Магия чистых душ 2 (СИ) - Шах Ольга

Да, работала вчера с этим водителем. Нет, смена обычная была. Нет, никаких конфликтов за смену не было. Нет, о личных врагах и делах Николая мне ничего неизвестно. Нет, он мне не сообщал ничего о своих намерениях. Да, сказал, что поехал заправить машину перед сдачей сменщику, так всегда делается.

Уфф, кажется, все. Поняв, что ничего я не знаю и не скажу ничего нового, меня, наконец, отпустили. Выйдя во двор и подойдя к своей машине, вдруг услышала почти забытое — ШАУРМА, ШАУРМА, горяч, вкусна, падхады!!

Это у нас по соседству есть небольшая кафешка с восточной кухней. И перед обедом частенько хозяин, полный, высокий узбек Рахмон так кричит, привлекая клиентов. В основном, работников скорой.

Плотно пообедав, я ещё какое-то время сидела над чашкой зелёного чая. Рахмон знал вкусы своих постоянных посетителей и всегда подавал мне зелёный чай с жасмином, не слишком крепкий. Я сидела и понимала — я просто трушу. Вот так обыденно, боюсь посмотреть Нине в глаза. Что я ей скажу? Что ее сын никогда не вернётся? И ей суждено прожить остаток своих дней в одиночестве? А не будет ли это просто отсроченным убийством? И по моей вине? Ведь Коля и все остальные попали в Валент из-за того, что там понадобилась я, а мои спутники пошли просто прицепом. Очень сложный психологически такой разговор будет.

За стол ко мне подсел Рахмон.

— Все в порядке, Аня-апа? Ты сегодня какая-то печальная.

Я встряхнулась, и правда чего это я? Надо набраться мужества и сделать первый шаг на этом нелёгком пути.

— Все нормально, Рахмон-ака, просто задумалась, а у тебя тут так вкусно пахнет. Да что-то и ты сегодня тоже не веселишься, или случилось что? Ты скажи, может, помочь, чем можем?

Рахмон был доброжелательным, жизнерадостным человеком, жил в России всей семьёй уже лет двадцать. Часто нашей скоропомощной молодежи перед зарплатой не хватало денег, тогда Рахмон частенько кормил их в долг, махал рукой и говорил — а, потом отдашь! И всегда улыбался. А сегодня вид имел тоже тоскливый.

— Да вот, Аня-апа, беда пришла в мой дом. Внучок мой, Карим, дочки моей средней сынок приболел. В больницу Гуля с ним пошла, а там сказали, что кровь у него плохая, белая какая-то.

Красавицу Гулю я знала, видела ее не раз, прибегала она к отцу ещё девчушкой совсем. Сейчас эта девчушка, закончив педуниверситет, работала преподавателем физики, и вот сынишка у нее, годика четыре, кажется. Белая кровь, белокровие… лейкоз, что ли? Да, серьезный диагноз.

— А сейчас Гуля с малышом где, в больнице находятся?

— Нет, дома они, выписали их, сказали, поздно уже. Теперь дома.

— Ты, Рахмон-ака, дай мне адрес Гули, я вечером зайду, посмотрю, может, ещё есть шансы на борьбу, выписки посмотрю, может, чего посоветую. Ты Гулю предупреди, что зайду.

И, видя вскинувшиеся в надежде глаза Рахмона, выставила вперёд ладони.

— Нет, нет обнадеживать тебя не буду, просто посмотрю пока.

Получив нужный адрес, встала и пошла к машине, надо ехать к Нине.

Когда мне, на мой настойчивый звонок, открыли дверь, я собрала всю волю в кулак, чтобы не ахнуть! Мне открыла дверь не моя сестра Нина, а никто и ничто. В этой женщине не было жизни. Совсем! Потухший, безразличный взгляд, тусклые, повисшие лохматой копной волосы, заострившиеся нос и скулы. Повернулась ко мне спиной, и безразлично бросив.

— Проходи, Аня! — зашаркала какими-то разношенными тапками на кухню.

И это Нина, веселая шатенка с копной вьющихся волос, без единой сединки, сияющие голубые глазищи, которая в свои пятьдесят с небольшим выглядела максимум на сорок. Я даже не могла из себя выдавить просто — Здравствуй! — становился ком в горле.

Устроились на кухне, возле пустого, чистого стола, молчали, только Нина все сметала ладонью со столешницы какие-то невидимые глазу крошки. Наконец, она прервала молчание.

