Ольга Ильина - Последняя из рода Леер - 5

Я спустилась вниз, наказала хозяину достать мне свечей и живой воды, а сама в город вышла. Семеро побитых испарились, зато мой незнакомец стоял у входа и меня поджидал.

— Э…

— За дверь я заплатил.

— И что? Тебе в ножки поклониться?

— Ну, ты и язва.

— Мне просто плохо сейчас, вот и пытаюсь хоть как-то бодриться, а то раскисну и буду плакать, страдать, себя жалеть, — почему-то призналась я и остановилась даже. А ведь сказала, и легче стало. Вот она, сила слова.

— Я могу помочь?

— А ты сестра, то есть брат милосердия что ли?

— Нет, я просто никто.

То, как он это сказал, насторожило. И везет же мне на непростых людей, то есть эльфов. И этот вот, со своими секретами, которые мне совсем не хочется разгадывать. Своих хоть ведром черпай, а их не убавится.

— Ну что ж, никто, у тебя деньги есть?

— Допустим, — подозрительно ответил он.

— Тогда я сейчас тебя грабить буду. Мне сапоги нужны.

— Хм, я, конечно, встречал наглых женщин, но чтоб настолько…

— Да и ты не подарок. Вцепился, как банный лист к… сам знаешь к чему. Так что веди меня, никто, в обувную лавку, будем мне сапоги подбирать, а то, знаешь ли, упаду по дороге, придется тебе меня на себе тащить, — впрочем, по его наглой физиономии поняла, что он вполне не прочь. Эх, красивый. Только сердце мое для другого бьется, а вот нужно ли оно ему теперь? Я не рискну задать этот вопрос сейчас. Да и вообще, наберусь ли мужества задать? Не знаю. Вот найду детишек, задам вопрос и успокоюсь. Только как мне найти след этих паршивцев из подпространства? Над этой загадкой стоит подумать и очень хорошо. У меня впереди вся ночь. А утро, как известно, оно мудренее ночи. Но иногда, ночь преподносит такие сюрпризы, которые утру и не снились. Именно поэтому я люблю ее больше. И она отвечает взаимностью.

— Как она?

— Жива. Пока.

— Этот морийский выскочка по-прежнему обвиняет нас?

— Из-за браслетов, которые мы не дарили. Но подарил кто-то достаточно близкий, чтобы все подумали…

— Не понимаю, чего они хотели этим добиться? Мория нам не соперник. Это бред. Даже если король сойдет с ума и объединится с безликими…

— Думаю, мы видим не всю картину. Только то, что нам позволяют увидеть.

Макс задумался. Насколько же все стало другим. Насколько вырос его племянник. Нет, он всегда знал, что Рейвен станет великим правителем, но никогда не думал, что он еще будет и таким сильным. После всего, что случилось, после того, что он узнал…

Макс был уверен, что это знание сломает его, боялся, что он повторит судьбу отца. Но нет. Мужчина, да, теперь уже мужчина, удивил его. Он не сломался, не впал в отчаяние или уныние, он не закрылся в себе и не возненавидел весь мир. Он просто продолжил делать свое дело. Руководить и пытаться понять, насколько распространилось влияние тьмы на мир, на Адеон.

— А как ты сам? — внезапно спросил Макс. Выражение лица племянника не изменилось, а вот глаза потемнели, лишь на краткий миг, но для него было достаточно. И эта реакция, как ни странно, порадовала. За четыре года он многое видел в Рейвене. И больше всего его пугала пустота, которая росла внутри, то равнодушие, с которым он смотрел на мир, на людей, на близких. Сейчас он чувствовал. Пусть боль, но даже это уже хорошо.

— Кого ты спрашиваешь? Повелителя или мужчину?

— Своего племянника, которого люблю не меньше сына.

Повелитель не ответил. Молчал долго, казалось целую вечность, но то, что он сказал, потрясло Макса.

— Когда-то я полюбил девушку, настолько прекрасную, что казалось, я ее выдумал. Так и есть. Она не та… Она больше не моя Аура. В тот день иллюзии пали. Я увидел другую. И это к лучшему. Я всегда боролся за миф, придуманный мною же. Теперь этого нет. Той зависимости от нее нет.

— Ты разлюбил ее?

Повелитель отвернулся. Посмотрел, как танцует пламя в камине. Улыбнулся одним уголком губ и произнес:

— Я любил кого-то другого.

