Тринадцатая для Демона (СИ) - "Vi Francess"

Бармен услужливо кивнул, видимо поверхностное обращение со стороны посетителей клуба было делом не редким, а может злобный вид мужчины, пусть и не внушительных форм, заставил не вступать в конфликт.

— Почему именно польский? — поинтересовалась я.

— Вам доводилось, милушка, пробовать когда-нибудь Гданьску?

— Конечно, нет.

— В шестнадцатом веке этот напиток изобрёл голландский иммигрант Амброзий Вермёлен. Главная особенность этого напитка — золото: мелкая крошка в двадцать три карата.

— Настоящее золото? — удивилась я.

— Да. — Кузьма опустошил налитую рюмку, со смаком причмокнул губами. — Никто до сих пор не знает, что эту маленькую, но основную составляющую напитка, придумал некто другой.

— И кто же? — ответ был очевиден.

— Его имя — Кайм.

— И кто он?

Кузьма как-то надменно улыбнулся, смотря через пустой стакан, куда-то вдаль.

— Он тот, кто отвечает на вопросы, но совсем не понятно — горящим пеплом. — ответил задумчиво. — Между тем, мы уже задерживаемся. Нам пора.

— Куда?

— Милушка, до праздника осталось совсем немного. Пора начинать подготовку.

Я прошлась по тёмному коридору. Свечи были потушены, свет уходящей луны слабо пробивался сквозь окна. В гостиной также было пусто и мрачно. Плотные занавесы не позволяли проникнуть ни одному лучу. Атмосфера дома угнетала, будто в его стенах поселилась печаль и горесть. Возможно это состояние заключалась во мне, а он впитывал её, словно губка. Поздняя ночь сменялась ранним пасмурным утром. Солнце спряталось за прочными стянутыми тучами. Казалось, даже погода противилась предстоящему торжеству. Душа изнывала внутренними рыданиями, тяготами перед началом событий, которые для меня предвещают разлуку с тем, что мне дорого и безмерно важно. Проходя каждый уголок дома, и запоминая каждую деталь, я вспоминала каждую встречу с Иштаром, вспоминала каждое касание рук, губ, тел. Исполненных желанием. Превозмогаемых, наполненных страстью и плохо скрытых чувств. Получится ли, у него так легко отказаться от меня, погрузить в нескончаемую вечную тьму, ту с которой он был так строг и одновременно нежен. С единственной, с кем довелось разделить ложе и первой Госпожой представленной, перед своими приспешниками. Я иду на это, оставляя свою жизнь, такую однотонную и обыденную, и не ради изменений в лучшую сторону или худшую, а ради любви. Моего огня, что так жадно горит внутри, не желая сотлеть, не желая погаснуть в один миг, обрывая жизнь, стирая воспоминания, унося в небытие. Иначе я не смогу: жизнь без него — бесконечно затянутая петля на шее. Задыхаясь, воскреснув, снова задохнуться.

Поиски Иштара привели меня в ту самую комнату с камином. Только теперь в ней стояли два кресла, повёрнутые к пламени, но находились по разные стороны друг от друга. Дверь приоткрылась с тихим скрипом, но сидящий в кресле мужчина даже не повёл головой. Сидел смирно, наблюдая за танцем пламени, спокойно сложенные руки на подлокотники кресла, широко поставленные ноги. Увековечен сдержанностью и как всегда сосредоточен.

— Займи своё место. — прозвучал рокочущий голос.

Я послушно прошла к свободному креслу, спокойно опустилась в него. Распрямила плечи, глубоко вздыхая. Изнутри поднималась волна волнения, сопровождаемая лёгкой судорогой. Я старалась сидеть ровно, смирно, чтобы никак не выдать свои переживания. Однако, скрывать от него что-то, было бессмысленно-глупо.

— Ты дрожишь. — утвердительно прогремел жесткий голос.

— Немного…

— Переживаешь на счёт празднества?

— Моё присутствие там… что ещё от меня требуется?

— Покорность, хладнокровность, — слегка повернул голову, пламя осветило грубые черты серьёзного профиля. — Гости будут разные. Не все ещё могут себя контролировать. И многие грезят о том, чтобы вернуться… остальное тебе объяснит Клавдия и Виктор.

— По окончанию…

— Завершение торжества ты не пропустишь. — резко развернулся ко мне, тёмный острый взгляд, почти ощутимо, пронзил мои глаза. Его голос стал жёстче, грубее. — За это можешь не беспокоиться.

