Дети Солнца (СИ) - "Гаранс"

У себя в комнатушке Флавий залез в холодную постель и натянул на нос колючее покрывало. Ночь проходила, а он всё таращился в потолок. И знал, что Магда тоже не спит. Вот как, значит, ее любовь к Растусу и магический обряд кор нексум (4) не перешиб? И ведь Флавий знал, что она по-прежнему неравнодушна к патрону, но считал, что это постепенно пройдет. Был слишком самонадеян? Он не считал, что виноват в этом. В конце концов, кому приятно думать, что он для своей женщины не самый лучший из мужчин?

А Растус привязывается к людям намертво. И кем будет при них Флавий? Кусок ткани между двумя магнитами. Прокладка.

Несмотря на все свои познания в медицине Флавий не продержался бы на своем месте при Растусе без Магды. Но много ли теперь стоит это место? Растус — изгнанник, и вряд ли у него получится вернуться в империю иначе чем в цепях.

Заснул Флавий только под утро и встал мрачный, не выспавшийся. Посетил цирюльника, потом зашел к девочкам Артуса, и они как следует промяли ему спину. Вокруг Артуса вечно крутились девки, куда бы либертинов ни заносило. Он щедро одаривал их, но сам никогда не пользовался. Зато товарищи были ему благодарны.

Влюбленные взгляды и вздохи девиц вернули Флавию уверенность в себе, помазали бальзамом воспаленную душу. Да, он всё еще хорош. Дивно хорош. У него тренированное тело гимнаста, яркое лицо южанина, где к основной породе подмешана толика древней восточной крови. У него выразительные глаза, в меру наглые, в меру умные — как раз такие, как нравятся женщинам.

Флавий холил и лелеял себя, и ему нравилось, что эти его труды замечают и ценят высоко. Жаль, что его труд врача оценивают ниже, чем могли бы.

Магда не выходила из головы. Флавий никогда столько не думал о других людях. И зачем он пошел на этот обряд? Соединение душ, связь сердец. Кор нексум. Да, престижно, для истинных нобилей. Только хлопотно. По правде говоря, тогда он не слишком верил в этот кор нексум. Не знал, на что идет. Магде хотелось этого самого единения, так почему бы не уступить ее желанию? Лучше бы они оставались любовниками. Любовницу можно бросить, если она пригласит к вам в постель третьим вашего патрона.

Флавий продержался три дня, измучился сомнениями и решил посоветоваться со жрецом Маркусом.

Жрец занимал двухэтажный каменный дом в три окна по фасаду, между казармами и крепостной стеной. Считалось, что он в уединении общается с божеством. Беспокоить его позволялось только нобилям.

По комнатам и переходам крепости гуляли сквозняки, холод забирался под меховую накидку, пронизывал до костей. А у Маркуса веселилось в очаге пламя, пол устилали толстые ковры, и морозный воздух не сочился сквозь ладно пригнанные оконные рамы. Сюда стоило зайти хотя бы для того, чтобы согреться.

Маркус даже не поднялся с кресел, чтобы поприветствовать гостя. Но и гость ограничился дежурным поклоном, тогда как перед жрецом Солнца надлежало падать ниц.

Либертины называли Маркуса своим знаменем и противопоставляли прочим жрецам — лживым бездельникам, прячущим от народа благословение Солнца. Но Флавий не видел разницы. Не превозносить же человека только за то, что он ограбил собственный храм и присягнул на верность мятежникам-либертинам?

— С чем пришел? — спросил Маркус.

— Я хочу, чтобы разговор остался между нами, — сказал Флавий, без разрешения придвигая кресло к очагу. Он повесил плащ на спинку кресла, засучил бархатный рукав и снял с предплечья золотой браслет: змейка, свернувшаяся в кольцо. Такие обычно кусают себя за хвост, но у этой вместо хвоста была вторая пасть. Пасти скалились друг на друга, и между крошечными зубками оставался просвет с ячменное зерно.

Жрец поднял брови.

— Что это?

— Разве не видишь? Медиатор.

Жрец повертел браслет в руках, погладил змейку по спинке.

— Вижу, да. Он активирован. Поздравляю, Муций Флавий. С кем ты сочетался обрядом кор нексум? И когда успел?

— Я уже больше года связан с Магдой. А она хочет вернуться к Растусу.

Маркус отдал змейку так поспешно, словно она вот-вот укусит. Голос и взгляд у него стали такими неприязненными, словно Флавий признался в преступлении.