— Значит, все? Это конец великой любви?

— Я все думаю, насколько бы все было проще, если бы Арон нашел в себе силы отпустить мать. И я не собираюсь повторять его ошибок. Она свободна.

— Но нужна ли ей эта свобода?

— Так или иначе, но я не готов рисковать хрупким равновесием мира ради того, чтобы это выяснить, — ответил мужчина.

А Макс вздрогнул. Нет, он слышал племянника, видел его, не сомневался, что тот откровенен, но не понимал. Какой бы не была мать Эйнара, каких бы ошибок не совершила, он любил ее любой. Ее потеря стала самой большой его болью. Ничто и никто не мог заменить, уменьшить то отчаяние, что поселилось в душе. А Рейвен так просто отпускает. Словно не горел в аду все последние четыре года.

— Ты не любишь ее больше? — спросил он еще раз, в надежде услышать, что все это какое-то глупое недоразумение.

— Иногда одной любви может быть недостаточно. Тебе ли не знать.

В голосе мужчины слышался укор, и Макс понимал, почему.

— Ты о своей матери?

— Мы только начали расшифровывать все рисунки, что она нарисовала за столько лет. Их тысячи, а многие просто использовались для разжигания камина.

— Я не понимаю, зачем копаться во всем этом? Она была безумна.

— Быть может так и есть. Но ты не имел никакого права запирать ее там, прятать, словно она заключенная или животное.

— Ты говоришь, как она.

— Как кто?

— Аура. Она тоже упрекнула меня в этом и во многом другом. Но тогда мне казалось, что так будет лучше для всех.

— И твое мнение не поменялось, не так ли?

— Нет. Не поменялось. Не ищи ее, Рейвен. Это уже не твоя мать. Просто оболочка. Вместилище тьмы.

— Думаю, я сам разберусь с этим.

От этих слов Максу ничего не осталось, как вздохнуть и безрадостно кивнуть, соглашаясь. Вот только что-то глубоко внутри подсказывало, что ничем хорошим эта встреча не кончится. Как и встреча с королем Лестаром, который уже час ждал их в тронном зале. Зачем? Они оба догадывались, вот только впервые Макс не мог до конца просчитать ход мыслей племянника и предугадать последствия его решений. Согласится или откажет? Он хотел спросить, но Рейвен посчитал, что с него откровений на сегодня достаточно и дал распоряжение слугам проводить морийского короля в его личный кабинет. Неслыханная благосклонность, сказали бы одни, вопиющее нарушение этикета, ответили бы другие, вот только никаких других не осталось. Совет уже потерял все возможные рычаги давления на повелителя и стремительно терял свое положение в Адеоне. Корнуэлл еще тешил себя надеждой, что все обойдется, но был достаточно умен, чтобы подготовить для себя тихое уютное место на западе и должность хранителя города. Почетная должность, иллюзия власти. Конечно, ничто, по сравнению с управлением всем Адеоном, но Корнуэлл уже не молод, хочется спокойной жизни. По крайней мере, так он себя убеждал последние месяцы. Повелителю нравилось читать эти его мысли. Другие же, бредовые идеи предпочитал игнорировать. Да, советник как никто был рад тому, что произошло на свадьбе принцессы Элиани. Тешил себя надеждой, что повелитель одумается и посмотрит на его младшую дочь другими глазами. Идеальная пара, идеальная партия. И повелитель был с ним в чем-то согласен. Холодный и расчетливый повелитель. Он помнил, что говорил ей, что это всего лишь маска, своеобразная защита. Так и было. Так есть сейчас. Вот только сейчас он носил эту маску почти не снимая. И иногда боялся, что когда-нибудь она прирастет к коже настолько, что снять ее уже не получится или не захочется. Он знал, когда это случится. А это могло случиться в той игре, в которую он собирался сыграть. Последняя игра, в результате которой мог потерять все. Уже терял. И знал цену победы. Готов ли он был заплатить эту цену? За мир? Он не знал. Как и не знал, стоит ли победа этого. Но долг повелителя требовал от него решительных действий, настоящего выбора. Если бы она была с ним сейчас, он бы, наверное, не смог сделать этот выбор. Но ее не было. И это единственное, за что стоило благодарить Азраэля. Каким бы плохим братом он ни был, извечным соперником в жизни и, как оказалось, в любви, но его умение выходить сухим из воды могло защитить. Этого достаточно, чтобы оставить его в покое.