Любовь в никогдабре (СИ) - Белозубова Ольга

Последнее, что я запомнила перед тем, как отключилась, — это как знакомый незнакомец сильно побледнел, еле слышно прошептал: «Ты должна жить!» — и снова растворился в воздухе.

Очнулась я в больнице, на каталке. Меня куда-то везли, я а смотрела на потолок и яркий белый свет от ламп и думала. Думала, что, возможно, именно об этом белом свете говорят те, кто видел «туннель», и что, несмотря ни на что, хочу жить.

Перед глазами вереницей проносились счастливые моменты моей жизни, жизни с Мишей. Именно с ним я была счастлива как никогда.

Мы познакомились в декабре, в его день рождения. Отмечали повышение подруги в любимом ресторане, а он, стройный брюнет тридцати лет от роду, подошел с букетом прекрасных (моих любимых!) пионов и сказал:

— Если бы быть восхитительной являлось преступлением, вам бы дали пожизненное, милая леди! Позвольте от всей души преподнести вам этот скромный подарок! Буду рад, если ответите взаимностью и не откажете очарованному вами мужчине в день его рождения!

Кто из нас, девушек, не любит ушами? Я смутилась, а подруги наперебой стали подмигивать мне и приглашать его присоединиться. В конце концов я тоже кивнула.

Он сел рядом со мной, и с того дня мы были неразлучны.

Абсолютное, ничем не замутненное счастье — так я могу охарактеризовать тот период. Я словно парила. И любила в нем всё: смех, улыбку, невероятно глубокие зеленые глаза и даже то, как творчески он разбрасывал вещи по квартире.

Мы могли говорить часами обо всем на свете, вместе готовить, смотреть фильмы или просто гулять вечерами. Именно ему доверила все свои страхи и тайны. Лучшего слушателя я еще не встречала. Это было так приятно — чувствовать и понимать, что тебя действительно слушают, задают уточняющие вопросы и не перебивают. Мне было с чем сравнить: слишком часто я встречала на своем пути людей, которые теряли интерес к собеседнику, как только изливали на него всё накопившееся.

Я приносила любимому завтраки в постель, окружила заботой. А он дарил цветы и подарки по поводу и без, возил в такие красивые места, о существовании которых я и не подозревала. Я даже спорить с ним любила, потому что обожала его манеру разговаривать. Мишка забавно чесал затылок, когда искал подходящую фразу.

Он, правда, никогда не говорил о своей работе и всегда отходил, если звонили по делам, но я решила, что это его право, и не настаивала.

Миша покорил и моих родителей. А однажды оплатил нам совместный отдых на три недели, и за это время умудрился сделать ремонт и в доме родителей, и в нашей съемной квартире. Не знаю, как ему это удалось, видимо, фея-крестная помогала.

Вскоре он сделал мне предложение в том самом ресторане, где мы познакомились.

Чего скрывать, подруги завидовали… Но старались не показывать, смеясь, спрашивали, нет ли у Миши брата-близнеца. Я сама порой задавалась вопросом: чем заслужила такое счастье. Потому что не могло быть всё так хорошо. Я боялась это счастье потерять. И, видимо, накаркала…

Через месяц его не стало… Он поехал на дачу, и ночью там случился пожар.

Я взяла отпуск за свой счет и погрузилась в пучину слез и горя. Воспоминания преследовали меня, словно вооруженные до зубов кровные враги. Они резали, кромсали, рвали на части. Мне было больно даже чистить зубы, ведь рядом с моей стояла его щетка, которую я на тот момент так и не могла заставить себя выбросить.

Жизнь разделилась на до и после. На работу пришлось выйти, но ходила туда не молодая девушка, полная сил и мечтаний, а бесчувственный робот.

Через несколько месяцев, в один из череды тусклых вечеров, ко мне пришла Ольга. О, как она на меня орала!..

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​— Тишка, я знаю, что ты горюешь. Я знаю, что ты страдаешь. Но Миши больше нет, а мы — твои друзья, родные и близкие, всё еще здесь! Оглянись уже, наконец! Нам тоже больно. Мне невероятно жаль, что всё так случилось, но пожалей себя, меня, родителей своих. Они же места себя не находят. Ты заметила, как сдал твой папа? А сколько таблеток теперь пьет мама? А как выглядишь ты сама, в конце концов?

