В плену у ректора (СИ) - Миленина Лидия

— Да, Великий Магистр, — подтвердил Таури. — Я полагаю, что смогу лучше распорядиться наследием нашего рода…

— Мерзавец! — услышал Герберт тихий, но звонкий голос девушки. — Я… мы ведь… родственники!

— Ты совершенно права, — обернулся к ней Герберт с улыбкой. Девчонка и ее тихий решительный голос вызвали у него симпатию. — Только мерзавец — это слишком приличное слово. Вероятно, ты хорошо воспитана, юная аристократка? Твой род уходит корнями в глубокую древность и славится своей голубой кровью. Твоя мать просто не могла дать тебе недостаточно хорошее воспитание. А я бы выразился по-другому. Твой дядя — гнилой отросток в вашем роду. Ублюдок, подонок, низкая тварь. Вы согласны со мной, мессер Таури? — Герберт с насмешкой обернулся к дядюшке. Это была последняя проверка. Если Грамс не оскорбится данными ему эпитетами, то он безнадежен.

Участь стать бесплодной, но великой волшебницей для девчонки намного лучше всего, что еще может придумать этот жирный гад.

— Полностью, Великий Магистр, — склонил голову Грамс. — Позвольте узнать, помешает ли это нам заключить сделку?

Герберт усмехнулся.

— Я должен проверить девушку. Выйдите.

— Но…

— Выйдите немедленно.

На самом деле Герберту хотелось как можно скорее избавиться от мерзавца и остаться с девочкой наедине. Окончательно понять, что она из себя представляет.

А еще говорить с ней наедине будет просто приятно… Возможно, у нее даже есть зачатки ума. Хоть сложно ожидать этого от такой юной девицы.

Несмотря на страх остаться наедине с могущественным и опасным ректором, Эдиан была рада, когда дядя вышел. Ей хотелось скорее избавиться от этого невыносимо низкого, мерзкого существа. Теперь она ощущала к нему лишь презрение.

Такое презрение, что видеть не могла!

Вот другого мужчину, этого твердого и жесткого ректора… его можно ненавидеть. Ненавидеть от всего сердца, на равных. Потому что он может быть каким угодно, но точно не червем или насекомым вроде Грамса.

Он все же человек. Когда он крыл дядюшку неприличными словами, Эдиан даже почудилось, что в нем есть понимание, а то и сочувствие к ней. Вдруг не все еще потеряно…?

Вдруг ректор окажется нормальным человеком, а жесткое непримиримое ощущение от него ей лишь почудилось?

Дверь за Грамсом закрылась, и они остались наедине.

Эдиан сглотнула под спокойным и твердым взглядом Великого Магистра. Хотела хранить достоинство, но руки позорно задрожали.

— Ненавидишь его? — неожиданно непринужденно спросил ректор. Отвернулся от нее и легонько поводил рукой над шаром.

Эдиан замерла, не зная, что ответить. Он обращался к ней, словно они были по одну сторону баррикад, а Грамс — по другую. Это подкупало…

— Нет, скорее презираю, — помолчав, ответила Эдиан, стараясь, чтобы голос не дрожал.

— Да, я тоже презираю червей и других грязных тварей в человеческом обличье, — продолжая водить рукой над шаром, произнес Герберт. — Как твое полное имя?

— Эдиан Таури графиня Морнгейм, — как можно громче и тверже произнесла Эдиан. Ей хотелось, чтобы ее полное имя прозвучало гордо. Имя, которое она так давно не произносила, ведь дядю с тетей раздражали любые напоминания, что их «приживалка»-племянница относится к основной, старшей, ветви рода Таури и может унаследовать графский титул.

— Графиня… — как-то странно и криво улыбнулся ректор. — А дядя твой, стало быть, не получит ни денег, ни титула, если на его пути будешь стоять ты?

— Да, так, мессер ректор. Лишь свою часть родового состояния, которой он и так владеет, — подтвердила Эдиан.

И тут призрачная надежда вспыхнула в ней ярче. Этот странный жесткий человек интересуется нюансами, ему небезразлично ее отношение к дяде… Она должна попытаться!

— Великий Магистр, позвольте сказать… Вы видели, как поступает мой родственник. А я… я… очень хочу продолжить свой род, хочу…

— Правда? — он неожиданно взглянул на нее прямо и бескомпромиссно-жестко. Надежда погасла, как искорка, вылетевшая из костра. Сердце упало.