Я отрывисто втянула воздух, выпрямилась в плечах, и в подтверждения покорности, медленно склонила голову, но не отвела стеклянных глаз, продолжая обжигаться об его чёрные зрачки.

— Я сделаю всё, что от меня требуется.

Иштар поднялся с кресла. Быстрым размеренным шагом приблизился. Опасно посмотрел сверху вниз.

— Встань. — грубо потребовал.

Я неспешно поднялась. Мой взгляд невольно скользнул по его сжатым губам. Поняла, что позволила себе вольность, сразу же опустила голову. Он тут же поймал мой подбородок, властно поднимая, заставляя взглянуть в беспощадные глаза. Не давая опомниться, накрыл мои губы требовательным, пылким поцелуем. Одурманивающий запах аромата его кожи, всепоглощающая и запретная близость совершенно разных сущностей. Сжал сильными руками мою талию, так по-собственнически, почти вжимая меня в себя. Я обвела руками его шею, зарылась рукой в его коротких волосах, прижалась настолько близко, насколько это было возможным. Этот порыв безумности, наполненный диким отчаянием, и горечью последствий, виною которых являлись мы сами. Наше безрассудство, блажь, которую допустили. Наши желания, наши предрассудки, вера в то, что мы могли что-то изменить… всё это было таким ребячеством и сумасбродством. Кто мы, как не эгоисты?! Бегу в объятия смерти ради него? Или ради себя? По мне лучше умереть сейчас, чем терзаться всю жизнь. Сможет ли он что-то исправить, или же всё было предрешено с самого начала? На что способна запретная любовь? Что можно ожидать от того, который умеет лишь забирать? Я готова отдать за него душу, а сможет ли сделать это он…?

Я стояла перед зеркальной ширмой, по грудь обёрнутая полотенцем. Рассматривала себя так, словно вижу в первый и последний раз. Глаза мои были опустошены, лицо не выражало ни одной эмоции. Я словно фарфоровая кукла, на которую скоро наденут красивое платье, сделают причёску, подкрасят глазки, и поставят в коллекцию к остальным, таким же, бездушным фарфоровым игрушкам.

— Я помогу тебе надеть платье. — за спиной возникла Клавдия. Она сдавленно улыбалась, положив руку на моё плечо. — Бюст оставь обнажённым, иначе платье будет сидеть неестественно. Оно было пошито для сеньоры из дома д'Авалос, графини Ачерры, в тысяча четырёхсот семьдесят восьмом году. Констанца д'Авалос, принцесса ди Франкавилла.

Я обернулась, недоумевающе рассматривая платье.

— Но… откуда?

— Платье так и не было одето.

Клавдия помогла одеть мне платье. Пластрон чёрный, но сам лиф и юбка, казались угольными, словно его сшили только вчера. Воротник и манжеты украшены мехом. Клавдия затянула пояс, скрепив пряжкой на спине. Я выставила ногу вперёд, заметила разрез почти до бедра. Многозначительно посмотрела на Клавдию.

— Я добавила от себя не большой штрих. Так намного сексуальнее. — она потёрла ладони, явно довольствуясь проделанной работой.

— Прекрасная донна! — Виктор прошёл в зал, неся в руках красную подушечку, на ней стояли чёрные туфли. — Дамасский шёлк, кожа. Высокий каблучок подчеркнёт вашу привлекательность. Эпоха рококо! — восхищался мужчина.

Туфли оказались маловаты, но было терпимо, да и не так важно. Вообще всё было не важно. Всё вдруг отошло на задний план.

— Сделаем локоны, и уложим волосы на один бок. — Клавдия колдовала над причёской. — Самое главное: не горбься, держи голову прямо, подбородок немного приподнят. Не забывай. Ты — Госпожа. Не дай себя сбить с толку, не растеряйся.

— Клавдия, я всё запомнила. Мне нужно весь вечер ходить по залу, наблюдать за празднеством. Ни с кем не здороваться первой. Не улыбаться попросту. Вести себя как дамочка из высшего общества.

— Не просто дамочка! — прошипела Клавдия, обхватила мои плечи, посмотрела на меня через зеркало, горящими глазами. — Ты — Госпожа, великого Господина. Так и веди себя под стать ему.

— Да, конечно. — я продолжала сверлить её взглядом.