Любовь ювелирной огранки (СИ) - "Julia Candore"

Она чудом успела забежать на крыльцо, заскочить в прихожую, запереть дверь на задвижку. И стоило ей почувствовать себя в безопасности, как два кабаньих клыка с оглушительным треском пронзили дверь насквозь. Пелагею прошила сотня ледяных игл. Неужели и правда конец?

Ну уж нет. Не на ту напали! Она подлетела к тумбе, достала из верхнего ящика шкатулку с лунной пылью — и развеяла пригоршню в воздухе. Пространство заискрилось золотом, завертело пыль в воронку празднично-блестящего смерча — и соорудило из частиц длинную полупрозрачную лестницу на чердак, с пылу с жару.

— Скорее, Граф Ужастик! Я тебя тут не оставлю, — заявила Пелагея, подхватив откормленного кота под пузо.

— Мр-ряу! — запротестовал кот. Он ненавидел, когда его носят на руках. Прямо сейчас он испытывал легкое недомогание и был не в форме, но как оправится, хозяйке точно несдобровать. На своем опыте убедится, каково это, когда тебя отрывают от земли.

Они с Пелагеей были уже на самой вершине лестницы из лунной пыли, когда дверь сдала позиции и проломилась под напором вепря. К счастью, ступеньки снизу уже порядочно подтаяли. Первая хорошая новость. А что касается второй, то банка со светлячками (эдакий живой осветительный прибор), оказалась под самым потолком, на крюке. Хотя обычно светлячков вешали на гвоздь в передней. Повезло — так повезло.

Толкнув рукой крышку люка, Пелагея загрузила на чердак недовольного Графа Ужастика, сорвала с крюка банку и тоже забралась наверх — в пыльное царство подушек и одеял.

Одеяла с подушками на чердаке выпадали с регулярностью атмосферных осадков, укладывались друг на дружку (а иногда на случайных посетителей) и исправно погружали всех живых существ в летаргический сон.

На Пелагею чары чердака не действовали. Поэтому когда ей в голову вмазалась метко запущенная подушка, она и бровью не повела.

— Идем, Граф Ужастик. Надеюсь, стена из плюща выведет нас, куда положено.

Удерживая банку-светильник перед собой, Пелагея продралась сквозь залежи одеял и вышла к плющу, затянувшему стену сверху донизу. Когда-то в незапамятные времена она еще могла задаваться вопросами, почему в банке до сих пор не сдохли светлячки и как этому ползучему растению удаётся существовать без воды и света на мрачном чердаке.

С годами она поумнела, смекнула, что светлячки — непоправимо волшебные и питаются исключительно добрыми словами. А плющ поглощает тьму вместо света и растет, как на дрожжах, потому что нехватку воды успешно компенсирует сновидениями Пелагеи.

— З-з-зелень сушеная, — бормотала она, раздвигая шуршащие плети в поисках тайного хода. — Не удивлюсь, если кабана на меня натравил всё тот же уважаемый учитель. На стажировку… В край Зимней Полуночи… А не то твои дни сочтены. Ха!

Пелагея впервые в жизни так неистово мечтала кого-то укокошить.

Она поставила на пол банку со светлячками, чтобы иметь в распоряжении обе руки, и продолжила активно прощупывать стену на предмет тайного хода. Тайный ход, козлище, обнаруживаться не спешил.

— Да чтоб тебя ёжики покусали! — процедила напоследок она. И с пронзительным "Ай!" провалилась куда-то в заросли плюща.

Затем из зарослей донеслось шевеление. Тонкая белая ручка высунулась из проёма, проинспектировала пол и наконец ухватила банку всеми пятью пальцами.

— Граф Ужастик, ползи сюда! — крикнула Пелагея. — Я нашла!

Тайный ход на чердаке служил своего рода порталом. Задашь пункт назначения при помощи голосовой команды — и тебя со всеми удобствами переправят хоть на Луну, хоть на дно самой глубокой расщелины. Главное правило — вежливость. Порталы, сплетенные из плюща, грубиянов органически не переваривают.

— К Юлиане, пожалуйста! — распорядилась Пелагея, когда кот всё-таки приволок свое откормленное пузо к отправной точке. — Юлиана нам непременно обрадуется.

***

Юлиана обитала под Вековечным Клёном в стране Зеленых Лесов. И именно сегодня она обрадовалась бы чему угодно, только не очередным дармоедам, которые валятся, как снег на голову. День у нее выдался прескверный. А ведь как всё славно начиналось!

