Дитя Севера (СИ) - Эберт Хайди

А ведь аббатиса лгала, угрожая Бейтрис незавидной участью послушницы. Она — единственная наследница разоренного Видсворта. И такой же ценный товар, как Аредэйл Хольм: тот, кого подберут Бейтрис в мужья, станет хозяином обширных земель на северо-восточном побережье.

— Ты сама должна понимать,  — тем временем продолжала Бейтрис, — рано или поздно это должно было случиться. Тебе скоро восемнадцать. Они и держат нас здесь только ради того, чтобы продать подороже. Даже этих гордячек, что воротят от нас нос. Тот, кого король пожелает наградить землями и чужим титулом, может просить руки любой из нас.

— Но разве лорд-маршалу недостаточно своих земель и титулов? У него так мало слуг и замков, что понадобился еще и Хольм?

— Я не знаю... Наверняка это как-то связано с Тарном и твоим братом.

Ари и сама понимала, что в той истории от нее что-то ускользает... Отец и братья Бейтрис сражались до последнего, а отец Ари сам сдал замок после трехмесячной осады, подписал договор с Его Величеством Диармейдом V о том, что княжество Хольм добровольно становится частью Великой Малессы. Но отчего его называют изменником?

— А, может быть, ты просто приглянулась лорд-маршалу! — неожиданно весело заключила Бейтрис, улыбнулась и взяла подругу за руки, стирая с ее пальцев кровь своим платком.

— Но где? Он ни разу меня не видел!

— А вот и нет, — заговорщицки подмигнула ей Бейтрис. — Помнишь службу в день Святой Симоны, когда к нам сам король пожаловал?

Да, Ари помнила. Трудно забыть, когда тебя заставляют обходить всех с чашей для пожертвований, в то время как остальные девочки стоят рядом с аббатисой в своих лучших нарядах. А ты ходишь по храму, словно нищенка, не смея ни на кого поднять глаза. И все из-за чего? Эта выскочка, Аннунциата, накануне назвала Ари "северной побирушкой" — и оскорбленная княжна Хольм попросту выплеснула ей суп на платье. Чтобы уже на следующей день и вправду почувствовать себя той самой "побирушкой" — пусть милостыня и угодна Всевышнему, но Ари казалось унизительным греметь монетами в церковной чаше, склоняя голову перед всеми этими купчишками, которые возомнили себя вельможами. Говорливые, разряженные в пух и прах — о, она прекрасно понимала, почему отец недолюбливал южан. "Ко всему присосутся, словно клопы, — любил повторять он. — А заглянешь к такому в родословную, так там то башмачник, то каретник. Графами себя величают..." Неужто в тот день лорд-маршал положил на нее глаз? А ведь он наверняка был в королевской свите, просто не мог не быть...

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ну-ка, — Бейтрис вновь протянула Ари платок, — вытри слезы. Слышишь, сюда идут?

Воспитанницы монастыря, потерявшие где-то вечно возглавлявшую их Аннунциату, подбежали к Ари и Бейтрис и окружили, щебеча, как стайка канареек. Клетку с ними летом выставляли из зимнего сада во внутренний дворик, прямо под окна Ари. Птицы оглушительно чирикали каждое утро, мешали поспать лишних полчаса... Точно бешеные приветствовали солнечные лучи, галдели, толкались, каждая пыталась перекричать другую, показывая солнцу, что ее песня самая красивая…

— Мы поздравить тебя хотели, такая честь, такое счастье, — сияла фальшивой улыбкой Нинетта, уже готовая забыть про то, что «проклятые лживые нищие северянки» недостойны сидеть рядом с ней за одним столом.

Теперь же надо было выслужиться перед будущей женой лорд-маршала, вдруг пригодится? И ей можно было простить северное происхождение и много чего еще.

— Да, это настоящее чудо, выйти замуж за лорда-маршала, — подпевала ей Лилиан, вдохновенно теребя красную ленту в черной косе.

— Мы же видели его на службе в прошлом году. Какой он красавец! — мечтательно закатила глаза Инес, еще вчера презрительно морщившая нос при взгляде на Ари.

