Алисандра. Трилогия (СИ) - Олешкевич Надежда "AlicKa"

И мы пошли. Он не начинал разговор, а мне было неудобно спрашивать. Я хотела много всего сказать, разузнать, но в то же время боялась спугнуть, сделать что-то неправильно. Ведь Алекс в любой момент может передумать, развернуться и уйти. Подобный поступок будет больше понятен, чем то, что происходило до этого и продолжается сейчас.

Добравшись до своей лавочки, я остановилась. Мы сели на нее, он даже меня обнял. А затем я подскочила, понимая неправильность происходящего.

- Я пойду.

Видно было, что он слегка расстроился.

- А завтра тут будешь? - ни доли шутки или наигранности не послышалось в его голосе.

- Да, всегда на закате прихожу.

- Тогда буду ждать, можно? - улыбнулся он и встал, сразу же делая шаг навстречу.

- Ладно, пока, - отскочила я назад и быстро побежала домой.

Прогулка была испорчена. Скорее всего Алекс завтра не придет. Но губы все равно растянулись в улыбке, пока я открывала дверь в квартиру.

Первый поцелуй… Настоящий, ни с чем не сравнимый поцелуй…

Знала бы я, чем это обернется в будущем, не встречала бы закат, ни в коем случае не знакомилась бы с Алексом и никуда не пошла бы с ним.

 От неожиданности я громко вскрикнула, подпрыгивая на месте. Сердце неистово забилось, чуть ли не вырываясь из груди.

Спокойно, это всего лишь погром. Всякое бывает.

Я попыталась унять волнение, согреть похолодевшие руки и перестать так часто дышать. Все было перевернуто, мебель поломана, вещи валялись на полу рядом с непонятно откуда взявшимися осколками.

Стон. Из маминой спальни послышался стон.

Я побежала туда и застыла в дверях, не в силах шелохнуться. Меня словно закинули в фильм ужасов, в жуткий кошмар, намного страшнее того, что непрерывно снился по ночам.

Папа лежал лицом вниз в луже крови, застывшей темно-бордовым озером вокруг головы. Я с трудом оторвала намертво прилипший к тому месту взгляд, поднимая его чуть выше, на кровать. Там, на краю, была мама, еще живая. Она тихо постанывала и тянулась ко мне рукой со слегка трясущимися пальцами.

Сердце перестало стучать. Все тело одной мощной волной заполнил липкий холод, не дающий ни вздохнуть, ни моргнуть, ни сдвинуться с места.

Это ведь шутка? Очень несмешная шутка? Пожалуйста, пусть будет так.

Но снова послышался мамин стон, разрушающий последние надежды на лучший исход. Без промедления я подбежала к ней, дотрагиваясь до свободной руки. Второй она прикрывала бок, на котором уже образовалось темное большое пятно.

- Мама, - со всхлипом позвала я.

Она открыла глаза, из которых текли слезы. В них было столько горечи и мольбы, боли, ожидания неизбежного. Всегда румяное щеки побелели, губы покрылись синевой, волосы разметались по подушке. Я хотела хоть что-то сделать, но не знала что именно.

- Мамочка, что произошло?

Мои глаза заволокла мокрая пелена, мешая смотреть на нее. Пришлось часто моргать, чтобы восстановить зрение, но очертания размывались, плыли, пропадали за серой завесой, с которой трудно было бороться.

- Алисочка, как хорошо, что ты задержалась… - ей было сложно говорить.

Голос мамы стал тихим, еле слышным, беззвучным. Она прикрыла ненадолго глаза, потом посмотрела тихонько в сторону отца. Еще две слезинки скатились на подушку.

- Извини меня… - выдохнула она.

Мою руку сжали всего на секунду и отпустили.

- Мамочка, все будет хорошо, я сейчас вызову скорую.

Вот только мама уже смотрела как-то иначе. Взгляд был пустым, потухшим. Она не реагировала на то, что я ее трясу. Рука, прижатая к ребрам, ослабла, медленно съезжая вниз и ударяясь о мягкое одеяло, пропитанное кровью.

- Нееееееет, - надрывно закричала я. - Маааааам. Ну мааааааам.

Еще долго я звала самую лучшую маму на свете. Самую добрую, ласковую, улыбчивую. Она никогда не била, не ругала, а только с укором на меня смотрела, и этого хватало.

