Мертвое сердце (СИ) - Цой Анна

Сколько времени я просидела там, в участке? Сейчас часов шесть утра. Даже машины встречались редко, автобусы тем более. Кому хочется ехать куда-то в промозглый выходной? Вот город и спал, досматривая свои сны с проблемами, о которых мне даже мечтать сложно.

Не могу представить жизнь хуже моей. Тем неприятнее было видеть коттеджи частного сектора центра города. Дорога пролегала мимо счастливых и не очень жизней других людей. Будь я на их месте, то радовалась бы каждому дню, пусть и нудному, зато в семейном кругу и без борьбы за существование.

Спокойной жизни не существовало в Доме. В нём с раннего детства ты должен биться за справедливость. Тебя разом используют в своих целях, издеваются и бьют. Но стоит только ступить за высокий забор "Надежды", мир кардинально меняется, добреет и приобретает краски.

Потому рано или поздно побег становится первоочередной задачей. И это случается почти с каждым. Кто-то не выдержав и пары месяцев, а кто-то, дождавшись совершеннолетия. Я была из второй категории — идти мне было некуда.

Однако были и те, кто не стремился к побегу. Такие как Барсик пользовались привилегиями, оставались тут до двадцатитрехлетия, а потом обеспечивали детдом. Все, включая директора, знали откуда на счета "Надежды" поступает финансирование, но молчали. Деньги есть деньги. Даже если они заработаны нелегально.

Серая крыша, покрытая мокрым от сырости шифером, показалась из-за редких деревьев и потрескавшихся многоэтажек, а я почувствовала, как в животе завязывается узел из страха и сомнения.

— Боишься? — как будто в ответ моим мыслям спросил мужчина, задумчиво почесывая топорщащиеся усы.

Киваю и смотрю на кирпичное двухэтажное здание, которое неумолимо приближалось, давя на психику. Не хочу туда. Будь у меня выбор, оказалась бы сейчас в другом месте. Но его у меня нет, так что открываю дверь и ступаю на мокрый бетон. Дверь сразу захлопываю, не желая выпускать тепло из нутра старого автомобиля. Даже там мне дышалось легче, чем под моросящим дождем и серым небом у ограды Дома. Подставляю лицо холодным каплям и вдыхаю морозный воздух.

Страж закона идёт впереди, вынуждая плестись за ним, в отчаянии поглядывая на тучную спину. Ему-то что до моих проблем, у него своих — миллиард. Я, возможно, ноя постоянно о своей жизни, живу раз в пять лучше чем он. У меня хоть время позавтракать есть.

Миновав парк с редкими деревьями, мы поднялись на крыльцо, на которое ступать то опасно — бетон потрескался и покрошился от времени. Тяжелая обитая ржавым железом грязно-жёлтая дверь открылась с громким скрипом, разбудив сторожа и вахтершу. Оба они вскочили на ноги при виде участкового, но остановились и с осуждением взглянули на меня.

— Доброе утро, Валентина Сергеевна! — сказал, улыбаясь старушке, дядь Миша, — как Ваше здоровье?

Женщина скривилась ещё больше и покачала головой. На вид ей было лет семьдесят, но морально она готова была орать ещё лет двести. А ещё жаловаться на боль в спине и раздавать тяжелой рукой подзатыльники всем, кто ей не угодил. Я была не исключением, так что не понаслышке знала, что ускорения они придают даже сильнее пинка.

— Опять?! — заорала на весь этаж тучная женщина, её глаза сверлили меня, как рыбак сверлит лёд для лунки.

Сторож шарахнулся в сторону, открыв мне минное поле для пробежки. Воздух накалялся от тяжелых взглядов, направленных на меня.

Но к моему счастью и разочарованию вахтерши с лестницы послышался перестук каблуков, и показалась печальная улыбка Раисы Алексеевны — главной воспитательницы нашего детского дома. Пара летящих шагов и самая лучшая в мире женщина спускается и подходит к нам. Меня ласково, но непреклонно хватают за руку и немного ее сжимают.

— Михаил Семёнович! Может чаю? — мягкий голос успокаивает присутствующих и ласкает слух.

Захотелось обнять ее и расцеловать. Она всегда спасала меня. Словно чувствовала, когда мне нужна помощь.

