Невезучая, или невеста для Антихриста (СИ) - Снежная Александра

Признаться кому-то, что я запала на Люциевича, было равносильно подписанию шефу смертного приговора, а у меня на него были такие далеко идущие планы, что даже самой себе озвучить было страшно. А вдруг моя счастливая звезда приревнует?

— Не то чтобы… — навела тень на плетень я. — Но все может статься, если ты не испортишь наш первый совместный выход в свет той вульгарщиной, которую ты сейчас держишь в руках.

Люська покосилась на наряд, в котором разрезов было больше, чем самого платья, и озаренно протрубила:

— Так у тебя первое свидание. Тогда ты должна выглядеть как Грейс Келли, когда она охмурила князя Монако — стильно, элегантно и чертовски сексуально.

Последнее заставило меня театрально закатить глаза. "Сексуально" в устах Люськи звучало почти как необъявленная вендетта Люциевичу. Даже не знаю, за какую такую провинность, учитывая, что за наряд платил он.

Повесив обратно черную тряпочку, очень опрометчиво называемую вечерним платьем, подруга зачем-то поволокла меня в отдел нижнего белья, утверждая, что оно является неотъемлемой частью корпоративного дресс-кода. Спорить я с ней не стала, поскольку все равно бесполезно, а красивое белье мне точно лишним не будет. Не идти же "Марфе Васильевне" на праздник в чем попало?

"Марфе Васильевне", к слову, повезло больше, чем мне. Ее мы одели почти сразу. А вот мое платье никак не желало находиться в том ворохе хлама, что мы с Люськой перерыли, облазив почти все магазины города.

Потеряв всякую надежду, я уже собиралась плюнуть на эту безнадежную затею и купить себе что попало, как на узкой улочке, куда мы свернули, выйдя из большого торгового центра, внезапно обнаружился невесть откуда взявшийся бутик с нелепой вывеской бренда: "Женя Версаченко".

Мы с Люськой, конечно, поржали бы с такого колхозного плагиата, если бы в витрине на манекене не было надето фантастически красивое платье — тонкое, серо-серебристое, расшитое бисеринками, стеклярусом и блестками. Короче, конкретный закос под великого метра. Товарищ Версаченко, видимо, чтобы не отставать от моды, присвоил себе не только чужую фамилию, но и дизайн платья.

И вот пока мы с Люськой на него пялились, разинув рты, в голове моей прозвучал раздраженный бесовской голос:

— Чего стоим? Кого ждем? Иди, бери, бестолковая, пока лавочку не прикрыли.

Мы с "Марфой Васильевной" мгновенно вышли из комы и резво потопали в магазин, едва не грохнувшись у порога, когда дверь нам любезно открыл мужик демонической наружности. В смысле, он один в один походил на ожившего Версаче, и даже чего-то там бормотал на итальянском.

Люська тут же вспомнила весь свой иностранный словарный запас и, восклицая: "Гразие, сениора, бамбино", стала тыкать пальцем сначала в манекен, а потом в меня.

Версаченко подозрительной наружности не растерялся, резвенько запихнув меня и платье в примерочную. А когда мы с "Марфой Васильевной" оттуда вышли, итальяшку порвало в хлам.

Ну что сказать? Выглядела я как Элиза Дулитл, когда ее отмыли, выдрессировали и красиво одели — короче, как прекрасная леди.

А мой итальянский Пигмалион крутился вокруг меня будто уж на сковородке, прихлопывая в ладоши и все время повторяя:

— Рерфеттаменте. Делизиосо. Веллиссимо.

Я, конечно, не очень поняла, матюгается он или говорит комплимент, но все равно было приятно.

И хотя мужик по-нашему ни бельмеса не смыслил, уходя от него с покупкой, я доброжелательно шепнула:

— Вы бы за платья свои цену большую драли. Ну, честное слово — Версаче отдыхает.

Нет, правда, цена у такого красивого наряда была просто смешная. Я и четвертой части того, что мне Люциевич дал, на него не потратила, поэтому всерьез подумывала, а не выкупить ли мне, в самом деле, в живодерском ресторане морских коньков. От них, по крайней мере, положительных эмоций гораздо больше, чем от пираний.

Приобщиться к движению аболиционистов мне не дала Люська, вернее, задавившая ее жаба.