— Вот оно как. Ну… А я чем могу помочь?

Флавий молчал, понимая, что этим вопросом собеседник не ограничится.

Маркус нервно постучал толстыми пальцами по подлокотнику и продолжил, понизив голос:

— Сам понимаешь, это дело закона, а закон у нас — Растус. И раз ты скрывал от него, что вы с Магдой нексумы, в случившемся только ты и виноват. Даже не знаю, как будешь выкручиваться.

Флавий давно подметил, что верхушка либертинов усвоила одинаковую манеру разговора. «Выкручиваться»! Сборище проныр, и жрец среди них — первый. Впрочем, Флавий не считал, что сам он чем-то лучше.

— Я пришел узнать: нельзя ли как-нибудь расторгнуть нашу связь с Магдой? Может, есть исключения, какие-то лазейки? Хоть что-нибудь?

— Расторгнуть? Связь? Ну… Попробуй. Помнишь Октопуса?

Флавий помнил. Год назад в Лукке либертинам пришлось вылавливать свирепого убийцу — местного нобиля по имени Октопус. В подвале его дома они нашли мумифицированные головы жертв. Он успел собрать внушительную коллекцию… Октопус был известен как хлебосольный хозяин и хороший друг. Когда умер побратим, связанный с ним обрядом кор нексум, он выгнал домочадцев, заперся и никому не показывался. Все думали — отправился следом за нексумом, как чаще всего и бывает. Но Октопус остался жить. Только сошел с ума.

Когда погибает нексум, от тебя отрывают половину. В груди образуется дыра. Октопус пытался ее заткнуть, разделывая людей заживо. И протянул довольно долго.

Флавий поморщился.

— Я не собираюсь убивать Магду, я просто хочу расторгнуть связь. Ведь браки расторгают. Нельзя ли то же сделать с «браком на небесах»? Ты сам говорил, что кор нексум — синхронизация телесных и душевных процессов, выполняемая с помощью Крови Солнца и медиатора. Не больше.

— Ну, говорил. Свяжешься с либертинами — сам начнешь кощунствовать. — Трепаться можно о чем угодно, пока тебя не ставят перед фактом. Перед мощью божества. Что против него люди? Даже посвященные? Даже жрецы? — он потер переносицу, словно смущенный пафосом собственных слов, но закончил по-прежнему торжественно: — Чем бы ни был кор нексум, связь разорвать невозможно.

Флавий предполагал подобный ответ, но не хотел сдаваться.

— Это ты так думаешь или это общее мнение жрецов?

— Ну какое общее мнение? Хочешь, походи по храмам, поспрашивай. Но знаешь, что? Меня называют сумасбродом, кощунником, проповедующим свободное общение с божеством. И уж если я не вижу выхода… Ну, попробуй найти кого-нибудь сумасброднее меня. И в конце концов — разве всё это не к лучшему? Тебе не бросить Магду, но и ей не бросить тебя. И чем ближе она к патрону, тем ближе к нему и ты. Лови момент — из этого положения ты можешь выйти с людьми, землями и средствами. Составишь конкуренцию Артусу…

Уподобиться Артусу, потомку славного рода, давшего империи блестящую плеяду полководцев? О таком Флавий мог только мечтать. И разве не ради такой мечты он примкнул к либертинам?

— Я хочу себя уважать, — сказал Флавий.

Маркус рассмеялся:

— Да ладно! Возьми с полки бутыль, там ниорийское. Наливай полную, и мне плесни. И я с удовольствием послушаю о твоей чести.

Флавий наполнил тяжелые серебряные кубки. Один передал Маркусу, а с другим вернулся в кресло. Маркус любил красивые дорогие вещи. В переездах его сопровождали пять подвод, и храмовые амулеты занимали там не так уж много места. Остальное — предметы роскоши. Флавий пытался подражать такому умению устраиваться в жизни, но, чтобы сравниться с Маркусом, нужны особый талант и полное отсутствие совести.

— Знаешь, что? — сказал Флавий. — Я с большой охотой пошел бы к тебе помощником, ведь после победы либертинов Растус во всех храмах насажает своих жрецов.

— После победы либертинов каждый станет жрецом и будет получать от Солнца столько благ, сколько захочет, — ответил Маркус, по-кошачьи сощурившись. — Ты что, разве не слышал, что обещает своим людям Растус?