Как только я попала сюда, Рая была самой обычной няней в ясельной группе. По счастливой случайности это была моя группа. До пяти лет я называла ее мамой, но после мне стало немного некомфортно от такого общения. Однако, стоило мне разволноваться или разозлиться, я все равно выкрикивала не имя. Она словно взрослела вместе с нами. Вскоре Раиса получила образование и стала следить за поведением детей в Доме. Два года назад она стала главной по воспитательной работе.

Лучше человека я не знала. Ее любили все, включая меня.

— Не откажусь, — заигрывающим тоном произнес участковый, чуть ли не падая к ее ногам.

На душе стало спокойнее, потому как, если мама пришла одна, значит директора нет. Скорее всего он укатил к своей любовнице в город, и до обеда его можно не опасаться.

Мы прошли по коридору и свернули в пустую столовую. Хорошо что все встают в восемь и приходят сюда к девяти, иначе я бы не осилила сотню глаз на собственной провинившейся персоне.

Из кухни доносилась приглушенная ругань и шкворчание, Рая проводила нас к преподавательским столам и умчала, цокая каблуками, за неприметную дверь. Через минуту на столе стояла порция завтрака для меня, чай и печенье для взрослых и протокол задержания, что достал дядь Миша.

Первым делом женщина взяла и прочитала документ. Тяжело вздохнув, взглянула на меня и неожиданно произнесла:

— Вторая драка за месяц! Тебе секции борьбы не хватает?!

Я хмыкнула. Мне ее даже слишком — там меня только и бьют. Хорошо хоть синяки быстро сходят, иначе бы вся синяя ходила.

А насчёт первой, так это считай и не драка была. Так, с Барсиком дурачились, а он упал с лестницы и указательный палец на руке сломал.

Не стала отвечать, это у нее риторические вопросы посыпались.

— Когда ты уже повзрослеешь?

Красивый у нее голос, мелодичный. Пока не повторишь в голове фразу два раза, не поймёшь, что она ругается.

Видимо никогда не повзрослею. Да и толку в этом я не видела. Оставаясь ребёнком, можно творить глупости, не переживать о проблемах и наслаждаться жизнью. Взрослым этого не дано.

— Прости… мам, — опустила глаза в пол я.

Стыдно, конечно, но лишь за то, что опять попалась. Шестнадцать лет, а так и не научилась не влипать в неприятности. По документам мне, кстати, было пятнадцать. Не знаю кто ошибся, но в свидетельстве о рождении написали совсем другую дату — перенесли на полтора года. Так что в Доме мне придётся остаться на чуть дольше.

Хотя, если честно, с моим рождением вообще было что-то не так. Только спустя шесть месяцев после рождения бабушка отдала меня сюда. Информации обо мне не было нигде, я знала лишь имя матери и бабушку, что раз в год в настоящий день рождения приезжает, привозит подарок и снова укатывает в закат на своей премиальной машине.

Почему она не забрала меня, я понимала — любимая внучка Вероника и ее отец жили в особняке, где я была лишь пару раз в гостях. Они считали меня ниже себя и делали вид, будто я не существую. Обидно, не справедливо, но это моя жизнь, и она была такой всегда.

Рая вновь тяжело вздохнула и отпила из граненого стакана с красной полустёршейся печатью "Д.Д. Надежда". Вся посуда была так украшена. Выглядело это настолько убого, что само по себе хотелось добавить слоган "мечты сбываются".

— Посуду моешь две недели. Всю. И три месяца за забор ни ногой! — озвучила наказание она.

Я обреченно кивнула, просчитывая, когда Барсик должен был провести нас с Кариной на концерт нашей любимой группы. Через три недели. Не попадаю. Жаль, конечно, но я переживу. Если меня опять не утащат в окно.

Но это было в миллион раз лучше детской колонии, которой угрожал директор, думая, что я поведусь. Меня максимум на пятнадцать суток посадят. Я же не убиваю или граблю. Ни разу даже жвачку в магазине не украла. Просто попадаю в нелепые ситуации.

Я отправила в рот очередную ложку овсянки и, скривившись, проглотила. Да даже я готовлю лучше! Это мне ещё повезло, вязкая каша, приготовленная на воде, была горячей. А если бы пришла на час позже, пришлось бы есть ледяную. Вроде и денег у Дома много — единственное заведение на весь район, много кто жертвует, да и от государства финансирование идет, а ремонта не было считай с основания, с питанием проблемы, да и со всем остальным.