— Хочешь нянчиться с визжащим маленьким человеком? Хочешь родить ребенка и благородно продолжить свой род? Нет, Эдиан. Ты слишком юна, чтобы сильно хотеть родить ребенка и возиться с ним. В твоем возрасте девушки хотят другого. Например, внимания от мужчин, легкомысленных балов, цветов и поклонения. Слишком эгоистичный у тебя возраст. Прости, дитя, я не верю в столь развитый материнский инстинкт у тебя, — снова усмехнулся он. — И ты слишком юна, чтобы всерьез думать о продолжении династии. Ты хочешь вещей попроще. А именно: получить наследство, стать богатой и могущественной графиней и… отомстить своему червеподобному дядюшке. Не так ли, юная месси?

— Да нет же! Вы не понимание! Не так…

Эдиан очень хотела держать себя в руках, отвечать спокойно и с достоинством, что бы он ни сказал. Но не могла. Жесткий циничный тон ректора ранил прямо в сердце, эмоции вылетали сами собой.

Это было фактически оскорбление! Он утверждал, что ею самой движут… только практичные, меркантильные мотивы.

А он ведь совсем ее не знает! Она ведь чиста сердцем. Выходит, Магистр считает, что она не лучше дяди?!

— Вы не понимаете…! — повторила Эдиан.

— Нет, думаю, как раз понимаю, — с усмешкой продолжил ректор. — А вот ты, возможно, не понимаешь. Своих истинных мотивов. Вероятно, благородное воспитание заставляет тебя думать, что ты хочешь того, чего на самом деле не хочешь. Поэтому… Для начала давай проверим, действительно ли ты можешь представлять ценность для меня. В смысле, для Академии. А потом решим. Подойди сюда, Эдиан.

— Нет, я не буду учиться магии, а значит, я не буду участвовать ни в каких проверках.

— Глупо. Ты ведь понимаешь, что я могу принудить тебя сделать что угодно? Например, подойти, сесть, лечь, снять одежду, одеться снова… Понимаешь, юная месси?

Мерзкие, паршивые предательские слезы потекли по щекам от его слов. Ректор не поможет ей. И ректор прав. Наверняка, он может принудить ее к чему угодно физически или магией. А это будет слишком унизительно. Она не может допустить откровенного насилия над собой.

Эдиан закусила губу и на негнущихся ногах подошла ближе к нему.

— Так лучше, — бросил Великий Магистр. — Дай мне руку.

Преодолевая внутреннее сопротивление, Эдиан протянула ему дрожащую левую кисть. Он взял ее крепко горячими жесткими пальцами. Наверное, такими пальцами можно и камень крошить, подумалось Эдиан.

Она застыла, сдерживая и страх, и слезы. В тот момент она поняла две вещи.

Первая: от человека, который так прикасается, никуда не деться. Она уже у него в тюрьме. В капкан попала не только ее рука, но и она вся.

Второе: ее судьба решается именно сейчас…

Словно во сне, она видела, как ректор поднял ее кисть над магическим шаром. А в следующий момент дернулась от неожиданности и инстинктивно рванула на себя руку, когда он быстро ткнул в край ее ладони чем-то острым. Конечно, он без труда удержал ее кисть.

— Тихо, девочка. Это лишь на мгновение. И уже не больно, — сказал он, пристально вглядываясь, как алая струйка течет по белой коже Эдиан.

Это происходило очень медленно, так показалось Эдиан. Струйка неспешно пробежала к самому краю ладони, собралась в алую каплю, и эта капля полетела вниз, прямо на шар.

Может быть, прошло мгновение, а может, вечность, прежде чем красная капля упала на полупрозрачный шар. Но этот момент настал, и как только кровь Эдиан соприкоснулась с гладкой поверхностью, на этом месте вспыхнул сноп голубого пламени.

Да, именно так. Это был огонь голубого цвета. Эдиан в изумлении уставилась на него, а ректор наконец выпустил из тисков ее руку.

— Вот поэтому вашу кровь называют голубой, — довольным тоном сказал он, глядя, как неестественный голубой огонь взлетает все выше и выше, почти под потолок. И неожиданно рассмеялся. — Но такого даже я не ожидал! Ты станешь великим магом, Эдиан Таури графиня Морнгейм! Хочешь ты того или нет. И ты еще оценишь этот поворот свой судьбы!