Она еще долго говорила. Мы вместе рыдали, обнявшись и раскачиваясь из стороны в сторону.

И я начала потихоньку оживать. На это ушло два года. Я до сих пор бесконечно любила Мишу, но слова Ольги достигли цели: любимый вряд ли обрадовался бы тому, что я медленно гасла день за днем.

Единственное, к чему я так и не была готова, — это снова отворить врата в мир любви. Это казалось кощунством и предательством.

И тем страннее было то, что из небытия меня вернуло прорвавшееся в сознание лицо мужчины-видения, а не Миши. Он сказал: «Живи!», и я очнулась.

Рядом суетились врачи, что-то говорили, спрашивали, но я снова отрубилась.

Пришла в себя, и первым, что увидела, было обеспокоенное лицо Ольги.

Интересно, какую фразу первой произносят пришедшие в себя люди, которые могли умереть?

Лично я прохрипела:

— Ольга, сколько времени? Как же мои отчеты…

Подруга закашлялась и протянула мне стакан воды.

— Выпей. Ты совсем дурная? Чуть не умерла, а волнуешься о работе! Врачи сказали, тебе тут еще полежать придется. А еще попросили поблагодарить того мужчину, который тебе скорую вызвал, иначе б не спасли.

— Э-э-э…

— Лерк, вот не была б ты при смерти, я б тебя сама прибила! Я тут, значит, ее пытаюсь оживить, вернуть в мир свиданий, а она уже с кем-то за моей спиной шашни крутит. Вот выздоровеешь, я с тобой еще разберусь. Как хоть зовут счастливчика-то?

Меня спас звук сообщения на телефоне. Ольга достала его из сумки и протянула мне.

Сообщение было от шефа. Короткое и очень доходчивое.

«Тишкина, ты уволена!»

Я ехала из больницы домой в такси, и так же, как в боковом стекле машины мелькали здания и люди, в моей голове мелькали картинки: орущий директор, файлы с расчетами, сообщение об увольнении, экран телефона с пятью пропущенными звонками от босса и шестнадцатью от Марины, коллеги.

Конечно, после того сообщения Ольга позвонила Марине и попросила передать шефу, что я в больнице, но это уже ничего не могло изменить: Игорь Владимирович файлы от меня не получил, а когда поставщик приехал на переговоры, его и вовсе никто не встретил. Он потыкался-помыкался, но так как никто не знал причины встречи, уехал не только несолоно хлебавши, но и сильно рассерчавши.

В общем, после случившегося в тот день все в отделе мечтали приобрести суперспособности: превратиться в невидимку, стать мальчиком-с-пальчик или дюймовочкой, мимикрировать под мебель, перемещаться по потолку, купить за бешеные деньги плащ-невидимку Гарри Поттера… Всё, что угодно, лишь бы не попасть Игорю Владимировичу под горячую руку.

Марина сообщила, что его лишили не только квартальной премии, но и годовой — поставщик долго ябедничал генеральному, говорил в числе прочего об отсутствии лояльности и элементарном неуважении, а тот в свою очередь отчитал шефа.

Я позвонила Игорю Владимировичу еще из больницы.

— Тишкина, ну и зачем звонишь, я всё сказал. Переговоры сорваны, поставщик в бешенстве, а генеральный… тебе лучше не знать! — запыхтел в трубку он.

— Но вы же понимаете, что я физически не могла приехать… — отпарировала я и зачем-то добавила: — Вы не можете меня уволить за это, я пожалуюсь в трудовую инспекцию!

Ох, лучше бы я не произносила это горячо «любимое» работодателями словосочетание…

Потому что тут же почти физически ощутила гнев директора — он заорал так, что мне пришлось отодвинуть телефон от уха:

— Вот теперь точно пиши заявление по собственному, только теперь даже без отработки, Тишкина! Трудовой инспекцией она меня пугать будет! Тебе напомнить, сколько раз ты опаздывала на работу за последний месяц? Пару раз электронный пропуск забывала, а это тоже, считай, прогул. А три дня и вовсе отсутствовала! Жаловаться она будет… Ты кому угрожаешь?! В общем, так: расчет забирай, но на глаза мне лучше не попадайся! — И бросил трубку. А я еще с минуту держала телефон в руках и смотрела в одну точку.