчаянно захотелось спать. Во время еды Муня с разговорами не лезла, вот и сейчас молча вздёрнула её за шкирку и отвела в просторную светлую комнату.

— Здесь, — она открыла белую дверь, — санузел с душем. Кровать и шкаф ты и сама видишь. Ложись, давай. На тебе лица нет! Вечером подумаем, как тебе помочь!

И, развернувшись, собралась выйти из комнаты.

— Муня! — опомнилась Лука. — Спасибо!

Та легкомысленно махнула рукой и ушла, тщательно прикрыв дверь.

Лука упала на кровать. Рюкзак стоял рядом, и она нашарила в нём телефон, звук и вибрация в котором были отключены ещё с утра. Увидев количество пропущенных вызовов, болезненно скривилась. Звонили родители. Брат. Подружки по универу. Даже один одноклассник, с которым у них когда-то что-то было. Вот ведь чудик!.. Сейчас всё казалось пустым и ненужным. Была у неё, Луки, жизнь, и вдруг разбилась как зеркало, да на такие мельчайшие осколки, не собрать. А где взять новую?

С этими мыслями она и уснула. Во сне хмурилась и постанывала, не проснулась, когда в комнату бесшумно вошла Этьенна Вильевна и остановилась у кровати, вглядываясь в гостью так, будто пыталась разыскать в тайнике тела — душу. Зрачки хозяйки дома лунно блестели.