Слеза - Лорен Кейт

Доктор Лэндри прочистила горло.

Эврика уставилась на подвесной панельный потолок.

— Вы в курсе, почему я здесь.

— Я бы хотела услышать, что ты скажешь об этом.

— Жена моего отца.

— У тебя проблемы с мачехой?

— Рода договорилась о приеме. Вот почему я здесь.

Лечение Эврики стало одной из целей жены отца. Первой был развод, затем нужно было оплакать смерть её матери, а теперь разобраться с попыткой самоубийства. Дианы не было, некому было вступиться за Эврику или позвонить и уволить врача. Эврика представила, как в возрасте восьмидесяти пяти лет все также беседует с доктором Лэндри, не менее взвинченная, чем сейчас.

— Я знаю, что потеря матери была тяжелым испытанием, — сказала Лэндри. — Как ты себя чувствуешь?

Эврика сфокусировалась на слове «потеря», как будто её и Диану разъединила толпа, и они скоро воссоединятся. А потом, взявшись за руки, отправятся к ближайшему портовому ресторану за жареными моллюсками, и все станет по-прежнему, будто они никогда не разлучались.

Этим утром за завтраком Рода отравила Эврике сообщение: «Доктор Лэндри, три часа». Она могла по гиперссылке отправлять информацию о приемах на календарь в её телефоне. Когда Эврика кликнула на адрес больницы, меткой на карте обозначилась Мейн Стрит в Нью-Иберии.

— Нью-Иберия? — её голос сорвался.

Рода проглотила какой-то мерзкий на вид зеленый сок.

— Подумала, тебе это понравится.

Нью-Иберия был городом, где родилась и выросла Эврика. Это место она все еще называла домом, где она жила с родителями, и её жизнь не была разрушена, пока они не разошлись, пока её мать не уехала, а уверенная походка отца не стала шаркающей, как клешни голубого краба в «Викторс», где отец был шеф-поваром.

Все это случилось примерно тогда же, когда бушевал ураган Катрина, а на подходе была Рита. Старый дом Эврики все еще стоял — она слышала, что там сейчас живет другая семья, но после ураганов отец не захотел вкладывать время и душу в его восстановление. Поэтому они переехали в Лафайетт в пятнадцати милях и тридцати световых годах от дома. Отец получил работу повара линии раздачи в «Приджинс», который был большим рестораном, но не таким романтичным как «Викторс». Эврика меняла школы, и это выматывало. Еще до того, как Эврика узнала, что её отец порвал отношения с матерью, они вдвоем переехали в большой дом в Шейди-Секл. Он принадлежал властной женщине по имени Рода. Она была беременна. Комната Эврики находилась дальше по коридору от будущей детской.

Так вот, Рода. Эврике не понравилось, что приемная врача находится на пути из Нью-Иберии. Как она может успеть приехать к врачу и вернуться вовремя к моменту встречи?

Встреча была важна не только потому, что Еванджелина соревновалась с соперником — средней школой Мейнор. К сегодняшнему дню Эврика обещала тренеру принять решение останется ли она в команде. Еще до смерти Дианы её назначили старшим капитаном. После несчастного случая, когда она уже физически окрепла, друзья умоляли её принять участие в летних забегах. Но в тот единственный раз, когда она попыталась, ей хотелось кричать. Ученики из младших классов протягивали стаканы с водой, которые опустошались до капли. Тренер приписала низкую скорость Эврики гипсу, сковавшему запястья. Это была ложь. Сердцем она не участвовала в соревновании. Она не была с командой. Её сердце осталось в океане с Дианой.

Когда она приняла таблетки, тренер принесла воздушные шары, которые выглядели нелепо в стерильной психиатрической палате. Когда закончатся часы для посещений, ей даже не позволят их оставить.

— Я ухожу, — сказала ей Эврика. Её смущало, что её видели с привязанными к кровати лодыжками и запястьями. — Передай Кэт, что она может занять мой шкафчик.

Тренер печально улыбнулась, вероятно, полагая, что после попытки самоубийства решения девушки имели мало веса, как и предметы на Луне.

— Я прошла через два развода и борьбу моей сестры с раком, — сказала она. — Я это говорю не потому, что ты — одна из самых быстрых в моей команде, я это говорю, потому что, возможно, бег — то лекарство, которое тебе нужно. Приходи ко мне, когда почувствуешь себя лучше. Мы поговорим о шкафчике.

Эврика не знала, зачем согласилась. Может быть, ей не хотелось никого обижать. Она обещала вернуться в форму до сегодняшней игры с Мейнором, попытаться еще раз. Она любила бегать. Она любила команду. Но все это было раньше.

— Эврика, — окликнула Лэндри. — Можешь рассказать, что ты помнишь о несчастном случае?

Эврика изучала чистый холст потолка, будто он мог дать ей подсказку. О несчастном случае она помнила так мало, что даже не было смысла открывать рот. На дальней стене приёмной висело зеркало. Эврика подошла и встала перед ним.

— Что ты видишь? — спросила Лэндри.

Черты девушки, которой она была раньше. Все те же чуть оттопыренные уши, за которые она заправляла волосы, все те же темно-голубые отцовские глаза, все те же брови, которые густо зарастали, если их не выщипывать ежедневно — все по-прежнему здесь. И еще до встречи с врачом, мимо неё на парковке прошли две женщины возраста Дианы, и они перешептывались: «Её собственная мать не узнала бы её сейчас».

Это было лишь выражение, как и множество других в Нью-Иберии применительно к Эврике: «Она может поспорить с Китайской стеной и победить». «Невозможно извлечь музыку из предмета, замазанного клеем». «Бежит быстрее, чем измотанный неудачник на Олимпийских играх». Проблема с выражениями была в том, как легко они сходили с языка.

Те женщины думали на самом деле не о Диане, которая узнала бы свою дочь везде и всюду вне зависимости от обстоятельств.

Тринадцать лет, проведенных в католической школе, говорили Эврике, что Диана наблюдает за ней с небес и узнает её. Она бы не возражала против картинки уничтоженного дерева Джошуа на футболке под школьным кардиганом её дочери, против изгрызенных ногтей или дырки в её клетчатых парусниках на месте большого пальца левой ноги. Но не против волос.

За четыре месяца, прошедших после несчастного случая, волосы Эврики прошли путь от девственно русых до русалочьих рыжих (естественный оттенок волос её матери), а потом обесцвеченных (идея её тети Морин, владелицы салона красоты), и цвета воронового крыла (который должен был подойти, в конце-то концов). А сейчас её шевелюра росла с интересным амбре. Эврика пыталась смешаться со своим отражением, но её лицо выглядело странно, как комедийная маска, которая висела на стене театрального класса