— Он очень красивый, да! И богатый, хватит денег на любой каприз. А какие у них семейные украшения — лучшие ювелиры Малессы всегда работают на них. Его кольцо на службе — их шедевр. Помните же — ажурная змея с бриллиантовыми чешуйками, — помешанная на украшениях Гринетт впала в настоящий экстаз, зажмурилась и прижала пухлые ладошки к груди. — Представьте себе, мать лорд-маршала на приемы каждый раз надевала разные комплекты — то ожерелье и диадему… невероятные, казалось, что на золотых цепочках просто сидят живые бабочки… Еще потрясающий ансамбль из миниатюрных  алых роз… На каждом бутоне росинка из бриллианта…

— Да что там украшения? — перебила ее Нинетта. — Какие наряды им шьют! Из редких тканей…

— А замок у них какой! Говорят, намного шикарнее королевского… — Лилиан тоже не захотела остаться в стороне.

Ари даже немного поверила им. Нет, не в их намерения и пожелания, они были лживы и неискренни. Просто было очень приятно, когда на нее смотрели с таким восхищением и подобострастием бывшие враги. Она злорадно взглянула на них и даже немного улыбнулась. Так ведь и будет впредь, никто не посмеет обозвать невесту лорд-маршала побирушкой, все станут лебезить, бояться ее немилости. И все благодаря мужу… Которого она даже не видела.

— Но ты почему-то не рада? Ты что, плакала? — Появившиеся из боковой галереи Аннунциата и еще несколько девочек оттеснили восторженных поклонниц. — Немудрено, учитывая, какие слухи ходят о твоем будущем муже. Но почему ты им веришь? Да, про его отца говорили, что он больше всего любил наблюдать за пытками, и это очень похоже на правду, вспомни хотя бы, что они сделали с братом бедняжки Бейтрис. Оставили умирать смертельно раненого, мучиться от раны в животе, а они сели пировать рядом, не убрав тел из главного зала. Еще издевались, наверное.

Бейтрис всхлипнула, Ари сжала руку подруги и посмотрела на Аннунциату. Да, она должна была бы вцепиться в это ангельское личико сердечком с огромными голубыми глазами и пухлыми губками. За этой маской доброго ангела скрывается та еще лиса, опасная, злая и голодная. Такая же напала на них с Бастьеном на болотах, когда они заблудились…

Сейчас бы сказать что-то грубое, хотя бы напомнить Аннунциате, что родители сбагрили ее в монастырь, потому что она позорила семью — как говорили, строила глазки сразу троим — богатому лавочнику, конюху и троюродному дяде. И на вопрос, насколько это все было невинно, так никто и не ответит.

Нет-нет, нельзя. Недостойный аргумент. Ари же не «крестьянское отродье», не пристало ей вести себя так, как они хотят. В конце концов, этикету Ари учили. Все же замерли и ждут, что сейчас эта «нищенка, оказавшаяся среди аристократов случайно, как свинья, зашедшая в тронный зал» покажет свою природу. Аннунциата точно ждет, чтобы потом фальшиво ужасаться, что лорд-маршал захотел взять в жены крикливую склочную крестьянку. Мол, Аннунциата к Ари со всей душой, а она... Конечно, было бы чудесно, если бы слухи о ее неблагородной природе дошли до «жениха» — да даже до короля — и он отменил бы свадьбу… Но этого не будет, поэтому нечего радовать «подруг».

Ари как-то забыла, что встретит не только восторженное лживое восхищение, —противное, липкое, но безобидное. Будут еще попытки оскорбить и унизить, вот такие — прикрытые вроде как сочувствующим взглядом и искренними добрыми намерениями. Об этом она подумает после, в своей комнате, без назойливых свидетелей.

Ари вздохнула и вежливо ответила:

— Ну что ты? Как можно верить слухам? Зачем пятнать честное имя благородных людей нелепыми баснями? Я уточню у моего супруга, что случилось с братом Бейтрис, упомяну, что ты уверена, будто его отец пытал пленных и наслаждался их стонами… думаю, он должен знать, как порочат наше семейное имя. Или… зачем ждать? Сейчас же пойду к матушке Имельде и спрошу, как она могла одобрить мой брак с настоящим исчадием ада.

Она слегка поморщилась — будь ее воля, она бы никогда не произнесла этих слов — «наше семейное имя», надо же! Внутри все кипело — и от отвращения к Лингрэму, и от ненависти к этим «милым подругам». Но они-то и не подозревают, что аббатиса одобрила бы любой брак. Если бы они знали, что Ари продали из-за ее владений, то вряд ли вели бы себя так подобострастно. Они завидуют.