Влада Крапицкая - Отражение зеркал

-Я здесь не развернусь, - ответил он. – Сделаем круг.

Посмотрев на дорогу, я поняла, что он действительно прав, и ему здесь не развернуться, поэтому расслабилась. «В конце концов, не будет же мой преследователь кидаться под колеса».

Но кидаться ему и не пришлось. Машина сама притормозила возле него, и водитель зло бросил, через все еще открытое окно:

-Придурки! За одной тёлкой уследить не можете! Садись в машину!

-Макар… Прости…, - тяжело дыша, ответил парень, и я всё поняла.

«Ну, конечно! Только мне так может повезти, и я нарвалась на их главаря!» - сердце ушло в пятки, и как только сработал центральный замок, а мой преследователь открыл заднюю дверь, я предприняла попытку выскочить через другую дверь, хотя и понимала, что шансов скрыться, у меня уже нет.

Меня схватили за пуховик, грубо дёрнув обратно в салон, и я закричала, что есть сил:

-Помогитееее!

Крик эхом разнёсся по пустынной улице посёлка, а потом на рот легла ладонь, и мой охранник прижал меня к себе, не давая двигаться и орать.

-Ну, сучка, теперь пришло время жалеть о своём ударе, и попытке бегства! - раздалось над ухом и на меня дохнули таким перегаром, что мне стало плохо. – Жизнь до отъезда у тебя будет кошмарная! Уж я постараюсь!

В дом меня буквально заволокли и, бросив на кровать, опять пристегнули наручниками к её каркасу, а потом Макар долго кричал на парней в соседней комнате и слышался звон бьющейся посуды, но мне было плевать на это.

От страха и паники меня уже трясло, и я проклинала себя за собственную глупость и доверчивость. «Зная о том, что этот Макар, вот-вот приедет, я должна была наоборот спрятаться, а не кидаться к машине! Дура! Дура! Дура!». Оправдание, что мне мог попасться и нормальный человек, и я могла, таким образом, упустить шанс вырваться, звучало слабо, особенно в свете последних событий. Тоскливо посмотрев окно, я вздохнула, не зная, чего мне теперь ожидать.

Крики в соседней комнате, наконец-то, стихли, и я испуганно покосилась на дверь, когда она распахнулась. Мужчина подошёл к кровати и присел на край.

-Значит, ты у нас любишь побегать? Учтём, – произнёс он, холодно рассматривая меня, а потом громко сказал: - Щерба, завяжи ей глаза, заткни рот, и в машину!

-Хорошо, Макар, - ответил мой преследователь и оскалился в мерзкой ухмылке.

Подойдя к окну, он сорвал штору и оторвал от неё две полоски ткани. Когда он начал запихивать мне в рот одну из полосок, на меня накатило отвращение, потому что эти шторы стирали, наверное, ещё при царе горохе, и я сжала зубы, но Щерба тут же схватил меня за горло и зло сказал:

-Сука, не откроешь рот, я тебе все зубы выбью! В гаремах, и на таких спрос есть - сосут лучше.

Дышать стало нечем, и с ненавистью посмотрев на него, я позволила запихать себе в рот кляп. Потом меня опять отстегнули от кровати и, заведя руки за спину, защёлкнули на запястьях наручники. Толкая впереди себя, Щерба вывел меня во двор и, подведя к багажнику, завязал вторым куском ткани глаза, а потом поднял и уложил в багажник.

Минуты через три двигатель завёлся, и машина двинулась с места. Лёжа в холодном багажнике и проклиная свою судьбу, я чувствовала, как по лицу катятся горькие слёзы отчаяния и тихо молила: «Лёшенька, пожалуйста, будь жив и спаси меня, потому что сама я, вряд ли уже вырвусь!».

Сколько мы ехали, я не знала, потому что страх уже полностью завладел мной, поднимая волны тошноты, и голова, от всех переживаний раскалывалась. Наконец-то машина начала притормаживать, а потом и вовсе остановилась.

Багажник открыли и, вытащив меня, поставили на ноги, а потом куда-то грубо потащили. Делая шаги вслепую мне уже было на всё наплевать, потому что на сердце поселилась тоска. «А вчера, в это же время я была рядом с Лёшей и, не смотря на смерть родителей, жизнь казалось наполненной счастьем и смыслом. А что теперь впереди?».

Мы зашли в какое-то помещение и с моих глаз сняли повязку. Привыкнув к яркому свету, я осмотрелась вокруг. Комната была небольшая, стены выложены белой плиткой, как в больницах, и ней стояла небольшая кушетка, шкаф, холодильник, и стол, за которым сидел мужчина. Поднявшись, он оценивающе посмотрел на меня, а потом сказал:

-Макар, а ты прав, девочка дорогого стоит. Умыть, расчесать, накрасить, одеть и можно выгодно её продать.

-Да, вот только она у нас любит побегать, - раздался голос Макара из-за спины. – Вкати ей что-нибудь, чтобы она спала сном младенца. Мустафа здесь будет через четыре дня, и лучше нашу бегунью пока держать без сознания, чтобы она не наделала глупостей.

-Как скажешь, - согласился мужчина и подошёл к шкафу.

Достав оттуда шприц и ампулу, он набрал препарат и кивнул на кушетку. Меня тут же подтолкнули к ней и, сняв наручники, грубо сдёрнули пуховик, а потом задрали рукав свитера на правой руке и усадили на кушетку.

-Не смей пичкать меня всякой дрянью! – прошипела я, пытаясь вырвать руку, чтобы мне не сделали инъекцию, но Щерба тут же усилил хватку, обездвижив меня, и я почувствовала боль от укола.

-Дааа, трудно придётся девочке жить поначалу, - с ухмылкой пробормотал мужчина, оглядываясь на Макара, и вынул иглу из вены. – Хотя, некоторые любят усмирять именно таких и ломать их волю.

Глядя на мужчину полным ненависти взглядом, и понимая, что не могу ответить ему по-настоящему крупной пакостью, я плюнула ему в лицо. А через пару секунд веки стали наливаться тяжестью, и я закрыла глаза. «Если Лёша не найдёт меня за четыре дня, то уже никогда не найдёт» - вяло подумала я, засыпая, но почему-то было уже плевать на это.

 Реальность перестала существовать для меня. Каждый раз, приходя в себя, я долго не могла понять, где я, а вспомнив всё, не чувствовала страха или ненависти. Мне было глубоко плевать на происходящее вокруг, и я просто смотрела в потолок, испытывая апатию и желая опять провалиться в спасительный сон.

Всё происходящее не волновало меня, а предыдущая жизнь казалась чужой и нереальной. Иногда, в памяти всплывали воспоминания о детстве и о родителях, но казалось, что это было не со мной. А воспоминания о Лёше вообще казались сказкой, которую я сама себе придумала, потому что такого человека не могло существовать.

Меня держали в небольшой комнате, где из мебели были только кровать и тумбочка, и уже не пристёгивали наручниками к кровати, потому что в этом не было нужды – двигаться совершенно не хотелось.

Временами приходя в себя, рядом с кроватью, на тумбочке, я неизменно находила тарелку с бутербродами, но есть не хотелось, и запах пищи наоборот вызывал тошноту. Единственное, иногда мне хотелось пить, но любое движение давалось с огромным трудом, и порой я просто смотрела на бутылку с водой, не в силах до неё дотянуться.