Мы не успели и до остановки общественного транспорта дойти, как подруга дернула меня за руку и неожиданно выпалила:

— Гейка, падлой будешь, если не одолжишь мне денег. У этого кутюрье сельского разлива такие шмотки отпадные в магазине и по такой бросовой цене, что если я себе не куплю тот красный брючный костюм, который у него в углу висел — до утра сдохну. Займи. Я тебе с получки отдам.

Вообще-то всю жизнь у Люськи до зарплаты я занимала. Причем иногда она у меня обратно деньги и брать не хотела. Поэтому если бы я ей сейчас отказала, то была бы даже не падлой, а Иудой.

Подхватив счастливую подругу под руку, я помелась с ней в обратном направлении, и вот тут нас подкараулил облом.

Завернув за угол, мы с Люськой изумленно замерли перед стеклянной витриной магазина.

Вместо модной вывески на нем ярким неоном светилось: "Мясо и колбасы", а за прилавком, взамен гламурного итальянца, "порхала" дородная тетенька в белом халате и колпаке.

Подруга больно ущипнула меня за руку, а затем упрямо потащила внутрь, видимо, удостовериться в отсутствии у нее приступа шизофрении.

Продавщица при виде новых покупателей натянула на морду соответствующий покерфейс и вежливо уточнила у дебильно раскрывшей рот Люськи:

— Вам чего, девушка?

— А-а? — хлопнула глазами подруга, непонимающе озираясь по сторонам, а потом жалобно промямлила: — Костюмчик…

— Разве что из свинины или говядины, — хохотнула тетка. — Будешь, как леди Гага.

Люська обиженно закусила губу, кажется, собираясь плакать, а я, догадываясь, откуда у Женьки Версаченко ноги выросли, вернее, куда он их теперь сделал, мысленно пригрозила затихарившейся у меня в голове бесяке:

— Значит так, мамо, Люську обижать не позволю. Или отдаете ей ее костюм, или я ваше платье сегодня же в комиссионку сдам.

— Зачем же сразу так нервничать, солнышко? — мигом вышла на связь бессовестная интриганка, и елейно проворковала: — Пришлем ей костюм курьером прямо к порогу квартиры. В подарок для подружки невесты.

Успокоив Люську, что дома ее ждет необычный сюрприз, я потащила подругу прочь от мясных прилавков. А когда она мне вечером перезвонила, захлебывающимся от восторга голосом сообщив, что обожает меня и что это лучший подарок в ее жизни, я благодарно запрокинула голову и тихо шепнула перевернувшим мою жизнь с ног на голову бесам: "Спасибо", в ответ тут же получив от них единогласное: "Не за что, дочка".

Поскольку от щедрой премии шефа у меня осталась куча непотраченных денег, я с барского плеча накупила мяса, накрутила голубцов, нажарила котлет, запекла буженину и потащила все это на работу.

Во-первых, должна же я была как-то Люциевича за платье отблагодарить, а во-вторых, его помощница просто обязана следить за тем, как он питается.

Ой, да ладно вам фукать. Подумаешь, приврала чуток. Ну да, нравится мне наблюдать за тем, как этот паразит мою стряпню лопает, а потом смотрит на меня почти как на котлету. Я, конечно, возражаю, чтобы он меня съел, но местами понадкусывать так и быть — можно.

Надо сказать, что ел мои мясные деликатесы шеф с таким удовольствием и жадностью, что я даже стала подумывать: а не правы ли были сидящие у меня в голове бесы, заверяя, будто путь к сердцу Люциевича лежит через желудок.

Но обожравшись моих голубцов и котлет, шеф начал вести себя странно. Во-первых, он совершенно перестал на меня орать. Не то чтобы меня его вопли раньше вдохновляли, но так я хотя бы понимала, что все время нахожусь в поле его внимания и держу мужика в тонусе. Во-вторых, у него от меня появились какие-то тайны.

Пару раз застукала Люциевича, шушукающимся с Гошей на неизвестные мне темы, а когда я потребовала у омара объяснений, он красноречиво провел по горлу клешней — мол, шеф его замочит, если он его сдаст.

Враль несчастный. Да упырь теперь без совета моих членистоногих оракулов ни одной сделки не совершал.