- Прости меня, только не оставляй, не надо. Не надо…

Я долго сидела возле уже мертвого тела. Затем были попытки перевернуть отца, но у меня ничего не вышло.

Это ведь я виновата. Кто просил уходить ночью? Надо было вернуться вовремя, помочь, вызывать скорую, защитить своих родных.

У папочки, моего любимого папы была рана на затылке. Я нащупала сонную артерию, где не обнаружила даже отголоска ударов сердца.

Туман заволок мои мысли, не давая им хоть что-нибудь придумать, найти выход из этой ситуации. Я вышла в коридор и оперлась о стену, съезжая по ней вниз. Шло время. Ничего не было видно. Померкли краски, затихли звуки, утихла боль, забылись эмоции. Только глаза иногда моргали.

Снова темно. За окном ночь. А должно быть утро. Не важно.

Появилось полное безразличие. Душа словно погрузилась в образовавшуюся внутри пустоту, которая затягивала в себя, не оставляя ни единой возможности выбраться. Там был мрак, отпечатки которого никогда не удастся смыть. Я ненадолго прикрыла отяжелевшие веки, вздохнула и встала, чувствуя головокружение.

Если верить часам, то я стала совершеннолетней. Двенадцать. Но кому до этого есть дело? Точно не мне.

Ноги повели меня вперед. Каждый шаг сопровождался хрустом. Только возле папиного любимого шкафа я остановилась и посмотрела на свое отражение в стекле. Там был бледный призрак с блестящими черными глазами. Не сразу я заметила за ним бутылки дорогого алкоголя, припасенного на крайний случай.

А сейчас крайний?

Первая попавшаяся отказалось открываться, поэтому за ненадобностью была откинула на пол. Я взяла другую, более податливую, и сразу же отпила, чувствую неприятное жжение в горле. Появился кашель. Так лучше. Есть ощущения, они не пропали полностью.

Развернувшись, я направилась куда-то, периодически отпивая обжигающую жидкость. Только почувствовав на коже холодный ветер, стало понятно, что меня занесло на улицу.

Я снова не различала дорогу, мысли не складывались ни в одну последовательную цепочку. Отрывки слов, мелькание картинок, иногда проступала резкая боль, пронзающая грудь. Я ничего не понимала. Слишком сложно, безразлично. Слишком пусто.

Мне хотелось, чтобы эта пустота заволокла не только душу. Пусть бы она навсегда забрала чувства, ощущения, мысли, меня. Пропасть бы безвозвратно, потеряться, забыться и быть забытой всеми и каждым.

Присев на знакомую лавочку, я почувствовала скатывающуюся по щеке слезу, оставляющую мокрый след, который быстро высох из-за ветра.

- Не надо, ветер. Пусть бы была… напоминала о себе, - губы беззвучно прошептали, еле отклеиваясь друг от друга.

Новая не появилась. Слезы высохли, тоже исчезли, покинули меня.

- Это ведь конец, да?

Я подняла глаза на небо, но сразу же опустила. Звезды больше не привлекали.

- Лавочка, - и моя рука переместилась с колена на деревянную поверхность, - только ты у меня осталась.

Обжигающая жидкость больше не обдирала горло с былой силой. Оставалось лишь першение. Я раз за разом отпивала, но бутылка не пустела.

- Да пошла ты! - закричала я что было сил, с размаху разбивая дурацкую бутылку о железный острый край этой же лавочки.

Мне хотелось исчезнуть, пропасть, раствориться. Так же, как ушли эмоции, желания, надежды, мечты, родители…

Я закрыла глаза. Меня словно уносило куда-то, затягивало, как того хотела.

Но потом я начала падать животом вниз, словно меня отвергли, не захотели принимать в свои владения. Выплюнули, отдали на растерзание тысячам мелких игл, одновременно втыкающимся в тело. Меня вертело, глаза не открывались, голова болела, а из живота просилось наружу все, что я недавно выпила. И множество звуков, разных, от тихого шелеста до гулкого звона колокола, таких бессвязных, пугающих, режущих слух.

- Пожалуйста, хватит!

***

- Эй, - раздался голос надо мной. - Че на дороге развалился?

Воняет... Не от меня хоть? Как все кружится.