Артур Кери - Восхождение полной луны

Мой взгляд уловил движение. Первый вампир избавился от тени и поднимался на ноги. Он развернулся лицом ко мне, его глаза покраснели от жажды крови, а тонкие черты лица исказились от ярости. Подростки не только с человеческой точки зрения, они были юнцами и по вампирским меркам. Но это не делало их менее опасными. Это делало их менее изощренными.

Вампир побежал на меня. Я увернулась, и, замахнувшись туфлей, изо всей силы звучно ударила ему в челюсть. Он взвыл и накинулся на меня с кулаками. Я отпрянула назад, почувствовав легкое дуновение ветра, когда кулак, рассекая воздух, пронесся мимо моего подбородка. И вновь ощутила отвратительный запах давно немытого тела. Запах исходил не от первого вампира, а от второго, стремительно несущегося ко мне. Ухватив первого вампа за каштановые лохмы, я резко толкнула его под ноги второму вампиру.

Они столкнулись с такой силой, что у меня аж зубы клацнули, но для того, чтобы вывести из строя хотя бы одного из них этого было не достаточно. Первый вамп каким-то образом извернулся, и с такой силой ударил кулаком мне в лицо, что сбил меня с ног. Я ударилась о паркет, сдавленно охнув и выронив туфли из рук. На мгновение, я даже увидела звезды. Затем на меня всей массой набросился один из вампиров и, распластавшись на мне, придавил к полу. Когда его клыки удлинились в предвкушение кормежки, исходящее от него зловоние ударило мне в нос и затруднило дыхание.

На моей шее ты не будешь кормиться.

Я брыкалась под ним, пытаясь скинуть его, но вампир обхватил меня ногами, чтобы удержаться. Он рассмеялся и вдруг, все, что я смогла увидеть, это стремительное приближение окровавленных зубов.

— Ни за что, ублюдок. — Я выставила руку между нами. Его зубы поранили мое запястье, нанося глубокий порез, и нестерпимая, словно раскаленная добела, боль пронзила мое тело. Некоторые вампиры обладали навыками, делающими процесс взятия крови приятным, но этот, безусловно, не относился к таковым. Возможно, он был слишком молод. Каковы бы ни были причины, я пронзительно закричала.

Второй вампир рассмеялся, чем еще больше усилил мой гнев. Я почувствовала прилив сил, несмотря на то, что конечности на мгновение парализовала боль. С тем же остервенением, что вампир сосал мою кровь, я запустила свободную руку в его волосы и, ухватившись за них всей пятерней, что было сил, рванула его голову назад, освобождаю вторую руку от зубов кровососа. Он заклокотал от удивления, а я сжала окровавленный кулак и ударила им в рот вампира с такой силой, на какую только была способна. Брызнула кровь, хрустнули кости и полетели зубы, его пронзительный крик перерос в мучительный вой. Я вновь выгнулась дугой и перекинула его через голову. Он с грохотом приземлился на спину, беспомощно растянувшись возле бара и не пытаясь даже подняться.

Один повержен, второй на подходе.

Последний из упомянутых летел по воздуху, пикируя прямо на меня. С трудом поднявшись на ноги, я убралась с его пути. Вамп крутанулся в воздухе и по-кошачьи опустился на пол, а затем сметающим ударом ноги обутой в ботинок, попытался сбить меня с ног. Я увернулась от удара, а затем повторила его же прием, нанося ему град ударов и сбивая с ног. С глухим стуком он упал на задницу, но быстро подскочил на ноги и ринулся вперед. Его кулак врезался в мое бедро, отчего я пошатнулась и потеряла опору. Вамп чуть ли не тотчас оказался рядом, его зубы блеснули в стылой тьме.

После обманного финта в его голову, я извернулась и нанесла молниеносный удар одной из моих туфель. Если я попаду в нужное место, это убьет сосунка, но шансы, что он на достаточно долгое время останется неподвижным для этого, практически равнялись нулю.

Тем не менее, независимо от того, куда я попала, деревянная шпилька, торчащая из груди вампира, не только задержала его, но и выжгла из него все дерьмо. Как это ни удивительно, но ни кто точно не знал, отчего такое случается, учитывая, что вампиры могут прикасаться к древесине без особых проблем. Современные теории предполагали, что между вампирской кровью и древесинной происходила своего рода химическая реакция, и именно эта реакция объясняла, почему кол, вонзенный в сердце вампира, мог его убить. Ответная реакция приводила к выжиганию всех внутренних органов, почти так же, как солнечный свет поджаривал до хрустящей корочки новообращенных глупцов, у которых хватало ума выйти на солнышко.

Он зарычал от ярости и прыгнул на меня. Я схватила туфлю, отломила каблук, затем перекатилась под вампиром и, подскочив, приняла вертикальное положение. Когда он повернулся ко мне лицом, я изо всех сил вбила шпильку в его грудь.

Вампир дернулся, и я промахнулась. Но попаду я в сердце или нет, уже не имело значения. В этот момент важнее было просто попасть, а куда — не так уж и важно. Он резко остановился и с удивлением уставился на огненные всполохи, вырывающиеся из раны на его груди. Только тогда я отбросила его. Он с грохотом упал на пол и больше не шевелился.

Какое-то мгновение я просто стояла, отчаянно сражаясь сама с собой за глоток воздуха. Когда же я смогла свободно вздохнуть, меня накрыло волной всепоглощающей боли. Я сделала глубокий дрожащий вдох и призвала волка, рыскающего внутри меня.

Меня захлестнула сила, вызывая в венах, мышцах и костях ощущение покалывания, затуманивая зрение и размывая боль. Конечности укоротились, видоизменяясь и перестраиваясь до тех пор, пока в клубе вместо человека не появился волк. Я оставалась в моей альтернативной форме в течение нескольких секунд. Учащенно и тихо дыша, я прислушивалась к тишине, пытаясь уловить любой намек на движение, а затем начала перекидываться обратно, в человеческую форму.

Клетки в теле оборотня сохраняли информацию о структуре тела, и этим объяснялось, почему волки были долгожителями. Во время перекидывания поврежденные клетки восстанавливались, а раны исцелялись. И, несмотря на то, что в целом для исцеления столь глубоких ранений как те, что были у меня на руке, требовалось более одного превращения, перекинувшись единожды, как минимум, можно было остановить кровотечение и начать процесс заживления.

Разумеется, изменение формы полностью одетым, для одежды никогда ни чем хорошим не заканчивалось, особенно, когда вещи были из столь же непрочного материала, как кружевная блузка, что была одета на мне. Зато мои джинсы были сделаны из эластичного материала, и обычно, они довольно-таки сносно выдерживали мое превращение.

Вернувшись в человеческую форму, я стянула узлом обрывки блузки, после чего развернулась, взглядом выискивая в темноте людей, которые находились где-то здесь. Именно в этот момент раздался хлопок в ладоши. Одиночный хлопок, которому каким-то образом удалось прозвучать саркастически.