— Я знаю, Аня, ты не виновата, мне уже сказали, что видели, как ты шла на подстанцию, а Коля уезжал. Тебя с ним не было. Но Коля ничего не передавал тебе для меня? Скажи, Аня!

— Нет, Нина, ничего не передавал. Но ты так не волнуйся, может, все ещё образуется, найдется Коля, мало ли что у него могло случиться, а ты так рвешь себе сердце. Успокойся.

Я осторожно просмотрела ауру и сознание Нины, хорошо, мои приобретенные способности остались со мной, как и обещал неведомый голос из ниоткуда. Все было серым, как в клубящиеся мутном тумане. Сознание просто отключило все мыслительные способности, только где-то вдали смутно угадывалась бредущая в холодную муть фигура. Чтобы вытащить Нину из этого, нужна какая-нибудь сильная эмоциональная встряска. Пока я ничего не могла придумать. Нина меж тем продолжила монотонно говорить.

— Я знаю, мой Коля жив, просто его нет в этом мире…

Это просто резануло меня по сердцу, и я не выдержала, крикнула.

— Нина, хватит! Посмотри на меня!

Она покорно перевела свой взгляд на меня. Потом в глазах у нее мелькнуло удивление.

— Аня? А ты чего и изменилась вдруг? Прическа другая, да и выглядишь совсем молодой, и уши вон проколола, серьги у тебя красивые.

Нина встала, быстро подошла ко мне, взялась рукой за мою серьгу, потом так радостно улыбнулась.

— Коленьки моего тепло от этой сережки идёт.

Я замерла, не веря своим глазам и ушам — она, что, видит меня настоящую?

И даже серьги? А ведь никто ничего про них не говорил, с кем я сегодня встречалась. Хотя должны, серьги весьма приметные и дорогие — удлиненный каскад из небольших бриллиантов. Тем более, я серьги никогда не носила, и уши были не проколоты. Обзавелась я этим дополнением ещё в Валенте, когда собиралась первый раз в театр. Очень уж подходили серьги к моему гарнитуру. Вот и проколола. А Нина их видит, несмотря на уверения "голоса", что никто ничего не заметит. И верно, в этих серьгах стоит Колина охранка. И это она видит. А может, ну ее, расскажу все, как есть? В крайнем случае, сотру это из ее памяти. Но "голос" этот допытаю, что это было. А, была-не была, расскажу!

И я приступила к рассказу. Нина слушала внимательно, задавала вопросы, вполне разумные, вскипятила чайник, достала что-то сладкое, разлила чай. И вовремя, кстати — от долгого говорения у меня уже першило в горле. Наконец, я закончила свой рассказ на том моменте, когда я проснулась на Земле.

Нина спокойно отпила чая, потом спросила.

— И что ты теперь намерена делать?

Пришлось рассказать и о беременности, и о таинственном "голосе" и даже про измену Сергея и про то, что я подала на развод. И то, что буду все это время готовиться к новому переносу — искать и скачивать любую полезную там инфу, закупать малогабаритные и необходимые там вещи. Денег у меня не так чтобы много, да и зарплата… Обнять и плакать, короче. Наверное, продам квартиру, разделю основную часть между детьми, а на остальное буду покупать. У меня ещё есть родительская однушка, проживу я там эти восемь месяцев.

Нина решительно перебила мои разглагольствования.

— Что от своего никчемушника решила избавиться — это ты молодец, правильно делаешь! Но только есть ещё и наша с Колей квартира и дача. Мы это быстро продадим, сезон покупок ещё вовсю идёт. И на все эти деньги будем покупать!

Увидев мое вытянувшееся лицо, она весело хмыкнула.

— Не думаешь же ты, что я теперь от тебя отстану? Нет уж, сестричка, хоть чучелом, хоть тушкой, но я с тобой! И пусть только попробуют меня не пропустить! Это мироздание и так мне должно за все! И Гришенька и Коля…

Голос у Нины сорвался, но она быстро справилась с собой. И теперь я вновь видела свою сестру — энергичную, решительную, собранную. Она выходила на тропу войны с мирозданием за своего ребенка! Я даже не стала лезть в ее сознание — и так было понятно, никакого сумасшествия там нет и в помине. Она выслушала, приняла информацию к сведению, проанализировала ее, и приняла решение. Теперь ее с этой дороги и танком не свернешь.