Она бесстрашно и отчаянно мчалась к морю босиком по осени, устланной тяжелыми расписными тканями. Мимо стройными рядками проносились деревья — сплошь в багрянце и золоте. В спину дул плотный, упругий ветер, сбежавший из лета. На полную катушку светило солнце. Лёгкие летящие одежды развевались в потоках тёплого воздуха…

Юлиана не заметила, как ее вынесло в холод, где посреди серого невзрачного суходола в цветастом сари стояла Эсфирь. Эсфирь обожала оборачиваться в куски пёстрой материи, распускать свои гладкие обсидианово-черные волосы и подводить глаза сурьмой.

— Ты пересекла точку осеннего равноденствия, — мрачно сообщила она. — Сбегай-ка домой, переодеться. Скоро похолодает.

И тут Юлиана проснулась. На рабочем месте. В разгар рабочего дня.

Над нею нависал шеф собственной персоной. Его лицо было словно вылеплено из воска.

— Не хотел тебя будить, — проворковал шеф. — Ты так мило улыбалась и причмокивала.

Юлиана отодвинулась вместе со стулом, произведя ужасающий скрежет.

— Не-е-ет…

— Я мог бы ограничиться выговором или штрафом, да только ты уже не впервые ворон считаешь, — всё тем же елейным голоском промурлыкал шеф. — Что ты, интересно, по ночам делаешь, раз днем у тебя тихий час?

— Не-е-ет, пожалуйста, — Юлиана сделала жалобные глаза, собираясь пасть ему в ноги и молить о прощении.

— Уволена! — рявкнул тот. — Чтобы через час духу твоего здесь не было!

Вот так, собственно, и началась новая эпоха в жизни отдельно взятой сотрудницы издательства. Что там у нас теперь по плану? Биржа труда, безработица, зубы на полке. А в довесок — два вечно голодных пса по кличке Кекс и Пирог.

И в этот лихой час для полного, так сказать, набора к Юлиане под Вековечный Клён принесло Пелагею. Причем с прицепом в виде вредного кота, который подхватил какую-то гадость в одной из своих бесчисленных галактик (да-да, тех самых, что рождаются и умирают в его глазищах) и мог вполне стать разносчиком магической заразы.

В роли швейцаров сегодня выступали Кекс и Пирог. Завидев Пелагею, которая взбиралась по пригорку с упитанным котом на руках (вот ведь лентяй бессовестный!), они подняли сумасшедший лай и ринулись ей навстречу.

Глядя им вслед, Юлиана испустила горестный вздох.

Она носила свою любимую походную юбку, куда успешно влезала невзирая на объемы съеденного. Ее аккуратный вздернутый носик и густая копна вьющихся волос служили объектами воздыхания для бесконечного числа поклонников. Она стояла на травке, которая зеленела круглый год. Под драгоценной, огненно-рыжей кроной, которая не пропускала дожди и холод. Возле гигантского дерева, способного защитить от грабителей и прочих мерзких типов. Но ее всё еще что-то не устраивало.

— Мне надоело жить вечно! Вечно живешь — вечно борешься за выживание. И страдаешь. Замкнутый круг! — сказала она и сгоряча пнула Вековечный Клён мыском замшевой туфли. Тот даже не шелохнулся.

— Ой, ну прости, прости! — осознала свою грубость Юлиана и обхватила необъятное дерево, насколько доставало рук. — Больно, да? Обижаешься?

Вековечный Клён не обижался.

Ему не было больно.

Обратившись человеком, он немедленно обнял ее в ответ.

Глава 3. Популярность и причины ее отсутствия

Янтарь листьев он стряс с себя, как шуршащее конфетти. Втянул ветви, разгладил морщины коры и сравнялся ростом с Юлианой. На его прекрасном, будто из мрамора выточенном лице водворилось выражение, где читались и любовь, и сострадание, но по большей части — исключительно ангельское терпение.

Сам он был человеком лишь наполовину. На четверть — деревом. Еще на четверть — Незримым, высшим существом из верхних миров, сосланным в средние за провинность и в наказание обращенным в клён.

Всякий раз, как он вот так, без предупреждения менял облик, сердце у Юлианы заходилось от сладкого трепета. Она любила в нем всё, начиная от венка из кленовых листьев на голове, от курчавых волос, в которых полыхал пожар, — и заканчивая полами струящейся черной мантии, пахнущей свежестью лугов и какой-то совершенно безумной, недосягаемой свободой.